Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

По-прежнему в строю!

23 ноября, 2015

К 100-летию Александра Александровича Ежевского

100.jpg

Отшумели юбилейные дни и многочисленные публикации. Казалось бы, уже ничего нельзя добавить к изученному вдоль и поперек образу легендарного земляка, который около четверти века проработал в правительстве Советского Союза и управлял производством и ремонтом сельскохозяйственной техники. Именно по его инициативе было создано «государство в государстве» — могучая империя «Союзсельхозтехника», обслуживающая все колхозы и совхозы от Средней Азии и до Камчатки.

Но легендарность последнего министра СССР еще и в том, что свои сто лет  он отмечает не только в добром здравии,  но и в должности главного научного сотрудника НИИ. Причем не просто получает зарплату за былые заслуги, а ездит по российским и зарубежным выставкам, готовит отчеты и даже пробует новую технику, как говорится, на зуб.

В этом году в Ростове, испытывая новый комбайн, он убрал более двух гектаров пшеницы. Поражает и то, что в выходные дни аграрный патриарх проходит по десять километров по любимым московским улочкам либо по тенистым улочкам Подмосковья, а зимой дружит еще и с лыжами. «Движение, дыхание, добрые дела, диета и… — с лукавой улыбкой иногда добавляет Сан Саныч, — девушки — главные виновники долголетия».

Сказанное выше – это краткое вступление для тех, кто не читал о легендарном министре. А рассказать же я хочу хотя бы немного о том, что скрыто за скупой черточкой между двумя датами его жизни, разделенными четырьмя годами: 1947—1951. И не потому мне интересны эти две даты, что в одну из них родилась моя сестра Ирина, а во вторую я сам. А потому, что в эти годы водителем у тридцатидвухлетнего молодого человека, впервые получившего директорский пост, работал мой старший товарищ, а в будущем бессменный главный инженер Иркутского радиозавода имени

50-летия СССР Рэм Михайлович Манн — заслуженный машиностроитель СССР, кавалер ряда орденов и медалей канувшей в небытие страны.

От него-то глубокой предновогодней ночью 1975 года, когда девятитысячный коллектив завода с огромным напряжением вытягивал государственный план и все начальники цехов, в том числе и я, самый молодой из них, были на рабочих местах, довелось мне услышать небольшую повесть из жизни А.А. Ежевского.

Часа в три ночи в мой просторный кабинет начальника крупнейшего механического цеха, где я с несколькими мастерами и с замом по производству обсуждал изготовление последних деталей для сборочного цеха, в котором на шасси грузовых ГАзов и «Уралов» монтировались предназначенные для армии передатчики, неожиданно вошел главный инженер. Он не торопясь поздоровался за руку с ночными «штурмовиками», внимательно посмотрел на мой старый, но добротный деревянный письменный стол с зеленым сукном и огромным листом пластигласа, бережно закрывающего зеленое поле стола. Затем слегка улыбнулся, как будто вспомнил какую-то историю, и пригласил меня пройтись с ним в сборочный цех. Дорогой мы обсуждали реконструкцию моего цеха, где трудились  шестьсот человек.

200.jpg

Уже в сборочном цехе, покончив с производственной темой и дав нагоняй начальнику за включенные прямо в помещении двигатели десятков машин, Рэм Михайлович вдруг вспомнил про мой письменный стол и поинтересовался, знаю ли я, что уже более полугода как мне повезло восседать за письменным столом, которому уже более двадцати пяти лет. Я, конечно же, не знал, да, признаться, и не очень-то интересовался не только историей стола, но и историей завода. Выполнение плана любой ценой требовало день, а нередко и ночь огромного напряжения и занимало все мои мысли. Но самого уважаемого на заводе руководителя я, молодой в ту пору специалист, недавно с ленинской стипендией закончивший политех, слушал внимательно, не проронив ни слова.

— Завод — начал рассказ немолодой уже главный инженер, — единственное место моей работы,  но по трудовой книжке у меня за плечами как бы три разных завода: авторемонтный, где я начинал свой трудовой путь автослесарем и водителем, автосборочный и завод радиоприемников.  По сути же это одно предприятие, которое постоянно строилось и перепрофилировалось. В годы войны и в первые послевоенные годы я ездил на автомобиле с газогенераторной установкой, топливом для которой служили обычные дрова. Не удивляйся, «газгены» не были советской экзотикой, к 1941 году только в Германии их число достигало трехсот тысяч, а в Европе в целом около полумиллиона. А еще любопытнее то, что «дровяные» автомобили стали появляться и на современных европейских автодорогах.

