Смерть пациента: вопросы без ответов

В черемховской больнице № 1 умер пациент. Смерть человека в любом возрасте становится трагедией для его близких, но когда из жизни внезапно уходит 27-летний мужчина, эта трагедия становится еще более страшной. Ему бы жить и жить, трудиться на благо общества и себя самого, воспитывать детей, обеспечивать спокойную старость своих родителей. А тут смерть. И смерть эта наступила не в бою, не в результате несчастного случая или автомобильной катастрофы, не от передозировки наркотиками, не от какого-то неизлечимого заболевания.

Пациент, а речь идет об Алексее Юрьевиче Асанове, умер в больнице «в результате заболевания — хронического левостороннего гемисинусита (гаймарофронтита), осложнившегося гнойным периоститом задней стенки лобной пазухи слева с образованием дефекта кости и прилежащей твердой мозговой оболочки с последующим развитием очагового менингоэнцефалита лобной доли головного мозга (абсцесса головного мозга)» — цитирую заключение судебно-медицинской экспертной комиссии.

То есть врачи черемховской больницы № 1 оказались не в состоянии помочь человеку вылечить рядовое воспаление лобной придаточной пазухи носа, которое затем эволюционировало в тяжелое заболевание с летальным исходом. Так, может быть, квалификация этих медиков находится на уровне «времен Очакова и покоренья Крыма»?

Читатели могут строго заметить мне: мол, вы журналист, а не врач, и потому не вам судить о квалификации любых медиков. Соглашусь: справедливое суждение. Но кто мешает журналисту внимательно изучить материалы судебно-медицинской экспертной комиссии, прокуратуры, министерства здравоохранения Иркутской области? Почему бы журналисту, используя метод сравнительного анализа, не выявить странности и нелогичности, содержащиеся в этих документах? И кто может наложить запрет на публикацию своего собственного мнения о случившемся?

От риторических вопросов пора перейти к сути дела. На разрешение экспертной комиссии были поставлены восемь вопросов. Первый из них был сформулирован так: «Правильно ли была оказана медицинская помощь Асанову А.Ю. сотрудниками станции скорой медицинской помощи г. Черемхово?» Комиссия ответила, что «фельдшером скорой медицинской помощи диагностические мероприятия проведены не в полном объеме (далее перечислены недоработки. — Авт.). В то же время, несмотря на допущенные недостатки, основной диагноз — «острый гайморит» — фельдшером скорой медицинской помощи был выставлен правильно. Дифференциальный диагноз — «Наркотическое опьянение?» был заподозрен также обоснованно в связи с имеющимися клиническими проявлениями в виде сонливости, заторможенности, суженных зрачков».

К этому дифференциальному диагнозу мы еще вернемся, а пока обратим свое внимание на время доставки пациента в лечебное учреждение. В карте вызова скорой медицинской помощи зафиксировано, что вызов к Асанову принят в 23 часа 50 минут, а прибытие машины состоялось в 00.20. В карте перевозки № 71 и 76 станции скорой медицинской помощи отмечены перевозки пациента по больницам Черемхово, а госпитализация в терапевтическом отделении городской больницы № 1 состоялась в 4 часа 25 минут. То есть по маленькому городку Черемхово Асанова возили 4 часа. Судебно-медицинская экспертная комиссия никак не оценила целесообразность этих ночных «экскурсий» при наличии экстренных показаний госпитализации пациента. Не оценила, видимо, потому, что следователем такой вопрос не был поставлен. Но мы-то вправе получить на него ответ! Черемхово, уж извините, не Москва, где движение давно парализовано автомобильными пробками. Тогда почему Асанова не могли госпитализировать столь долго? Чья в этом вина? Кто наказан?

Второй вопрос, поставленный перед экспертной комиссией, гласил: «Правильно ли Асанову А.Ю. был поставлен диагноз врачами МБЛУ «Больница № 1» г. Черемхово?» Ответ комиссии однозначен: «Согласно представленным медицинским документам правильный диагноз Асанову А.Ю. при нахождении его на лечении в МБЛУ «Больница № 1» г. Черемхово поставлен не был». Комиссия указала несколько причин, препятствовавших правильной диагностике заболевания. В качестве последней — по счету, а не по значимости — названо отсутствие возможности в больнице № 1 «проведения современных высокоразрешающих диагностических методов исследования (КТ головного мозга)». Аббревиатура «КТ» означает «компьютерная томография». Отсюда закономерно возникает вопрос: когда же больницы Черемхово получат современное диагностическое оборудование? И нельзя ли было при наличии экстренных показаний госпитализации Асанова (да с учетом отсутствия необходимого диагностического оборудования в Черемхово) отправить пациента в Иркутск за те самые четыре часа, что его катали из одной черемховской больницы в другую? Ведь спасли бы человека!

Если трагический летальный исход не послужил поводом для серьезного разбора нарушений и ошибок медицинского персонала, для укомплектования лечебных учреждений Черемхово (да и не только этого города) необходимым диагностическим оборудованием, то, как это ни прискорбно, нам следует ожидать новых и новых смертей наших граждан при возможности их вылечить.
 

А теперь о том самом дифференциальном диагнозе «Наркотическое опьянение?» Вот что написала мать Алексея  Ольга Григорьевна Асанова в письме на имя старшего следователя Следственного отдела по Черемхово Д.В. Кузнецова: «Диагноз сыну фельдшер выставила только с моих слов, тяжесть состояния не оценила, и, видимо, привычка работы с наркоманами и здесь сыграла свою роль. Раз молодой, значит, наркоман. Заподозрила наркотическое опьянение (которого в действительности не было) — будь добра, проведи тест точной диагностики».

