Такое дело — жить

14 декабря иркутскому поэту Ростиславу Филиппову исполнилось бы 80 лет…

В моей жизни Слава Филиппов появился в самый нужный момент. Так бывает. Уже несколько лет в Восточно-Сибирском книжном издатель­стве лежала моя рукопись первой книги. Наверное, пылилась бы там еще долго. Но тут на мое счастье из Читы в Иркутск приехал Ростислав. Его назначили главным редактором издательства, и он, не мешкая, сразу же начал разгребать завалы, оставленные его предшественником. Филиппов посмотрел, что лежит в портфеле издательства, позвонил мне домой с предложением встретиться. И тут же от него я узнал, что он намерен издать мою книгу. Можете представить, что значило для меня его решение.

Думаю, что те годы были лучшими в его жизни и жизни Восточно- Сибирского книжного издательства. Те планы, с которыми Слава приехал в Иркутск, начали воплощаться в жизнь. На прилавках магазинов появились «Литературные памятники Сибири», серия о декабристах, современная сибирская повесть. Эти книги, в том числе молодых авторов, стали визитными карточками книжного  издательства. Изданные в Иркутске книги расходились массовыми тиражами, их разыскивали, заказывали даже из Москвы, Киева, Ленинграда. В одночасье Филиппов стал заметной фигурой в культурной и общественной жизни города.

Потом мы некоторое время жили в одном доме, частенько засиживались за разговорами, по вечерам жарили карасей, вместе сколачивали рассохшийся пол в его квартире. Кстати, он по-житейски просто смотрел на квартирный уют, на все последующие евроремонты. Главным для него был уют в душе, чтобы рядом был интересный собеседник. И возможность заниматься любимым делом.

Когда терял жену и друга,
Когда горел мой алый флот,
Я все равно упрямо думал:
Меня поэзия спасет.

Ну а когда он брал в руки гитару! Даже сам Булат Окуджава, приезжавший в Иркутск, признавался, что Ростислав исполняет его песни лучше самого автора.

— «Виноградную косточку в теплую землю зарою», — склонившись над гитарой, проникновенно пел Слава. Но лучше всего у него получались гусарские и народные песни:

Как пели мы легко и длинно
Под вечер около ручья:
«Скакал казак через долину,
Через маньчжурские края».

Особенно проникновенно он пел песню на стихи Ивана Бу­нина «Одиночество»:

Сегодня идут без конца
Те же тучи — гряда за грядой.
Твой след под дождем у крыльца
Расплылся, налился водой.
И мне больно глядеть одному
В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:
«Воротись, я сроднился с тобой!».
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила — и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить…
Хорошо бы собаку купить.

Как и все большие поэты, Слава был раним, он не терпел, когда кто-то хотел прибрать или приспособить его под себя, под свой образ жизни. И здесь было неважно, был ли это мужчина или женщина.  Если он замечал или ощущал это, то реакция была немедленной. Таких людей он быстро ставил на место или вычеркивал из своей жизни.

«Мы все родом из детства», — говорил летчик и писатель Ан­туан де Сент-Экзюпери. В детстве Слава Филиппов мечтал стать, как он сам говорил, «влатарём», таким, как Лев Яшин. Но стал по­этом. Он был широко образованным человеком, пообщаться и подружиться с которым мечтали многие. Он любил русский хоккей, и когда мы приезжали в Москву на писательские пленумы, то частенько бывали в гостях у многократного чем­пиона мира, тренера сборной страны Вячеслава Соловьева. Он дружил с известными актерами, режиссерами, деятелями культуры. Иркутские поклонники «Паровоза», так ласково назы­вал иркутский «Локомотив» Слава, частенько видели его на ска­мейках стадиона «Труд» во время домашних матчей любимой ко­манды.

