Пишите письма, исповеди, мемуары…

Окончание. Начало в № 49

…К вопросу о легендах… Разговариваем о книге с Диксоном. Виталий Алексеевич и говорит: в основе такой литературы нередко лежат легенды, мифы… Кто-то назовет это враньем, но являются ли враньем легенды, апокрифы? Нет! Вранье оно и есть вранье. А легенда — она основывается на реальности, но живет во времени, обкатывается, приспосабливается, меняет форму. Если человек, с нею связанный, романтического склада, то и легенда становится более романтичной; если он определенно отрицательный персонаж — то и легенда ужесточает что-то. А иногда легендой выглядит эпизод, о котором просто рассказывают другие, и этот другой рассказ расходится с тем, что запомнилось тебе самому…

Легенда же с портретом выглядит так. В компаниях у Гаврилова действительно нередко бывал тогда еще молодой художник Юра Квасов, который старался времени зря не терять, — сидел, делал наброски с одного персонажа, с другого. Однажды ему говорят: — Не тех рисуешь, юноша! — А кого надо? — А вот хотя бы — будущий Чехов сидит, а попросту — Саня Вампилов. Его и рисуй. Сделай его портрет.

А поскольку у Квасова под рукой не оказалось ни подходящего мольберта, ни картона, кто-то из присутствовавших оторвал крышку от фибрового чемодана и протянул ему: — На! Годится? — Годится…

И Квасов нарисовал. Кстати, это действительно был первый и единственный прижизненный портрет Вампилова, который потом в разных вариациях был повторен художником, в том числе и на торце жилого дома в микрорайоне Первомайском…

— Еще история с Квасовым. Через две недели у него должна была открываться выставка, и тут он понимает, что работ у него не хватает. Пришла идея: написать портрет красного партизана Каландаришвили, а для этого надо было попросить позировать кого-нибудь из нас… И мне потом говорили: вроде он в этом своем портрете соединил Мишу Развозжаева и меня. Но ничего подобного!

— А на самом деле?
— А на самом деле Юра нашел в музее фотографии и работал с ними. Старые фото, 20-х годов. И чуть ли не за ночь написал портрет.

— Откуда же легенда родилась? Ведь не бывает дыма без огня?

— Сегодня уже трудно сказать. Но я точно знаю — с фотографиями он работал… А что было кроме того? Я или Миша? Как я могу это точно знать?

Были разные забавные эпизоды, связанные с большими людьми…  Однажды рано утром, вспоминает Гаврилов, я еще досыпаю (а комната моя не закрывалась), заходит писатель, просто фиолетовый, весь трясется: — Слушай, у тебя три рубля не найдется? Сейчас откроется буфет в «Ангаре», надо похмелиться… — Я ему: — В брюках пошарь, в кармане — должно быть. — Спасибо, старик! Как раз трешка. Пойду поправлять здоровье…

Или вот другой приходит: — Старик, я слышал, у тебя это… Картинки веселые есть? — Я говорю: — Есть. — Покажи? — Я показал… Откуда у меня это было — не могу даже сказать. Но каковы мы были! Можно сказать — целомудренный народ! Это сейчас в порядке вещей, по телевизору откровенней показывают…

Еще один случай можно рассказать. Последнее наше общение с Саней Вампиловым. Я собираюсь в Москву к сестре. Звонит Саня: — Слушай, старик, я закончил новый вариант «Прощания в июне», хочу тебе подарить. — Я обрадовался, а он пообещал: — Вечером зайду.

Вечером перезванивает: — Извини, старичок, мы тут сидим… Не могу. — А он щепетильный парень был, обещанное выполнял. — Я ему: — Ну ладно, ничего страшного, завтра заходи. — Но завтра происходит то же самое. Опять звонит и извиняется. Опять бухали. И на третий вечер — то же. А на четвертый вечер я улетел. А я, вообще-то, хотел взять этот экземпляр с собой, показать своим московским друзьям.

Саня же отправился на Байкал. И — погиб! И я в Москве это узнаю — мне позвонили ребята, сообщили… А когда я вернулся, вскоре отмечали сорок дней Сане в Союзе писателей. Подходят ко мне Олег Харитонов с Борей Ротенфельдом и говорят: — Старик, Саня перед отъездом на Байкал принес нам экземпляр своей пьесы «Прощание в июне», просил тебе передать… — Я говорю: — Ну ладно, передадите попозже… — Нет, не передадим, у нас его украли, прямо с редакционного стола унесли…

Потом мне рассказывали, что Саша перед поездкой на Байкал ходил и раздавал долги. А у нас было не принято возвращать рублевые, двух-, трехрублевые долги. Давали просто так, без отдачи.