— Но главное, конечно, не в автомобилях, — продолжал вспоминать Рэм Михайлович, — а в том, что возил я на нем первого директора автосборочного завода, будущего легендарного министра сельскохозяйственного и тракторного машиностроения А.А. Ежевского. Не знаю, сколько ему суждено прожить лет, но это был человек с огромным запасом жизненных сил и культуры.

Его любимым занятием для отдыха были не перекуры и бесконечные чаи и кофе, как принято сейчас, а борьба с грузчиками, причем он практически всегда побеждал здоровенных детин, несмотря на свое среднее телосложение. Едем с ним, бывало, среди строящихся и работающих корпусов. Вдруг директор, увидев, что стоят и перекуривают грузчики, командует остановку. Подойдет, поздоровается, пошутит, посмеется и пригласит, чтобы выдвигали ему соперника. Выйдет детинушка. Ну, думаю, все, плакал авторитет шефа. Но ловок он был в борьбе и страшно напорист, как, собственно, и в работе, и в пляске, всех побеждал. Но особенно интересно, как заметили молодого, талантливого  директора из Сибири аж в самой Белокаменной и вскоре двинули на крупнейшее предприятие Советского Союза — директором Алтайского завода, Ростовского завода сельскохозяйственного машиностроения «Ростсельмаш», а потом и в министерство.

Как-то он три дня подряд не мог попасть на прием к заместителю министра. Наконец, секретарь пожалела молодого, обаятельного директора и попросила своего шефа, чтобы пригласили его в автомобиль, и дорогой он изложил свои заводские беды. Надо же было случиться, что замминистра направлялся как раз на корпоративный, как теперь говорят, праздник. Во время поездки своей эрудицией, знанием дела, а главное, неожиданной для жителя «медвежьего края» интеллигентностью Ежевский произвел на него столь сильное впечатление, что был приглашен на гулянку. Министерский начальник решил «угостить» гостей, включая и самого министра, экзотикой и показать, что в сибирской глубинке не только тайга и медведи, но есть еще и молодые, толковые, симпатичные директора. Но высокий начальник не знал, что наш земляк к тому же прекрасно танцует, поет и выступит не только собеседником, но и организатором веселья министерского бомонда и их вначале чопорных, а позже восторженных жен.

Здесь-то и развернулась во всю удалую вторая сторона дарования «добра молодца». Не зря когда-то он по совместительству выступал в цирке с чечеткой и даже преподавал танцы. Особенно силен Ежевский был в русской пляске, цыганочке, лезгинке. Мог выступить в роли галантного кавалера, повести сановитых дам и в танго, и в фокстроте, и в вальсе. В общем, ему так удалось завести компанию, что многие, в том числе и министр с супругой, неожиданно для самих себя повеселились до утра. 

Разудалого сибиряка крепко запомнили, и вскоре он стал директором Алтайского завода, а позже «Ростсельмаша». Но  директором крупнейших предприятий Сан Саныч задержался на три года и был назначен заместителем министра автомобильного, тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. Злые языки, правда, болтали, что стремительному взлету его способствовала очарованная талантами молодого сибиряка жена министра. Но пусть это будет на совести сплетников.

300.jpg

Учился и сутками вкалывал наш директор ничуть не хуже, чем отбивал чечетку. В общем, талантливый руководитель. Таких глыбищ встречать по жизни больше не довелось. Не зря впоследствии, когда Ежевский стал министром, его каждую неделю принимал сам председатель правительства А.Н. Косыгин. Того на чечетке не проведешь. У него был нюх на выдающихся руководителей. Не зря Сталин, также лично знавший нашего земляка, говаривал: «Кадры решают всё».

— Выше его из иркутян, — продолжил главный инженер, — поднимался разве что наш земляк космонавт Б.В. Волынов, но четыре ордена Ленина вряд ли есть и у него. Уверен, что с годами и наш завод удастся назвать именем А.А. Ежевского. Все же он и директор первый, и по достижениям жизненных высот тоже первый в Иркутске. А что касается твоего стола, то тебе повезло. Помню, как он новенький стоял в 47—51-м годах в кабинете сегодняшнего патриарха. Так что смотри, соответствуй наследству — закончил Рэм Михайлович свой интереснейший рассказ.