Как же здесь не вспомнить встречи со знаменитой командой московского «Динамо», сборной Советского Союза, которые проходили в Союзе писателей. Частыми гостями Дома литераторов были игроки иркутского «Локомотива» и футболисты иркутской  «Звезды». В свою очередь, большими поклонниками творчества Ростислава были тренеры Сергей Муратов и Борис Серов. Любил Слава ездить в гости в Белореченск к генеральному директору Усольского  свинокомплекса — забайкальцу Илье Алексеевичу Су­марокову, которого он уважал за открытость, добросердечность и государственный ум.

А театралы с удовольствием читали его газетные статьи после просмотра очередной премьеры. Филиппов делал это, как всегда, умно и изящно. На те литературные вечера, которые проводил Слава, публика, как говорится, валила валом. Знали, это будет не­стандартно, познавательно и весело.

Именно при Филиппове, когда он возглавлял Иркутское от­деление Союза писателей России, литераторы стали выезжать в отдаленные уголки области. До сих пор жители Ербогачёна, Ма­мы, Бодайбо, отдаленных золотых приисков с удовольствием вспоминают те давние встречи с иркутскими поэтами и прозаика­ми. На эти встречи с писателями старшеклассницы приходили в нарядных платьях и с красивыми прическами. А после ребята подолгу не отпускали литераторов, задавали вопросы, советовались, передавали рукописи своих первых стихов и очерков.

В Иркутске, Ангарске, Братске, куда мы выезжали чаще всего, были уже совершенно другие ребята: ироничные, глухие и скептически настроенные ко всему, что окружало их. Тогда мы еще не знали, что именно из этих молодых скептиков и нигилистов вырастет та критическая масса, которая будет крушить и сносить устои государства, имя которому было Советский Союз. 

Помню, когда в начале девяностого года Филиппова выдвинули кан­дидатом в депутаты, он сказал:

— Если меня знают как поэта и доверяют, то проголосуют. А если нет, то зачем тратить попусту время? Проголосовали, но, к сожалению, за крикуна и популиста, модного по тем временам «демократа» из Академгородка, имя которого сегодня не вспомнит даже самый скрупулезный статистик. А уж Филиппова на всех демократических митингах и собраниях поносили как консерватора, «темную силу» и гэкачеписта. Где вы ныне, самые честные и передовые, несущиеся галопом  в американский рай? Схватили то, чего не строили и не наживали, и скрылись, кто за «бугром», а кто в своих особняках за железным забором. Ростислав Владимирович остался с обманутым народом.

Поэту дан дар предвидения. Именно тогда, в начале девянос­тых годов, Филиппов увидел и предугадал, что ожидает доверчи­вый народ, которого в очередной раз обводили вокруг пальца.

Вот мужчина. Не болезный вроде,
да понурив голову сидит.
Это я сижу. В отцы не годен.
Тот отец, кто дочку защитит….
Кто тебя укроет и спасет?
Вот сидит, уныло взгляд ломая
об углы немытого жилья,
женщина. Ты говоришь ей: «Мама!».
То, скорее, мачеха твоя.
Спи, малыш.
 Я плачу от бессилья.
 Дым —  вонюч. Дорога —  грязь.
А люди — свалка жадных глаз и нечистот.

Что же, доченька, с тобою будет? 
Ты во сне не вздрагивай. Хотя
Снова будет темная Россия
За окном пугать мое дитя.
Наглая, торгашная, блатная,
Жадная до денег и питья.
О другой России мало знаю.
Только вижу — это вот моя.
И молчу я. И мечтать не смею,
Что иное время настает.
Что с румяной девочкой моею
Новая Россия подрастет.

Свой лесной домик в Култуке он просто обожал. Приезжал, варил борщ и потом уходил в огород, садился на чурку, смотрел на ботву, на синее байкальское небо.

Именно там, в Култуке, появились его шутливые огородные стихи:

Посажу я утром рано
Армянина Укропяна.
А потом сади, рука,
Да на всю катушку,
Украинца Буряка,
Русского Петрушку,
Не обижу и еврея —
Удалого Сельдерея.

