Он был крепкой породы...

Из Благовещенска пришла печальная весть: умер Борис Иванович Черных. Он был из тех немногих писателей, которые могли позволить себе писать то, что думают. Именно поэтому он всегда был независим и от власти, и от денег. И тогда, когда был запрещенным автором и отбывал срок за «антисоветскую деятельность», и в последние времена, когда появилась возможность напечатать свои прозаические и публицистические произведения, издать книги.

Иркутск был любимым городом Бориса Черных. Все главное в жизни было здесь: учеба в университете, дружба с Юлием Файбышенко и Александром Вампиловым, первые публикации в газете «Советская молодежь», рождение детей, несостоявшаяся карьера комсомольского работника и преследование со стороны КГБ...

В Иркутске в начале 1980-х годов Борис Иванович Черных создает в среде студентов-гуманитариев ИГУ Вампиловское книжное товарищество. Вольное студенческое сообщество объединило тех, кто хотел читать без купюр Булгакова, Бунина, Платонова, Мережковского, Бродского, кто хотел откровенно, без идеологических указок и лжи, говорить о нашей литературе и философии, истории и современности.

Вампиловцы начали выпускать свой печатный орган — «Литературные тетради», которые распространялись среди студентов; а еще они доставали, читали и передавали друг другу изданные за рубежом и запрещенные в СССР книги русских писателей. Это был так называемый самиздат и тамиздат — абсолютный криминал по меркам советских законов.

Такую крамолу КПСС и органы госбезопасности не могли оставить безнаказанной. Некоторые студенты были отчислены из университета, получили условные сроки. Борис Иванович Черных был приговорен по печально известной статье 70 УК РСФСР за «антисоветскую агитацию и пропаганду» к пяти годам колонии и трем годам ссылки. Амнистия наступила лишь при Горбачеве, в 1988 году, когда писатель практически отбыл свой срок.

Борис Иванович Черных был крепкой казачьей породы, он мужественно переносил все, что выпало на его судьбу. До последних дней боролся с недугом, работал над книгой об отце, который тоже в своей жизни испытал немало.

Этим летом Борис Иванович хотел приехать в Иркутск — попрощаться, как он говорил. Не довелось. Сегодня Иркутск прощается с Борисом Ивановичем Черных, который не дожил до своего 75-летия несколько месяцев...

Андрей Грохольский, член Вампиловского товарищества

Борис Черных: жизнь завершилась,
судьба продолжается...

Жизнь и судьба Бориса Черныха (правила современного русского языка допускают склонение мужских фамилий на «-ых» в непринужденной разговорной речи, причем эта тенденция тем сильнее, чем ближе общение с носителем фамилии. — Ред.) сложилась трагически. Талантливый беллетрист и публицист с необычайно активной гражданской позицией, он постоянно и неизбежно выбивался за рамки того условного приличия, которое было объявлено нормой поведения государственной властью, партийно-политическим руководством и литературно-писательским генералитетом.

Против страстного и беспокойно-тревожного участия в советской действительности у властного режима имелся десятилетиями испытанный механизм ограничения, пресечения, отчуждения: органы госбезопасности (ГБ, или Господь Бог — в диссидентском наречии), арест, дознание, следствие, суд, прокуратура, тюрьма, зона, психушка... Мясорубка безотказная. Душегубка со знаком качества. И пентаграмма-клеймо как штампик на лбу, на судьбе, в «волчьем билете».

Писатель Черных был предан литературе.

Писатель Черных был предан литераторами. Ни один из членов Иркутского писательского союза с улицы Степана Разина не отважился подать голос в защиту формального товарища по перу. Ни один! Кроме Дмитрия Сергеева, писателя-фронтовика, сполна познавшего нечаянное откровение: не в силе Бог — в правде. Некоторые согрешившие в ту пору против правды и вставшие на сторону силы доныне живут и питаются с опричного стола. Но Бог лишил их своего дара... Ни к чему имена. А имеющие души да устыдятся.

Зэка Черных помимо воли и желания собственной жизнью подтвердил, как стократно был прав бывший зэка Варлам Шаламов в своем идейно-нравственном противостоянии зэка Солженицыну. Если последний, расчетливо имея в виду самого себя, публично утверждал о воспитующем и закаляющем через испытания воздействии на человека лагерной зоны, то Шаламов с горечью констатировал обратное: говорил о системно организованном духовном и физическом уничтожении всего человеческого в человеке, о неизбежном психологическом надломе личности, в особенности той, которая наиболее душевно чутка, ранима, взыскательна к чужой боли, как к собственной. Из такого надлома не многие выбираются...

Творчество Бориса Ивановича еще в прошлом веке высоко оценил Фазиль Искандер, урожденный абхазец, владеющий русским языком совершеннее большинства московско-русских писателей.  Новый век — в интеллектуальном обмороке. Но ведь очнется, придет в себя! Это обязательно рано или поздно случится. И тогда книги Черныха, еще не многими чтимые, займут — уверен! — должное место в классическом разряде нравственных ценностей.

Это достойный вклад.
И автор, вклада достойный...
Борис Иванович Черных.
БИЧ божий.
Урок Человеческий.

А еще я думаю: неужели всегда так будет в России, когда при пасмурной писательской судьбе — такие ясные, светлые рассказы?

Виталий Диксон, специально для «Байкальских вестей»,
6 апреля 2012 года