Люди «золотого века»

Вспоминая Владимира Ивашковского

Продолжение. Начало в № 2

Тогда мы были молоды, все еще было впереди.   За столом нас принимали как равных… Это много позже моих коллег-летчиков без зарплаты и пособий начнут пачками выбрасывать на улицу. Начнут выгонять из газет и журналистов. А тогда мы все вместе собирались и  радовались любому случаю, чтобы посидеть и поговорить по душам. И жили все в другой стране, где всем находились место и дело по его усердию и таланту. Это с развалом Великой страны пришли другие времена и другие нравы…

Днем и ночью, в согласье и спорах

Я ел и пел в «Восточке»,

Хотя не написал ни строчки…

Эти строки много позже, из Самары, мне напишет второй пилот Витя Васнихин и добавит такие слова: «И все-таки есть безотчетно настукивающая, как некий внутренний метроном, интуитивная мысль: «А ведь не только для писателей, летчиков и журналистов, — для всех, кому страна была «не этой», а Своей, — то был в целом «Золотой век». Да, были в нем проплешины и плесень. Но лицом к лицу лица не увидать. Это сегодня всем стало ясно, что мы имели и что потеряли…».

Я мысленно соглашался с ним, тогда каждый из нас, пишущих и летающих, делал свою работу, то дело, которое не только кормило, но и согревало нас. Наши рассказы о летной жизни мгновенно находили отклик у Володиных друзей. Мы им читали строки, написанные летающим в Воркуте на Ли-2 Михаилом Чернобаем:

Днем и ночью, в согласье и спорах,

В ведро, в слякоть, в жару и мороз,

В необъятных небесных просторах

Держим мы свой воздушный извоз.

Володя Ивашковский отвечал строками знакомой песни:

Трое суток шагать, трое суток не спать

Ради нескольких строчек в газете.

Если снова начать, я бы выбрал опять

Бесконечные хлопоты эти...

Я приносил Володе очерки о полетах на БАМ, о командире отряда Валентине Ивановиче Свиридове, своих товарищах по летной работе: Викторе Молчанском, Александре Панфилове, Валерии Пелихе,  Игоре Филлере, Анатолии Фатине, Сергее Самарском, Валерии Петенкове, Игоре Спиченко, Анатолии Разумовском, Геннадии Ситникове.

О своих школьных друзьях Валерии Козлове, Владимире Савватееве, Олеге Оводневе. Вспомнил  еще летчиков-фронтовиков, которые учили меня летать: Петра Дмитриевича Фролова, Василия Касьяновича Ерохина, Василия Васильевича Васильева.

После очередной публикации следовали отклики и комментарии от героев публикаций. Особенно приятно было, когда откликались женщины. Свои эмоции они выражали бурно, не упуская возможности высказать свои замечания, как они говорили, для последующих публикаций. Там же, в «Восточке», были напечатаны мои первые рассказы «Аэропорт Шевыкан» и «Оленьи камусы». Для партийной газеты  такие отступления от незыблемых правил были в то время редкостью. Но именно они почему-то запомнились… Их, как и другие мои очерки, ставил в номер Ивашковский. Он же посоветовал мне объединить очерки в единый сюжет — как бы в единый полет. Что я и сделал. Этот очерк, названный «Непредвиденная посадка», был вначале напечатан в журнале «Наш современник», а позже он дал название моей первой книге, которая вышла в Восточно-Сибирском книжном издательстве. С нею я поехал на Всесоюзное совещание молодых писателей и по ней был принят в Союз писателей СССР.

Пятьдесят на пятьдесят

Частенько после рейса, когда впереди были выходные, мы по пути из аэропорта экипажем заезжали в редакцию, доставали припасенные к таким визитам ряпушку, муксун,  копченую колбасу и накрывали для журналистов стол. Бортмеханик Юра Бондаренко выставлял на стол болгарскую «Плиску», затем доставал из «загашника» питьевой спирт, о котором, как и о колбасе в иркутских магазинах, давно забыли. Володя давал команду: «Свистать всех наверх!». Через несколько минут к нему в комнату набивалась почти вся присутствовавшая на тот момент редакционная братия: Юра Багаев, Володя Смирнов, Юра Колесников, Петя Лень, Юра Шумайлов, Борис Абкин, Владимир Ходий.

С корреспондентом ТАСС Владимиром Ходием мы жили в одном доме и, встречаясь во дворе, бывало, подолгу обсуждали последние литературные и политические новости. Был он человеком информированным, как говорится, держал руку на пульсе, и разговаривать, а иногда и спорить с ним было интересно и поучительно…

Попав в редакцию «Восточки», мой второй пилот Витя Васнихин разводил спирт непременно по широте Иркутска: пятьдесят на пятьдесят. После вступительного слова Володи Ивашковского мы выпивали за нашу авиацию, за летчиков и журналистов, затем между делом начинали обсуждать очередную публикацию в газете, припоминали курьезные случаи из летной и журналистской практики.

Мой университет

С журналистами было проще и намного интереснее, чем с писателями. Ну хотя бы потому, что здесь никто не мнил себя Достоевским. Как-то во время очередной посиделки я, смеясь, поведал Володе, что устал от постоянных вопросов, которые то и дело мне задавали коллеги: как это я взялся писать книги, не имея на то специального литературного образования?

— А ты возьми и спроси у них, было ли литературное образование у Льва Николаевича Толстого или твоего французского коллеги Антуана Сент-Экзюпери? — засмеялся Ивашковский. — И был ли членом Союза писателей Николай Васильевич Гоголь?

