Иркутск, 1881–1890: эпидемия гриппа, «совсем Европа», большая тяжба за наследство

Иркутск по числу летописцев уникален, возможно, не только в России. Один из них – автор «Летописи города Иркутска за 1857–1924 гг.» Нит Романов. «Личная жизнь заключалась в книге. Я... никуда, кроме губернской управы, церквей и книжных магазинов да переплетной, не выходил. Не посещал ни театра, ни концертов, ничего», – писал Нит Степанович, будто специально посланный Иркутску в период великого пожара и последующих революционных событий, в которых он сумел спасти для города неоценимо многое. Кроме того, благодаря такой «скучной» жизни потомки могут узнать о соответствующем периоде жизни Иркутска в подробностях – Романов не ограничивался кратким перечислением официальных событий.

Наследники и город

Одной из самых громких историй десятилетия для города стало разрешение знаменитого трапезниковского дела. А именно: в 1865 году в Иркутске умер 35-летний представитель могущественного купеческого рода Иннокентий Трапезников. Вся эта семья проживала в двухэтажном каменном доме на Ивановской площади – ныне это здание областного суда на площади Труда.

Согласно завещанию, в частности, 2,6 тысячи рублей выделялось 14 церквям и двум монастырям Иркутска, 10 тысяч – на строительство новой церкви или ремонт существующей, шесть тысяч – на уплату податей за неимущих, погребение бедных, пособия больным, одежду нуждающимся. Пять тысяч рублей отписывалось сестре Иннокентия Никаноровича Александре Портновой и три тысячи – единственному племяннику Владимиру Сукачеву, сыну сестры Иннокентия Никаноровича Аграфены, вышедшей замуж за прибывшего в Иркутск на службу петербургского дворянина Платона Сукачева. Остальные средства передавались на «устройство в Иркутске мужского благотворительного для обучения грамоте и ремеслам заведения, подобного иркутскому Сиропитательному дому».

То есть конкретная сумма в последнем случае не была ясна. И Сукачев с Портновой подали судебный иск. Итогом стало соглашение 1882 года. «По разделу наследства Трапезникова между городом и наследниками выделено: иркутскому городскому обществу капитала и имущества 2 086 665 р. 36 к., г. Сукачеву – 1 304 665 р. и г-же Портновой – 1 316 042 р. 2 к.».

Когда в 1899 году Владимиру Сукачеву, меценату, основателю Иркутской картинной галереи, городскому голове с 1886 по 1898 год, собирались присвоить звание почетного гражданина, этому нашлись противники. Их аргументом было как раз трапезниковское дело. Да что там говорить: в ходе разбирательства по поводу наследства на два лагеря раскололась вся городская интеллигенция… Печатаемые городской типографией брошюры, освещавшие процесс, расходились как горячие пирожки. 

Сторонники Владимира Платоновича его позицию объясняли так: у него «были все основания предполагать», что деньги «будут израсходованы на цели, не связанные ни с образованием, ни с просветительством и развитием культуры в Иркутске». Как бы то ни было, в 1882-м Иркутск стал обладателем огромного, более двух миллионов рублей, благотворительного капитала.

«…в Сибири все нелепо. Хороши только кедровые орехи»

Будучи в Иркутске главой общественного управления, Владимир Сукачев много сделал для развития города, неся в себе фамильную хозяйственность. А хлопот хватало всем руководителям, начиная с генерал-губернатора Восточной Сибири – город восстанавливался после пожара.

Прибывший в 1890-м, через 11 лет после огненной катастрофы, в Иркутск Антон Чехов охарактеризовал город всем известным образом – «превосходный», «интеллигентный» и «совсем Европа». «Театр, музей, городской сад с му­зыкой, хорошие гостиницы... В Иркутске рессорные пролетки. Он лучше Екатеринбурга и Томска». Хотя, конечно, даже с учетом талантов головы и других управленцев Иркутска разного уровня, до европейского идеала было далеко. Тот же Чехов, гуляя по городу ночью, успел шесть раз услышать протяжное «Караул!». И это в сравнительно спокойное летнее время…

Тем не менее столица Восточной Сибири уже могла составить о себе вполне респектабельное впечатление, даже при том, что «в Сибири все нелепо. Хороши только кедровые орехи, которые стоят пять копеек за фунт», по словам того же Антона Павловича. В том числе Иркутск удивил гостя благодаря бане, которая, вопреки его ожиданиям, оказалась не «дымной лачугой», а залитым электрическим светом дворцом с мраморными ваннами. Но к Курбатовским баням это достижение городской цивилизации относиться не могло – их на тот момент еще не построили.