Не знаю, помогло ли мне это мистическое наследство, но двенадцатичасовой, а в последние дни каждого месяца и круглосуточной эффективной работой я вывел отстающий сварочно-штамповочный цех, мертвой хваткой держащий смежные сборочные цеха, из прорыва.

Сегодня, спустя десятилетия, имея высокие областные и даже правительственные награды, Красное знамя победителя в социалистическом соревновании 1977 года, врученное мне, молодому специалисту, оставшемуся навсегда в семидесятых, давно минувших, годах, считаю самой важной наградой, вырванной в тяжелейшей борьбе. Нередко во сне я возвращаюсь и в свой родной цех, и в свою мелькнувшую юность. Стоит закрыть глаза, и на нейронном экране памяти легко оживают события и люди тех, ставших уже далекими лет.

Вижу поразившие меня при первом свидании с заводом фонтаны и благоухающие клумбы цветов. Вижу ослепительные всполохи сварки, слышу бесконечные удары сотен прессов, сливающиеся в резкую и громкую непрерывную музыку, где солирует четырехсоттонный, самый большой на заводе пресс. Вижу просторный кабинет, расположенный на антресолях внутри цеха без вида на улицу, но зато с вечерними лучами заходящего солнца, долетающими из цеховых фонарей вдоль всей крыши огромного корпуса. Вижу и почти старинный письменный стол с зеленым сукном, хранящий тепло рук немалого числа моих предшественников и верой и правдой отслуживший первому директору завода, будущему министру А.А. Ежевскому. Моему успеху на заводе, возможно, способствовал и этот мистический стол, и утренние полуторачасовые пешие переходы из центра города до заводской окраины, и зашкаливающие трескучие морозы, и восходы слепящего своей золотистой и вечной энергией солнца, разрывающего предутренний вселенский голубоватый мрак. Как фантастически далеко было тогда до гибели предприятия, до крушения СССР и до моей сегодняшней зрелости.

Я не забуду клумбы у фонтана,

Взирал цветами утренний завод,

Как шли мы в бой к вершинам трудным плана,

А поздней ночью звездный небосвод

Встречал прохладой победивший взвод.

Вдруг тишиной пронзили перемены,

Завод железным кладбищем замерз.

Сам Госзаказ стал знаменем измены.

И с треском выстрелов, лишенный грез,

Кровавый рынок жизнь цехов унёс.

 

Увидеть же Александра Александровича мне посчастливилось только спустя 22 года после нашего ночного разговора с главным инженером, когда радиозавод в 1997 году не очень бодро от ветров губительной перестройки праздновал свое пятидесятилетие. Не в пример заводу выглядел 82-летний первый директор. Выступал он без шпаргалки и настолько энергично, что мне вспомнился рассказ отца.

Ему, многолетнему директору Иркутского мясокомбината, чуть не с нуля отстроившему поселок Жилкино и обеспечившему когда-то практически всех работников бесплатным жильем, довелось однажды услышать выступление старейшего из членов сталинского правительства Л.М. Кагановича. Отец, так же, как я Ежевским, был потрясен мощным зарядом его выступления, сказав, что если б бывший нарком путей сообщения скомандовал взять автоматы и броситься в смертельный бой, то все слушавшие его выполнили бы команду без рассуждений. Вряд ли кто-либо в правительстве сможет сегодня выступать с таким накалом, разве что Геннадий Андреевич Зюганов близок к самородкам старой гвардии по ораторскому искусству.

Дай бог, чтоб могучие  представители  того поколения и, конечно же, наш дорогой земляк Александр Александрович Ежевский еще много лет являлись негасимыми маяками наших сердец.  

Виктор Бронштейн, почетный гражданин Иркутска, начальник цеха Иркутского радиозавода 1970—1980-х годов. Этот материал — глава из его новой книги «Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой».

Фото Иркутского землячества «Байкал» и из архива автора.

На фото: Александр Ежевский; 

В молодые годы;

Племянник А.А. Ежевского Сергей Викторович Рязанов.
Справа — Виктор Бронштейн     

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии