Победа все спишет?

Продолжение. Начало в № 24–26, 30, 32, 35

22 июня глазами выживших

Что же происходило в военных округах за день, за два до войны? Очевидцы этих событий оставили воспоминания, которые рисуют очень пеструю картину.

Есть многочисленные сообщения о случаях отмены ранее отданных приказов о повышении боевой готовности, о неожиданном объявлении выходных дней, о массовых театральных представлениях и концертах именно 21 июня. А также об отзыве зенитной артиллерии приграничных частей на тыловые полигоны, о выводе личного состава укрепрайонов из дотов в тыловые казармы, о снятии в Западном округе орудийных прицелов и отправке их на профилактику в Минск. Об отсутствии в войсках бронебойных снарядов не раз докладывал командованию печально известный маршал Кулик. Снаряды так и не подвезли.  

Во многих частях Западного округа 21 июня приказали снять вооружение, сдать боеприпасы и слить топливо. Где-то это объяснялось грядущей проверкой и профилактическими работами, ведь было воскресенье.

Нет, конечно, не все самолеты оказались на земле безоружными, и не все на аэродромах спали в ночь на 22 июня. Один из первых таранов в небе Великой Отечественной совершил младший лейтенант Дмитрий Кокарев на своем МиГ-3 над городом Замбрув  в 4 часа 15 минут. И пулеметы, и боекомплект на истребителе имелись, но пулеметы после короткой стрельбы заклинило. Кокареву удалось винтом своего самолета разбить хвост немецкого разведчика Do 215, а самому благополучно посадить свой поврежденный самолет. После тарана он еще повоевал в небе Москвы и Ленинграда, совершил более ста боевых вылетов, сбил пять фашистских самолетов, а погиб в небе северной столицы 12 октября 1941 года. (https://topwar.ru/65785-geroi-vozdushnyh-taranov-pervogo-dnya-voyny.html).

Почти одновременно с Кокаревым, пилотируя истребитель И-16, осуществил таран и командир звена истребительного авиаполка № 46 старший лейтенант Иван Иванов. Совершил он его в 4 часа 25 минут под Львовом, в районе города Жолква. Лейтенант протаранил немецкий бомбардировщик, и с боекомплектом у него тоже был полный порядок, просто он плохо был обучен стрелять и быстро его израсходовал. Увы, он погиб (https://warspot.ru/7282-pervyy-vozdushnyy-taran-velikoy-otechestvennoy).

Были и другие примеры, когда командиры на свой страх и риск действовали, как предписывали «планы прикрытия», заготовленные на случай нападения противника. Надо было просто достать их из сейфа, а не ждать команды из Москвы, но на такое были способны единицы. В то время, когда были те, кто запрещал открывать огонь по атакующим немецким самолетам, командир смешанной авиационной дивизии (7 САД) полковник Петров уже в 4.53 отдал приказ командирам бомбардировочных полков дивизии: «Уничтожить группировку противника и авиацию в районе Тильзит, Рагнит, Жилен. Вылет немедленно». А это, между прочим, Восточная Пруссия.

В 5 часов утра 22 июня 5-я эскадрилья 9-го бомбардировочного полка 7 САД под командованием капитана М. А. Кривцова поднялась в воздух и взяла курс на Тильзит. И через час, когда они стали заходить на цель, капитан Кривцов получил по радио приказ вернуться назад. Но он не растерялся, проявил настойчивость, все-таки добился разрешения начальства и отбомбился.

В другом бомбардировочном полку 7 САД (в 46 БАП) две эскадрильи в 6.40 отбомбились по железнодорожным станциям Тильзит и Жиллен, а еще одна выполнила «стоп-приказ» и вернулась с бомбами на свой аэродром…» (Тимин М. Ответный удар. Действия советской бомбардировочной авиации 22 июня 1941 г., журнал «Авиапарк», 2010, № 2; Солонин М. Другая хронология катастрофы 1941. Падение «сталинских соколов». М., Яуза, 2011).

Но таких «яростных» и непокорных, что бы ни говорили сталинисты, были единицы. Об этом неопровержимо свидетельствует соотношение потерь самолетов в первые сутки войны – 50:1, увы, не в нашу пользу, или, в абсолютных цифрах (количество машин), 1800:35.

А вот, к сожалению, наиболее типичное свидетельство Сергея Федоровича Долгушина. Генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, начальник кафедры тактики в Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского встретил войну младшим лейтенантом в 122-м ИАП (аэродром Новый Двор в районе Гродно). В своих воспоминаниях он пишет: «Накануне войны служил на аэродроме, расположенном в 17 км от границы. Каждый день нам приходилось дежурить... В субботу, 21 июня 1941 г., прилетел к нам командующий округом генерал армии Павлов, командующий ВВС округа генерал Копец, нас с Макаровым послали на воздушную разведку. На немецком аэродроме до этого дня было всего 30 самолетов. Это мы проверяли неоднократно, но в этот день оказалось, что туда было переброшено еще более 200 немецких самолетов...»

Это свидетельство ясно показывает, что наша разведка не дремала. Было установлено, что немцы перебросили 130 самолетов, и надо быть полным идиотом, чтобы не понять, для чего это сделано. Какие должны быть приняты меры, если противник увеличил свою группировку? Правильно, перейти в состояние повышенной боевой готовности. Что же было сделано в части? «Часов в 18 поступил приказ командующего снять с самолетов (самолетов истребительного авиаполка, базирующегося в 17 км от границы) оружие и боеприпасы. Приказ есть приказ – оружие мы сняли. Но ящики с боеприпасами оставили. 22 июня в 2 часа 30 минут объявили тревогу, и пришлось нам, вместо того чтобы взлетать и прикрывать аэродром, в срочном порядке опять ставить пушки и пулеметы на самолеты. Наше звено первым установило пушки, и тут появилось 15 вражеских самолетов...» (газета «Красная Звезда», 2001, 18 дек.; журнал «Мир авиации», 1992, № 1. С. 26; Солонин М. 22 июня. Анатомия катастрофы. М., Эксмо. Яуза. 2010).

Тут, как говорится, комментарии излишни. Теперь понятно, откуда такие гигантские потери в авиации и стремительное продвижение немцев на восток.

Типичными, к сожалению, являются и воспоминания, связанные с этим роковым днем, подполковника А. Проскурина (в июне 1941-го – заместитель командира истребительного полка). Даже после получения информации о бомбардировке немцами военных объектов и мирных городов комполка дал приказ сначала вылететь нескольким самолетам «на разведку», проверить полученную информацию. Терялись драгоценные часы, немецкие самолеты безнаказанно возвращались на базы, брали новые порции смертоносного груза и снова вылетали на бомбардировку. Советские истребители ждали…

Впрочем, и после возвращения разведчиков, подтвердивших, что немцы действительно атакуют, а следовательно, началась война, командир приказал истребителям подняться в воздух, но... четкого указания, что делать дальше, так и не дал! Один из пилотов попросил сформулировать четко, что делать при встрече с немецкими самолетами – сбивать или не сбивать? И командир ответил «по-военному»: «размышлять на месте надо». Фантастический ответ! Командир не отважился взять на себя командование, а переложил всю ответственность на рядовых бойцов.

Несомненно, пилоты понимали: подобными «командами» их хотят сделать крайними, ответственными за все. Как следствие расплывчатой «директивы» и многолетних репрессий, армия была деморализована и напугана. 

Да что там командир полка! Несчастный Павлов, которого обвинили в гибели Западного фронта, давая показания, рассказывал: «Я отправился доложить новую обстановку народному комиссару обороны, и, прежде чем добился Москву, мне позвонил по телефону Кузнецов, доложив: «На всем фронте артиллерийская и оружейно-пулеметная перестрелка. Над Гродно до 50–60 самолетов штаб бомбят, я вынужден уйти в подвал». Я ему по телефону передал ввести в дело «Гродно-41» (условный пароль плана прикрытия) и действовать не стесняясь, занять со штабом положенное место. После этого я срочно позвонил в Белосток, Белосток ответил: «Сейчас на фронте спокойно».

Примерно в 4.10–4.15 я говорил с Коробковым, который также ответил: «У нас все спокойно».

Через минут 8 Коробков передал, что «на Кобрин налетела авиация, на фронте страшенная артиллерийская стрельба». Я предложил Коробкову ввести в дело «Кобрин 41 года» и приказал держать войска в руках, начинать действовать с полной ответственностью.

Все, о чем доложили мне командующие, я немедленно и точно донес народному комиссару обороны. Последний ответил: “Действуйте так, как подсказывает обстановка”».

Получается, что и Тимошенко отказывался брать на себя командование. Связь работает, в Москве, Минске, Гродно, Белостоке и Кобрине никто не спит. Прошло уже 12 часов, как вермахту отдан приказ о наступлении, работает артиллерия, города бомбят, а конкретных приказов, что делать, никто не отдает.

Уничтожены на земле…

Накануне, в ночь с 21 на 22 июня, на глазах нашей разведки на немецкие аэродромы садились всё новые самолеты. Вдоль границы танки строились в колонны, саперы заранее готовили проходы к советским позициям.

Получив долгожданный приказ, подтянутая вплотную к границе армада немецких самолетов пересекла границу. Свой смертоносный груз они сбрасывали на города, дороги, станции, мосты, различные стратегические объекты. Пехота и танковые корпуса начали наступление... 

Уже в первые часы войны немцы нанесли бомбовые удары по 66 аэродромам. Самолеты пылали сотнями, не успев даже подняться в воздух и принять бой. Основной удар был нанесен по авиации Западного и Киевского особых военных округов. По советским данным, Красная армия за 22 июня потеряла 1200 самолетов, многие из них были уничтожены на аэродромах. По немецким данным, потери составили более 1800 самолетов (около 1500 уничтоженных на земле).

Генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг поздно вечером 22 июня записал в своем дневнике: «Воздушный блицкриг полностью удался!.. Истребителей у них больше нет. Нашим бомбардировщикам ничто не угрожает. Мы полные хозяева в небе и можем позволить себе преследовать даже одиночную автомашину или танк русских» (Журнал «Армия». 1997. № 4. С. 37).

Мощные таранные танковые удары оправдывали себя – немцы быстро продвигались вперед. Значительное количество военных составов и баз было сконцентрировано в приграничной полосе. Уже в первые дни были уничтожены или захвачены врагом 10 артиллерийских складов (свыше 25 тыс. вагонов боеприпасов), 25 складов и баз, на которых хранилось горючее (свыше 50 тыс. тонн), 14 складов (40 тыс. тонн) продовольствия и фуража. Всего за день немцы продвинулись на 60–80 км в Прибалтике, 40–60 км в Белоруссии и 10–20 км на Украине.

Леонид Михайлович Сандалов, начальник штаба 4-й армии Западного фронта, в своих воспоминаниях «Пережитое» писал: «Брестская крепость оказалась ловушкой и сыграла в начале войны роковую роль для войск 28-го стрелкового корпуса и всей 4-й армии... Большое количество личного состава частей 6-й и 42-й стрелковых дивизий осталось в крепости не потому, что они имели задачу оборонять крепость, а потому, что не могли из нее выйти...» (Сандалов Л.М. Боевые действия войск 4-й армии. М., Воениздат, 1961. С. 204). Сложно представить себе, что творилось там утром, как под градом немецких снарядов две стрелковые дивизии – 15, а по некоторым данным, 30 тыс. человек пытались вырваться наружу через единственные ворота.  

Южнее Бреста, в военном городке в 3 км от границы, дислоцировалась еще одна дивизия – 22-я танковая. «Этот городок, – замечает Сандалов, – находился на ровной местности, хорошо просматриваемой со стороны противника... Расположение частей было скученным... Красноармейцы спали на 3–4-ярусных нарах, а офицеры с семьями жили в домах начсостава поблизости от казарм... По тревоге дивизия выходила в район Жабинка и севернее.  При этом дивизии предстояло переправиться через р. Мухавец, пересечь Варшавское шоссе и две железнодорожные линии...

Поскольку семьи не были эвакуированы, то многие офицеры в первую очередь думали о спасении своих детей и близких, а не о выполнении боевых задач.

Немцы же не преминули воспользоваться таким «удачным» расположением советских войск. 45-я пехотная дивизия вермахта, штурмовавшая Брест, кроме своей артиллерии, подтянула артиллерию двух соседних (34-й и 31-й) пехотных дивизий: двенадцать отдельных батарей, дивизион тяжелых мортир, а еще, чтобы лучше было видно, куда стрелять, подняли на аэростатах корректировщиков.

Военный городок был просто стерт с лица земли, погибли тысячи, некоторые части были истреблены полностью, был уничтожен автотранспорт и артиллерия, стоявшие плотными рядами под открытым небом. 22-я танковая дивизия потеряла половину танков, от прямого попадания взорвались артиллерийский склад и склад ГСМ дивизии».

Ну да, это, конечно, безумие, расположить казармы с четырехъярусными нарами на расстоянии минометного выстрела от границы!

В 7 часов утра немцы заняли горящие развалины, и началась воспетая в стихах и прозе «героическая эпопея обороны Брестской крепости» немногими замурованными там солдатами.

Подполковник П. Цупко в своих мемуарах вспоминает, что в 13-м бомбардировочном полку (район Белосток – Волковыск), где «с рассвета дотемна эскадрильи замаскированных самолетов с подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове», на 22 июня был объявлен выходной: «На воскресенье, 22 июня, в 13-м авиаполку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали... Вечером в субботу, оставив за старшего начальника капитана Власова, командование авиаполка, многие летчики и техники уехали к семьям в Россь...» (Сандалов Л.М. Боевые действия войск 4-й армии. М.: Воениздат, 1961; цит. по: Военно-исторический журнал, 1988, № 10, 11, 12; 1989, № 2, 6, 7; 1989. Сандалов Л.М. Пережитое. М.: Воениздат, 1966).

Хочется спросить: это нелепое стечение обстоятельств или диверсия?

Тимошенко и Жуков – не на своих местах

Впрочем, в свое время известный советский генерал и историк Семен Иванов давал объяснение таким действиям советского командования: «Сталин стремился самим состоянием и поведением войск приграничных округов дать понять Гитлеру, что у нас царит спокойствие, если не беспечность. Причем делалось это не с помощью заранее разработанных демонстративных мер, как это обусловлено необходимостью сохранения безопасности государства, а, что называется, в самом натуральном виде. Например, зенитные части находились на сборах. Авиация была расположена скученно на давно засеченных гитлеровцами аэродромах. Пехота и танки во многих случаях не имели укрытий. Поэтому фактически с самого начала была исключена возможность взаимодействия войск…

Сказались полная некомпетентность Сталина в конкретной оборонной проблематике, отсутствие во главе Вооруженных сил военного деятеля соответствующего масштаба и авторитета. При всем уважении к С. К. Тимошенко следует сказать, что он, обладая превосходными волевыми качествами, безупречной личной храбростью и здравым практическим умом, не был подготовлен в теоретическом и даже профессиональном плане для исполнения высокой должности наркома обороны, и Сталин это знал. Начальником Генерального штаба незадолго до войны был назначен Г.К. Жуков. Этот прирожденный полководец все же не был штабным деятелем того уровня, к какому относились М.Н. Тухачевский, А.И. Егоров и И.П. Уборевич. В итоге мы, вместо того чтобы умелыми дезинформационными действиями ввести агрессора в заблуждение относительно боевой готовности наших войск, реально снизили ее до крайне низкой степени» (Иванов С.П.  Штаб армейский. Штаб фронтовой. М.: Воениздат, 1990).

Странно, что после подробного анализа сложившейся ситуации историку-генералу не приходит в голову мысль об умышленных действиях Сталина. Повторю еще раз, что Сталин, конечно же, не был толковым военачальником, но не был и круглым идиотом, чтобы не понимать, к чему приведет «сконструированная» лично им ситуация, в которой задавленные репрессиями генералы и маршалы стояли перед ним по стойке «смирно». И ревностно выполняли, как мы видим, любые нелепые и преступные указания. Причем если бы не боязнь остаться без последних крупных военачальников, то несдобровать было бы в первую очередь не Д. Павлову, а С. Тимошенко и Г. Жукову с его будущими мемуарами.

При этом большинство историков в голос утверждали бы, что их вождь не знал о деяниях этих преступников, как не знал он, по их фальшивому разумению, и о злодеяниях Ежова, загубившего сотни тысяч, миллионы советских граждан.

Виктор Бронштейн,
почетный гражданин города Иркутска,
специально для «Байкальских вестей».

На фото: Июнь 1941 года.
Вот что осталось от аэродромов
Красной армии у западных рубежей;

Советский эшелон с танками БТ-7,
разбитый немецкой авиацией;

Сталин летом 1941-го.
Есть над чем подумать…  

Продолжение следует.