Иркутск, 1841–1850: первые фото политических, губернаторские встречи и проводы, рукопись Петра Пежемского

К середине XIX века почти вся равнинная территория вдоль Ангары и Ушаковки была освоена, и город вплотную подошел к нагорной части. В 1851 году в Иркутске было около 2400 домов. Но, несмотря на значительные перемены лица, этот административно-торговый центр Сибири еще не производил прямо уж столичного впечатления; каменных строений было мало.

Декабрист, кумир золотой молодежи и женщин

Учиненные Петром и почти забытые венценосными женщинами сенаторские ревизии – обозрения российских губерний силами сенаторов – снова начали проводить на регулярной основе при Павле. Как мы писали, такое мероприятие в Восточной Сибири 1843–1846 годов печально окончилось для ее генерал-губернатора Вильгельма Руперта. Он избежал уголовного дела только благодаря расположению Николая I, когда-то крестившего его сына. А для некоторых последствия были хуже: енисейский гражданский губернатор Василий Копылов скоропостижно скончался после прочтения депеши насчет финансовых нарушений в его канцелярии, в том же 1845-м умер начальник Якутского областного правления Илья Рудаков, удаления которого потребовал проводивший проверку отставной военный Иван Толстой.

Толстой невыполнимость миссии «уничтожить злоупотребления» понимал и стремился хотя бы «страхом воздержать на долгое время покушение на оные». Во время ревизии и сенатор, и его помощники встречались с декабристами. «В приятном обществе этих господ забываешь Сибирь и переносишь себя в петербургскую гостиную, – писал родным из этой командировки князь Николай Голицын. – Заговорщиков в них вовсе нельзя узнать, они умные, образованные и благоразумные люди; на службе отечеству принесли бы стократ более пользы, чем все чиновники, которых здесь встречаешь с пряжкою беспорочной службы и в крестах».

Но все-таки нельзя сказать, что со временем декабристы пришли к полному смирению. Так, в марте 1841-го в Урике арестовали направленного сюда с каторги на поселение в 1836-м Михаила Лунина и доставили в Иркутск пред очи председательствовавшего тогда в Главном управлении Восточной Сибири вышеупомянутого Копылова. После допроса самого несгибаемого из декабристов отправили в жуткий Акатуевский рудник, где то ли он умер от удара в 1845-м, то ли его убили. Причиной ареста стало не понравившееся столичным властям начинание Лунина – он замыслил написать историю декабристского движения. В Иркутске даже сложился кружок распространителей его сочинений, в который, например, вошли настоятель римско-католического костела, два преподавателя училищ, казачий офицер.

Михаил Лунин, один из зачинателей декабристского движения, при жизни стал легендой (по мнению некоторых исследователей, он, в том числе, был прототипом противоречивого Федора Долохова в «Войне и мире»). Кумир золотой молодежи, герой войны, дуэлянт, картежник, любимец женщин... У офицера Лунина в столице любили собираться друзья, но только не оставаться на ночь – там в свободных условиях содержались два медведя. Их хозяин вступил в общество будущих декабристов в 1816-м, именно ему принадлежала идея физического устранения царя. Лунин покинул движение в 1822 году именно из-за, по его мнению, слабохарактерности единомышленников и на момент ареста после 1825-го был адъютантом Константина Павловича, отказ которого от престола и стал важным фрагментом восстания.

Не менее противоречивый великий князь отправил Лунина, чтоб спасти, поохотиться в лесах близ границы с намеком на побег, но тот счел такой выход бесчестным для себя и в срок вернулся в Варшаву, откуда и был направлен в Петербург. Во время расследования Лунин не сдал ни одного товарища – в отличие от многих других участников движения. Вот и в 1841 году находившийся в Урике чиновник Леонид Львов удивился спокойствию арестованного и сумел договориться с офицером об остановке лошадей в лесу под Иркутском. Там Мария и Сергей Волконские, Артамон Муравьев, Александр Якубович и Николай Панов передали товарищу тысячу рублей ассигнациями, которые Мария Николаевна зашила в шубу…

«Нашелся человек, который понял меня»…

Отношения по поводу декабристов вообще часто влияли на ситуацию в высоких руководящих кругах. Так, начало управления генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьева (будущего Амурского), который прибыл в Иркутск в 1848-м, связано с доносом на него по этому поводу.