Но, помолчав немного, вдруг произнес:

— А впрочем, в этих вопросах  есть свой резон. Думаю, что литературное образование тебе не помешает.

Поразмышляв немного, я забрал документы из Киевского института инженеров гражданской авиации, чтобы подать их в Иркутский университет на факультет журналистики. Володя мое желание поддержал и повел к Павлу Викторовичу Забелину, который в ту пору возглавлял кафедру журналистики на филологическом факультете.

— Вот, привел к вам студента! — сказал Ивашковский Забелину. Через две недели, сдав экзамены, я стал студентом Иркутского университета.

Надо сказать, что учеба в университете дала мне очень многое. Прежде всего, общение с журналистами, которые приезжали в Иркутск из Омска, Новосибирска, Красноярска, Улан-Удэ, Читы и Якутска. С ними мы частенько наведывались к Володе Ивашковскому. И он приходил в университет и читал нам лекции. Его слушателями были мои однокурсники: Олег Пащенко, Константин Житов, Сергей Кузнецов, Владимир Грабок, Анатолий Статейнов, Светлана Агриколянская, Наталья Тришина, Нина Семенкова, Эдуард Ермаков, Владимир Марсаков.

А какие на кафедре были преподаватели! Павел Забелин, Леонид Любимов, Леонид Ермолинский, Игорь Петров, Валерий Зиновьев, Виталий Зоркин, Нина Баканова, Надежда Тендитник. Методистом у нас была добрая и заботливая Лидия Владимировна Носанова.

Брежневу и не снилось…

Завязавшаяся между мною и Ивашковским ниточка превратилась в натоптанную тропу в редакцию газеты. Кого только мы не встречали в коридорах редакции!

Сюда заходили, пожалуй, все приезжавшие на гастроли артисты, писатели, тренеры, клоуны и другие знаменитости. Здесь я познакомился с композитором Александром Морозовым. Он приехал  к нам в город вместе с поэтом Ильей Резником. Мне тут же последовал заказ привезти Илье Резнику медвежью шкуру. Через неделю смотрю: к Володе ведет прямо по улице огромного живого тигра Вальтер Запашной. Здесь, в редакции, я познакомился и подружился с тренером сборной страны по хоккею с мячом, неоднократным чемпионом мира и Советского Союза Вячеславом Соловьевым, двукратным олимпийским чемпионом по боксу Борисом Лагутиным.

Однажды прямо из цирка мы вместе с журналистами пошли ужинать в ресторан с Леонидом Енгибаровым. Там случился забавный эпизод. Швейцар решил не пускать нас в ресторан, сказав, что там нет свободных столиков.

— Я — Енгибаров! — ткнув себя в грудь, сказал знаменитый артист. —Меня знают во всем мире! И я хочу угостить моих иркутских друзей.

— А мне какое дело, Енгибаров ты или Карандаш, — лягнул артиста швейцар. — Я вам русским языком говорю: местов нет!

Енгибаров взорвался, сказал, что завтра же позвонит секретарю обкома

— Да хоть Брежневу! — зевнул  швейцар.

И тогда русский сын бурятского народа, как шутя называл себя Володя, достал свои корочки и показал швейцару. Возымело! К нам вышла администратор ресторана. Она быстро сообразила, кто пришел, и распорядилась поставить для дорогих гостей столик. К нам подлетела официантка и открыла блокнотик:

— Что будете заказывать?

— Все меню, — ответил Енгибаров.

— Не поняла! — подняла брови официантка.

— Все самое лучшее, что есть у вас на кухне! — отрезал Енгибаров.

Где я был в августе 91-го?

Друзей у Володи было много. Артисты и писатели считали его своим, у спортсменов он пользовался непререкаемым авторитетом. А сотрудники редакции его просто обожали, каждому он находил доброе слово.

Когда я решил баллотироваться в депутаты Верховного Совета, Володя Ивашковский, Слава Филиппов и Паша Кушкин стали моими ближайшими помощниками и доверенными лицами. И у нас все получилось, я стал депутатом Верховного Совета РСФСР. Был еще один момент, когда Владимир Иванович пришел мне на помощь. Случилось это в девяносто первом году, сразу же после ГКЧП.  Наступило жутковатое и подловатое время, в живущих рядом проснулся животный страх и забытая привычка доносить на ближних, словно оправдывая существующую присказку: кто первым проснулся, тому и тапки. Нашлось немало людей, которые при встрече со мной вдруг с прокурорскими нотками в голосе стали вопрошать, на чьей стороне во время августовского переворота был я. Я не понимал, что же произошло с моими товарищами. Ведь мы вместе съели не один пуд соли, мерзли на северах, месили грязь на таежных аэродромах, выручали друг друга в самых безысходных ситуациях. И тут на тебе: разгрызлись в пух и прах! И было бы из-за кого!

— На чьей? На своей! Вернее, на нашей! — отрезал я. — Нашли на кого молиться. Да они с Горбачевым два сапога пара!

— Да ты что лепишь! — пряча глаза, говорили мне доброхоты.

— То есть? — не понимал я.

— Заруби себе на носу, ты уже не частное лицо. Тебе доверено выражать общее мнение избирателей. Депутат обязан быть дипломатом, знать и чувствовать, что можно говорить, а когда надо промолчать. Будь похитрее!

Валерий Хайрюзов, специально для «Байкальских вестей».

Фото предоставлено автором.

На фото: 1990 год. Выступает Валерий Хайрюзов.
На втором плане Павел Кушкин (слева)
и Владимир Ивашковский

Окончание следует.