В гостинице на Котельниковской (ныне Фурье) у Чехова перебывало много городской интеллигенции. Жаловались на скуку и бессодержательность жизни. Писатель не выдержал: «У вас тут такое приволье, такое изобилие благ, что если бы вы проявили хоть чуточку энергии и самодеятельности, то могли бы создать земной рай». Собственно говоря, тогда в России хотя бы были фигуры, способные притянуть к себе общественное внимание. Трудно представить, кто должен сейчас приехать в Иркутск, чтобы к нему началось подобное паломничество…

Вернувшись в начало нынешнего десятилетия, надо отметить, что путь к европейским стандартам начинался и с малого, которое, тем не менее, актуально до сих пор. Так, с мая начинали лов собак, бегающих по улицам без ошейника. По улицам устроили ватер-клозеты, которые сейчас, к примеру, распространенным явлением не являются. Тем не менее многие проблемы того времени к настоящему времени решены, одна из них – «на улицах посредине и в канавах стоят большие лу­жи воды, образуя из себя болота и заражая воздух своим гнилостным запахом». В июле 1886-го после дождя на Арсенальской площади (ныне на ее месте Центральный рынок) об­разовалось озеро, и извозчики сдирали за перевозку через него 20 копеек.

Семья с нестандартными судьбами

С тех пор стало меньше не только луж, но и общего беспорядка. Слыханное ли сейчас дело: в 1886 году американский писатель Джорж Кеннан, который собирал материалы к книге «Сибирь и ссылка», проделал часть пути в Иркутск вместе с партией ссыльных – что ему, получается, позволили доверчивые тогдашние власти. Мало того, в Иркутске Кеннан, побывав в резиденции генерал-губернатора Восточной Сибири Алексея Игнатьева, беспрепятственно посетил тюремный замок, где встретился с народовольцем Фердинадом Люстигом. Народовольцем, то есть с человеком, связанным с обществом цареубийц! Алексея Игнатьева, кстати, потом и самого убили по политическим причинам в 1906 году в Твери – застрелил эсер за приверженность к крайней полицейской репрессии.

Чрезвычайно интересна история семьи Алексея Павловича, который доводился родным братом Николаю Игнатьеву. Тому самому, который продолжил дипломатическую победу Николая Муравьева-Амурского, сенсационным образом в 27 лет добившись от Китая ратификации Айгунского договора и заключения Пекинского, передавшего России весь Амур. Сын Алексея Игнатьева – тоже Алексей – был «советским графом», легендарным «личным агентом Сталина». Алексей Алексеевич вернулся из эмиграции, за что от него отвернулась семья, и повторно получил в СССР звание генерал-майора (теперь уже Красной армии) и потом генерал-лейтенанта. Есть мнение, что именно по совету Игнатьева в армию вернули погоны. Он курировал языковые курсы для командного состава РККА, заведовал кафедрой иностранных языков Военно-медицинской академии, был редактором военно-исторической литературы Воениздата НКО, а еще написал книгу кулинарных рецептов…

Но вернемся в Иркутск 1881–1890 годов, который, впрочем, вовсе не ограничивался внутренними событиями. В 1882 году в городе при огромном стечении народа провожали в Нью-Йорк погибших участников американской полярной экспедиции. На гробы членов экипажа корабля «Жанетта» возложили венки от отдела Географического общества, городского самоуправления, редакций газет, общества врачей Восточной Сибири, общества офицеров и от женского общества, памяти героев науки посвятили многочисленное собрание членов Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. Иркутску передали благодарность от правительства США за единодушную симпатию и помощь, а также подарки для помогавших выжившим.

В 1884-м город, мало интересуясь провинциальной прессой, выписывает почти все столичные журналы и га­зеты – всего 183 названия периодики. Из них на русском языке изданий 155, на польском два, на немецком пять, на еврей­ском два и на латышском одно – в общем числе 2754 экземпляра.

Город многонационален. Так, тут очень много поляков – на улицах почти везде можно слышать их язык. В начале 1885-го освятили каменный римско-католический костел Успения Божьей Матери. Постройка обошлась в 63 163 рубля 16 копеек, большая часть получена от частных лиц. В следующем году освятили евангелическо-лютеранскую кирху Вознесения на углу улиц Большой и Амурской, где ныне стоит памятник Ленину. Татарское население, как постоянно проживающее в городе, так и временное, объединилось в татарскую общину и избрало муллу. Открыта временная суннитская магометанская мечеть. Восстанавливаются православные храмы и строятся новые – так, освящена закладка церк­ви Казанской иконы Божией Матери в Ремесленной сло­боде на месте запасных хлебных магазинов.

В начале десятилетия губернатор обратился к жителям города, чтобы они игнорировали слухи, вызывающие вражду к евреям. Параллельно пришло известие, что из Киева за одну неделю выехало 1,5 тыс. еврейских семейств. В Иркутске – вроде бы для самообороны – раскупили все револьверы.