В жизни Ростислава Филиппова было много встреч с разны­ми людьми. Человеческие отношения — это улица с двусторон­ним движением. К тебе идут, и ты идешь навстречу. Ты берешь от людей что-то полезное и, возможно, сам что-то даешь. Слава при­тягивал к себе людей, как высокий дуб кроной, прикрывая их сво­ей душой. Посидят поговорят о разном, и на душе каждого ста­новилось светлее и спокойнее.

Слава, бывало, раздражался. Это когда сталкивался с плутами и проходимцами от литературы. Но обычно был душевно шедр, беззащитен и нежен. Достаточно прочитать его стихи, посвящен­ные женщинам, которые занимали особое место в его жизни.

О, ты всегда красива и добра.
Не может быть, чтоб ты забыть сумела,
Как мы с тобой сидели у костра,
А голубое небо вечерело.
Уже я знаю: жизнь мне удалась.
И счастлив тем, что у ее предела
С печалью вспомню этот нежный час,
Когда ты у костра со мной сидела...

И особенно проникновенно он написал о матери. Казалось бы, простые стихи, выражающие его отношение к ушедшей в мир иной:

По узбекскому небу ярко солнце бежит.
А в узбекской земле моя мама лежит.
У могилы ее — два цветка полевые.
Рядом Шелковый путь протянулся в Россию.
Часто вижу во сне: под луной, молодая,
Ходит мама но шелку, невесомо ступая.
После этих строк горло перехватывает...

В начале девяностых, когда  почти все возлюбили вдруг бывшего первого секретаря Свердловского обкома партии, Филиппов скажет о тех, кто побежал по митингам клеймить своих несговорчивых соседей, ругать Филиппова, который не в пример многим занял прямо противоположную позицию.

— Ну что скажешь? — смеялся Филиппов. — Кого Господь хочет наказать, то в первую очередь отнимает у них разум. — И приводил слова Александра Сергеевича Пушкина: «Меня обманывать не надо, я сам обманываться рад».

Позже у него  я прочту иронические стихи, где он с присущим ему сарказмом отозвался о тех, кто эталоном считал жизнь за бугром.

По бокам — два теплых берега.
И два века — тишины.
Хороша страна Америка!
Остальные — не нужны.
Нет, еще нужна Германия,
Пиво там — сплошной восторг.
Несмотря на то что мания
На прогулки. На Восток.
Вообще, нужна и Франция.
Там духи и мармелад.
Неплохая ресторация.
И девицы напрокат.
Даже Англия дебелая
Нам нужна, поскольку тут
Все язык английский делают
И по свету продают…
В эти страны иностранные
Мы желаем уезжать.
А Россия — бесталанная.
Даже нечего сказать.

Напишет он и такие строчки:

Ноне уж давно не митингуют,
а торгуют все наперебой.
Верой очень прибыльно торгуют.
Родиной. Друзьями. И собой.

Слава умел дружить, поддерживая начинающих, друзей, которых у него было много. Подобной ему фигуры в сибирской, да и не только сибирской литературе не было и, думаю, не скоро по­явится. Об этом при нем и даже после него как-то не было приня­то говорить. Но лучше всего о себе он сказал сам в своих стихах.

Потребуется — буду я солдат.
И до последнего, как говорится, вздоха.
Работаю неплохо, говорят.
Да я и сам уверен, что неплохо.
Какой я друг — не мне о том судить.
Быть может, и не очень-то хороший.
Но тех, кто мне доверился в пути,
Я не бросал. И никогда не брошу.

Валерий Хайрюзов, специально для «Байкальских вестей».

На фото: В иркутском отделении Союза писателей.
Слева направо: Евгений Суворов, Ростислав Филиппов,
Валерий Хайрюзов, Владимир Жемчужников, Владимир Соколов.
1988 год