— Это вы к тому, что у него было какое-то нехорошее предчувствие?
— Ну а как иначе это понять? 

Мы молчим, пьем кофе.

— А когда вы жили в Иркутске в подворье, Зикора, Назаренко здесь бывали? Вы же с ними пересекались?
— Еще как пересекались!.. Про дуэль Зикоры знаете? 

— Знаю, но интересна ваша интерпретация.

— Была такая история. Артист Виталий Зикора пустил пожить у себя бездомного друга Гришу Гильбуха. А тот соблазнил жену Зикоры. Зикора вызвал соперника на дуэль, сильно ранил Гильбуха, но тот выжил. Дуэль состоялась в ЦПКО. А Зикора — мой товарищ, и за эту дуэль он попадает в тюрьму. Но важнее даже не то, за что он туда попал, а то, что было потом!

История далее следует обстоятельная, и приводить ее я не стану — отсылаю читателя к книге Гаврилова. А кстати, о книге: как появилась сама идея ее создания? Во вступлении «От первого лица», написанном, как вы понимаете, Георгием Гавриловым, читаем его версию:

«Когда я впервые, в ноябре прошлого года, через своих друзей-товарищей разыскал номер телефона и позвонил в Иркутск писателю Виталию Диксону, у меня была единственная цель: познакомиться с автором книги и сочинения, вызвавшего у меня сугубо профессиональный режиссерский интерес, и испросить у него согласие на сценическую версию этого литературного произведения.

Созвонились. Кратко переговорили. Обменялись электронными адресами. Завязалась переписка.

Я репетировал со студентами Прокопьевского колледжа искусств будущую постановку, сумев и их заразить необычайно сочным, ярким и выразительным языком Диксона. В самый канун нового, 2011 года состоялась премьера спектакля «Когда боги шутят». В январе видеоверсия была выставлена уже на двух десятках интернетовских сайтов. Кажется, это уже был некоторый успех. Но даже тогда я не мог подумать о том, что наше с писателем заочное общение выльется в книгу. И к моим предыдущим родам и видам занятий, частенько пародируемым друзьями, вроде чисто ильф-петровского: «Служил Гаврилов режиссером…» или «Служил натурщиком Гаврилов, Гаврилов тип изображал…», в самом скором времени прибавится еще одно, новенькое:

Служил Гаврилов беллетристом,
Гаврилов книгу сочинял…

Писатель был снисходителен к моим скромным и непритязательным способностям. Спасибо ему за это».

— Кстати, сам Диксон, оказывается, тоже наводил обо мне справки. Ему говорили: «Жора Гаврилов? О-о-о-о!.. Режиссер, преподает сценическую речь, да еще и шпагой владеет…», — рассказывает Георгий Константинович, а после добавляет: — Что означало это «О-о-о-о»? Ну да ладно. В конце концов, в книге — Иркутск, иркутяне… А город этот я чертовски люблю. К сожалению, очень много друзей и знакомых ушло…

Мы еще долго говорили — и о том, что попало в книгу, и о том, что, наверное, осталось за ее обложками. Думаю, многое будет сказано и в день презентации книги, много всколыхнется в памяти друзей, ставших персонажами этой книги.

Но в заключение мне хочется снова вернуться к самому жанру литературы — жанру «Чукоккалы», с которой мы сравнили новую книжную мини-серию, задуманную Диксоном. Дело ведь не только в том, какими были в молодые годы известные ныне люди и какую они «чушь прекрасную несли». Дело в том, что все эти детали, фотографии, воспоминания, вписанные в свое время, становятся свидетелями и характеристиками своей эпохи и передают ее неповторимый аромат. Как утверждал Юрий Олеша, литературу «…стыдно сочинять. Нужно писать исповеди, а не романы».

В какой-то степени это и будет — исповедь…

Любовь Сухаревская, «Байкальские вести».
Фото автора и из архивов Гаврилова и Диксона.

На фото: Георгий Гаврилов сейчас...
...и тридцать лет назад