В 1884-м в городе прошла однодневная перепись населения. Насчитали 19 488 мужчин и 16 629 женщин, из общего числа в возрасте от 70 до 100 лет были 113 мужчин и 325 женщин, также нашлись один 100-летний мужчина и три его ровесницы, иркутянин 106 и иркутянка 109 лет. Православных – 89, 58 процента, евреев – 5, 25, католиков – 2, 37, магометан – 1, 43, лютеран – 0, 53, шаманствующих – 0, 34, старообрядцев – 0, 29, ламаистов – 0, 16, армяно-грегориан – 0, 04 процента, англиканского исповедания – двое. По социальному статусу: мещан и цеховых – 37, 29 процента, крестьян – 15, 6, поселенцев – 9, 13, служащих солдат – 6, 18, от­ставных и запаса – 7, 85, слу­жащих чиновников – 4, 36, отставных – 2, 15, дворян – 3, 98, казаков – 3, 96, купцов – 2, 96, почетных граждан – 0, 6, духовен­ства – 1, 81, по­литических ссыльных – 0, 26, лишенных всех прав (в тюрьме) – 0, 84 процента... Что касается ежегодных цифр, то, например, в 1881-м в Иркутске появились на свет законнорожденных 695 мужского и 819 женского пола, незакон­норожденных 173 мужского и 166 женского пола, под­кинуто 14 младенцев, итого 1667. Умерли за год 1354 человека.

Развиваются объединения по профессиональному признаку. Так, кружок местных педагогов задумал издавать журнал. Состоялось собрание нового общества – приказчиков Иркутска – из 68 человек. Проходят заседания общества врачей Восточной Сибири, где, в частности, прочитана запис­ка об условиях санитарного благоустройства города и статья «Профилактичес­кие меры алкоголизма».

Угрозы и профилактика

А врачей не хватало! События вроде открытия в Иркутске амбулатории глазных болезней для бедных с бесплатной раздачей очков, субсидируемой Ир­кутским отделением попечения о слепых, были редкими.

В 1882 году в Иркутске зарегистрировано много случаев дифтерии (с 1 февраля по 1 апреля 66 случаев, смертельных исходов – примерно треть). Власти пригласили для борьбы с инфекцией четверых временных врачей, определив каждому часть территории города.

Несмотря на то что первые прививки от оспы были сделаны в губернии еще в 1771-м, до тотальной вакцинации еще далеко. В 1883-м рассмотрена смета на устройство в городе здания для ос­попрививательного института, стоимость – 2352 рубля 93 копейки. В это же время заразу завезли солдаты с Амура. В частности, оспа убила в иркутской тюрьме революционера Льва Дмоховского. В этот же замок поступил писатель Владимир Короленко, проследовав далее в Якутский край. Но ему суждено было вернуться.

А в конце десятилетия в Иркутске разыгралась эпидемия гриппа. В присутственных местах служащих в ее разгар было меньше половины, солдат отправляли в госпиталь сотнями. Ду­ма ассигновала на борьбу с болезнью пять тысяч рублей. В 1889 году в городе было 14 809 больных, умерли 1320.

Из-за эпидемии учебные заведения даже пришлось на какое-то время закрывать. Впрочем, об ограничениях массовых мероприятий в летописях ничего не сказано. А мероприятий много. Так, популярен театр. Правда, например, в 1884 году он почти всегда наполовину пуст – публика недовольна составом труппы. А балаганы-цирки почти всегда полны. Тем не менее, когда в конце десятилетия театр сгорел, спектакли возобновились на Большой улице в доме Плетюхина уже через две недели. Огромным вниманием публики пользовались лекции о сейсмологии, прочитанные после повредившего многие здания землетрясении 31 декабря 1885-го. Народ валом валил на представления профессора натуральной магии Иоганна Страуса и сеансы предсказательницы Леоноры.

Тем не менее в городе образована санитарная служба, призванная предотвращать эпизоотии у животных и эпидемии среди населения. С ее участием обсуждалось устройство водопровода. Это пока проект, а вот правительственные, казенные и общественные здания города уже соединяются телефонной сетью. Сделан первый опыт передачи по телефону игры оркестра и артистов городского театра, дабы ознакомить общество с открытиями в области электромагнетизма. Разработана смета на электрическое осве­щение Иркутска, расходы исчислены в сумме 24 тысячи рублей в год.

На предполагаемый бассейн на случаи пожаров нужно 32 тысячи. Воду предложено провести из Ангары, с берега Соборной площади до площади хлебного рынка. Труба должна впоследствии войти в общую водопроводную сеть. У Московских ворот открыта спасательная станция с двумя специально сде­ланными лодками.

Правда, заседание окружного правле­ния общества спасания на водах на тему работы станции несколько расстроило. Разбирались с утратой внесенных благотворителями семи тысяч рублей. Может, и правда некоторые сомнения Владимира Сукачева по поводу денег дяди были обоснованными…

А время бежало вперед. В том десятилетии отмечали 900-летие Крещения Руси, 300-летний юбилей завоевания Сибири и 200 лет, как Иркутск стал городом. На одном из торжественных обедов в столице, символически начавшемся с пельменей, высказали мысль об устройстве в Петербурге осо­бого общества – комитета для рассмотрения заявлений сибиряков. 

Наталья Антипина, «Байкальские вести».

На фото: Восточно-Сибирский (1885–1887),
а затем Иркутский (1887–1889) генерал-губернатор
Алексей Павлович Игнатьев;

Алексей Алексеевич Игнатьев в царское и советское время;

Кирха, на месте которой ныне памятник Ленину;

Владимир Сукачев

Продолжение следует