Отмечаю: черемховские медики с невероятным упорством, достойным лучшего применения, ставили А.Ю. Асанову неверный диагноз. Вот цитата из медицинской карты № 312/83/110: «Отравление наркотическими препаратами? (неизвестными транквилизаторами, наркотическими препаратами?). Тяжелая степень. Острый гайморит? Наркотическое опьянение?» Никакими исследованиями при жизни пациента и после его смерти наличие наркотиков в организме не было установлено. При осмотре его ни один врач или фельдшер не обнаружил абсолютно никаких признаков наркомании, что и указано в медицинской карте: «Следов от в/в инъекций, «дорожек» нет». Но при этом отсутствии внешних признаков и результатов токсикологических анализов, что и подчеркивает Ольга Григорьевна Асанова в письме на имя старшего следователя СО Д.В.Кузнецова, «все лечение было направлено на дезинтоксикацию организма».

Из сказанного вытекает не один закономерный вопрос. Во-первых, почему господин Кузнецов не поставил прямой вопрос перед судебно-медицинской экспертной комиссией о причинно-следственной связи такого «лечения» и летального исхода? Во-вторых, почему от нас скрывают истинный размах наркомании в Черемхово или во всей Иркутской области? Ведь если медики в каждом пациенте с головокружением, сонливостью и заторможенностью видят только наркозависимого, то это же не со скуки. Это означает, что медики ежедневно (или уже ежечасно) видят и лечат таких наркоманов. То есть вопреки показателям медицинской статистики наркомания полностью захлестнула наше общество, а нам показывают какие-то доли процента пораженности этой бедой!

А теперь давайте вчитаемся в два письма на имя Андрея Юрьевича Асанова, брата Алексея Асанова, направленные от министра (теперь уже бывшего) здравоохранения Иркутской области Д.В.Пивеня. Первое письмо датировано 29 марта 2012 года, второе — 13 апреля того же года. В первом сообщается о «выявлении грубых нарушений при оказании медицинской помощи». Вот они:

1. Недооценка тяжести состояния пациента при поступлении в МБЛУ «Больница № 1» г. Черемхово.
2. Необоснованные направления пациента из одного учреждения здравоохранения в другое при неполно собранном анамнезе заболевания и недостаточном обследовании пациента.
3. Отсутствие консилиума, своевременной консультации областных специалистов при наличии неуточненного диагноза и тяжелого состояния больного.
4. Нарушения принципов этики и деонтологии со стороны медицинских работников учреждений здравоохранения г. Черемхово при общении с родственниками пациента.

Нарушения действительно грубые, и г-н министр должен был бы сообщить брату умершего о мерах ответственности за них, но почему-то не сообщил. Нам остается только гадать, наступила ли та самая ответственность медицинского персонала. Но давайте вчитаемся во второе письмо на имя брата умершего: здесь нет и намека на грубые нарушения при оказании медицинской помощи. Вот что написал г-н Пивень: «Длительное самостоятельное применение лекарственных средств, поздняя госпитализация, тяжесть и скоротечность процесса после поступления в больницу Асанова Алексея Юрьевича не позволили уточнить диагноз и установить при жизни гнойный воспалительный процесс в головном мозге. Назначенное медикаментозное лечение в виде дезинтоксикационной и антибактериальной терапии было адекватным состоянию больного».

Если бы оба эти письма были подписаны министром в один день, можно было бы рекомендовать ему срочно обратиться к психиатру. Ведь одновременное наличие в одной голове двух противоположных мнений является весьма и весьма тревожным симптомом психического расстройства. Но письма подписаны г-ном Пивенем с разницей по времени в две недели, а потому мы воздержимся от рекомендаций. А вот выразить свое мнение по поводу министерского лавирования я считаю необходимым. В перекладывании вины на самого умершего (мол, занимался самолечением) и на скоротечность болезни является не чем иным, как попыткой защитить честь мундира весьма сомнительными средствами. Не побоюсь уточнить: постыдными средствами.

Если трагический летальный исход не послужил поводом для серьезного разбора нарушений и ошибок медицинского персонала, для укомплектования лечебных учреждений Черемхово (да и не только этого города) необходимым диагностическим оборудованием, то, как это ни прискорбно, нам следует ожидать новых и новых смертей наших граждан при возможности их вылечить.

И наконец, не могу промолчать о весьма странной позиции правоохранительных органов. Черемховские работники следственного управления никак не могут разглядеть признаков преступления в смерти Алексея Юрьевича Асанова и потому отказывают в возбуждении уголовного дела. Эти отказы каждый раз отменяются вышестоящими органами по жалобам матери умершего. Но сколько же будет продолжаться эта бесчеловечная  и позорная симуляция деятельности правоохранительных структур «правового» государства?

С просьбой прокомментировать полученные результаты своего журналистского расследования я обратился к доценту кафедры уголовного права и криминологии БГУЭП кандидату юридических наук В.В.Агильдину. Вот что считает Владимир Валерьевич: «Представляется, что в действиях врачей черемховской больницы содержится состав преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 109 УК РФ, т. е. причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей. В приемном отделении больницы  не был поставлен диагноз, тяжесть состояния больного была недооценена,  и в результате этого наступила смерть молодого человека, которого могли бы спасти. Относительно того обстоятельства, что Асанова – больного, в состоянии средней тяжести – зимой возили на автомобиле скорой помощи чуть ли не 5 часов  между несколькими больницами и в каждой его необоснованно отказывались принимать, в случае, если судебно-медицинская экспертиза установит, что смерть наступила вследствие неоказания помощи в указанные часы, то действия врачей необходимо квалифицировать по ч. 2 ст. 124 УК РФ: неоказание помощи больному, повлекшее по неосторожности его смерть».

Вячеслав Смирнов, «Байкальские вести»