Большинство вышедших на поселение декабристов находились не в Иркутске, а в его окрестностях. Только две княгини – Мария Волконская и Екатерина Трубецкая – жили в городе, получив право воспитывать здесь детей. Их мужьям и остальным поселенцам для приезда сюда каждый раз необходимо было испрашивать разрешение, равно как и на перемещения из одной волости в другую. Муравьев сразу же отменил это правило. Кроме того, новый руководитель сразу же отправил в прошлое практику социальной изоляции, в которой жили женщины. Генерал-губернатор с супругой тут же сами познакомились с княгинями, подав пример местному обществу. Вот это сближение Муравьева с декабристами и живописали в своем донесении в столицу гражданский губернатор Иркутска Андрей Пятницкий и жандармский штаб-офицер Горашковский, присовокупив для верности, что на губернаторской печати царская корона пронизана мечом.

Послание в Петербурге почитали и переслали Муравьеву для объяснений. Генерал-губернатор ответил, что декабристы, искупив заблуждения юности тяжелою карою, принадлежат к числу лучших подданных русского царя, никакое наказание не должно быть пожизненным, так как цель наказания есть исправление...
Прочитав это объяснение, император Николай I написал на нем: «Благодарю», сказав при этом: «Нашелся человек, который понял меня, понял, что я не ищу личной мести этим людям, а исполняю только государственную необходимость и, удалив преступников отсюда, вовсе не хочу отравлять их участь там».

Пятницкий в итоге лишился поста, и на перевозе через Ангару по дороге «в Россию» его провожали всего несколько иркутян из числа чиновников и купцов – все опасались неприятностей от Муравьева. Общество при этом хотело бы организовать большие проводины – Пятницкого находили человеком добрым и скромным, снисходительным к горожанам. Сейчас трудно сказать, зачем он написал донос, ведь и сам был благосклонен к декабристам и даже облегчил им переписку со столицей. Кстати, и преемник Пятницкого Владимир Зарин, служивший с Муравьевым на Кавказе, покинул кресло иркутского губернатора всего через три года, в 1851-м, тоже из-за внутреннего конфликта, не сойдясь нравом с главой военной администрации Иркутской губернии… 

А вот Вильгельма Руперта, несмотря на обстоятельства его отставки, провожали в 1848-м, через десять лет правления, с помпой. Дорогу от триумфальных ворот до перевозного карбаза усыпали песком и цветами, на этом берегу стоял хор казачьих музыкантов, на том, у Знаменского монастыря, – канонерки с пушками. Его высокопревосходительство сперва прощался, сняв фуражку, с солдатами, стоявшими у триумфальных ворот. Потом, спускаясь под гору к перевозу, кланялся по сторонам. Генерал, окруженный чиновниками разных ведомств и гражданами всех сословий, обратился к предстоящим, поклонившись после еще очень низко на все стороны: «Прощайте, господа! Покорно благодарю за ваше радушие. Дай Бог, чтобы преемник мой, а ваш будущий начальник был добр к вам». На той стороне Ангары были устроены ворота из зелени. Пройдя их, Руперт, раскланиваясь, сел в экипаж и поехал в Вознесенский монастырь, где служили молебствие святителю Иннокентию. После Жилкинского селения еще останавливались у Ангары и у приготовленной палатки, пили прощальный кубок. Палили пушки, играла музыка. По приезде в Красноярск генерал послал благодарственное письмо на имя городского головы Константина Трапезникова…

Что бы ни говорили, но Вильгельм Руперт создал многие стартовые условия для свершений своего знаменитого преемника.

…О том, что на него возложены обязанности генерал-губернатора Восточной Сибири, тульский военный и гражданский губернатор Николай Муравьев узнал в сентябре 1847-го. Сдав дела, он четыре месяца изучал литературу и документы по вновь вверенной территории, встречался с министрами, людьми, знающими проблемы Сибири. Впереди у Николая Николаевича были великие дела. Прежде всего долгожданный почин в возвращении Амура, уступленного Китаю в далеком 1689 году, когда был заключен памятный Нерчинский договор. 

Портреты людей и города

… В Париже 19 августа 1839 года заявили о первом механическом способе получения изображения. В камере-обскуре размещали чувствительную к свету посеребренную пластинку, а чтобы рисунок проявился, выдерживали над разогретой ртутью, фиксируя раствором гипосульфита. Дагеротипия, названная в честь изобретателя Луи Дагера, с невероятной скоростью стала распространяться по миру.

Уже к 1845-му первый профессиональный фотограф в России, француз Александр Давиньон снял портреты доброй половины Санкт-Петербурга. И отправился в путешествие по империи. Главной целью его был Иркутск, знакомство с декабристами. Здесь Давиньон успел сделать дагеротипы как минимум шестерых из них – Сергея Трубецкого, Сергея Волконского, братьев Иосифа и Александра Поджио, Петра Муханова, Николая Панова, а также членов их семей. Для тех поселенцев, которые не вернулись из Сибири, эти портреты стали первыми и последними фотоизображениями. А уходили они в этом десятилетии часто, если судить по летописям... Эти пластинки долгие годы считались уничтоженными и сравнительно недавно нашлись в архивах Пушкинского дома в Петербурге.

А потом дело приняло неприятный для фотографа оборот, что еще раз говорит о противоречивом отношении к знаменитым бунтовщикам, многие из которых к тому времени исполняли государственную службу. Третьему отделению не понравилась новомодная фотопропаганда в переписке декабристов, которые отослали дагеротипы родне. И Давиньона арестовали после возвращения в Петербург. Жандармам сложно было поверить, что кто-то по доброй воле отправится в Сибирь из любопытства, да еще точно в двадцатую годовщину восстания. В свою защиту фотограф объяснял, что тиражирование дагеротипов невозможно, и едва, с помощью обившей все пороги жены, освободился. В результате было велено «воспретить поселенцам из государственных и политических преступников на будущее время снимать с себя портреты».

Жаль, что Давиньон не снимал в Иркутске пейзажей (или они не сохранились), но вот краевед, депутат городской думы, член-сотрудник созданного в 1851 году по инициативе Муравьева Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества Петр Пежемский оставил в числе своего ценнейшего наследия акварели, «почти фотографически воспроизводящие Иркутск первой половины XIX столетия». Эти портреты города – практически единственные в указанном периоде.

Петр Ильич – один из энтузиастов, благодаря которым летописная история Иркутска намного богаче не только многих городов-ровесников, но и «старших товарищей» по исторической хронологии. Разносторонне одаренный, невероятно трудоспособный, вдохновленный интересом к истории и истинным патриотизмом, Пежемский всю жизнь вел записи событий, собирал материалы и факты из прессы и разных документов, живо рисующих биографию Иркутска и демонстрирующих его исключительную роль в развитии страны. К столь обширным данным Петр Ильич добавлял личные впечатления. Созданный к 1849 году основной труд Пежемского – охватывающая события почти за двести лет рукопись «Панорама Иркутской губернии» – до недавних пор никогда не издавался полностью, был мало известен потомкам, терпеливо дожидаясь своего часа в научной библиотеке ИГУ, то есть в приобретенном когда-то у Михаила Сибирякова Белом доме…

И в 2020 году эту несправедливость устранили. Увидевшая свет книга «Панорама Иркутской губернии» стала большим подарком к 360-летию Иркутска. Историк, краевед, изыскатель Надежда Куликаускене начала готовить к изданию полную версию труда купца-летописца, а после ее ухода из жизни это сложнейшее дело под руководством ее супруга Арвидаса продолжили единомышленники, среди которых Нина Единархова, Вадим Шахеров и Нина Вечер. Книга, редактором которой является Альбина Глюк, издана с огромным уважением к русскому языку и лучшим издательским традициям.

В апреле коллективная работа «Панорама Иркутской губернии / Петр Ильич Пежемский» стала победителем областного конкурса «Лучшая книга года-2020» в рамках III Международного книжного фестиваля «КнигаМарт» в номинации «Лучшее историко-документальное издание».

Наталья Антипина, «Байкальские вести».

На фото: Дом Трубецких в Иркутске –
ныне часть Музея декабристов;

Михаил Лунин;

Акварель Петра Пежемского, справа –
деревянный костел;

Сергей Волконский,
снимок Александра Давиньона, 1845 год.

Продолжение следует.