Крайком против художников

Очередная лекция проекта «Научные Weekend`ы», состоявшаяся 24 ноября, была посвящена удивительной истории разгрома в Иркутске художественной выставки. Художник Яна Лисицина выступила в качестве не столько искусствоведа, сколько историка культуры и повседневности.

«Работать и отдыхать по-стахановски»

После создания в 1935–1936 годах всесоюзного стахановского движения первый секретарь Восточно-Сибирского крайкома ВКП(б) Михаил Разумов увидел в новом движении прекрасную возможность для решения кадровой проблемы. Сибирь вообще и Восточная Сибирь в частности были малонаселены, рабочих рук остро не хватало – а тут один человек выполняет несколько норм. Разумов встретился со Сталиным, обсуждал с ним этот вопрос и получил полное одобрение. Сталин, по свидетельству Разумова, сказал, что советская власть сумела переселить в Сибирь около трех тысяч крестьянских семей, и это очень мало: «Нам бы на Советский Союз еще 200 миллионов человек – вот тогда бы мы всю территорию заселили».

Движение действительно начало развиваться, и уже в феврале 1936 года состоялся первый съезд стахановцев-кривоносовцев Восточно-Сибирского края. Стаханов был герой промышленности, Кривонос – такой же герой для железной дороги. И вот эти люди выступали друг перед другом и партийным руководством, рассказывали о своей работе и своих достижениях – если рабочий в среднем зарабатывал по 45–60 рублей, то многие стахановцы получали до 1000 рублей в месяц. Один из них рассказывал, что не мог даже представить себе такие деньги и не понимал, на что их можно потратить. Но со временем появились мысли о культурном досуге, о том, что нужно хорошо одеваться, и так далее. А ведь это были совсем простые люди: более 60 процентов участников съезда не были членами партии, многие не умели писать.

Но теперь они стали элитой общества, на них смотрели и брали с них пример. Каждый рассказ о жизни стахановца постоянно сбивался на быт. Стахановец Козлов, например, говорил, что на него обращают внимание женщины, спрашивают, умеет ли он танцевать. А танцы – это значит патефон. Стахановцы и отдыхали по-стахановски: 25 человек, четыре гармошки и патефон, они там веселились и танцевали по десять часов подряд. Стахановец Фетисов рассказывал, что у него в стахановской бригаде люди становятся смелее – «даже старушки по 60 лет танцевали вальсы и фокстроты всю ночь». А на следующий день после танцев бригадир видит, что люди и работают лучше: та самая старушка зашивала мешки с мукой – и если она раньше зашивала по 400 мешков в смену, то теперь уже по 600. Менялось действительно все: стахановцу Разгильдяеву даже заменили его обидную фамилию, данную кому-то из предков при царском режиме, на новую, почетную. Какую именно – установить по доступным источникам не удалось, но подобные вещи в то время делались легко и часто.

 Люди с новыми доходами стали требовать культурные товары – в их число вошли велосипеды, варшавские кровати, пианино… В тот же список попали коровы и свиньи: люди были недавно из деревни, умели и хотели держать скот. Директор угольного треста в Черемхово вспоминал: «Звонит Разумов из Иркутска – сколько свиней у рабочих в хозяйствах? Поначалу было плохо, всего 80. А сейчас больше двух тысяч и даже наверняка больше, берут по два поросенка, и вскоре уже целая свиноферма. Опять плохо – вся скотина в одну стайку не входит». Вряд ли, конечно, кто-то из шахтеров освоил пианино, но оно стояло в доме и было показателем успеха.

Вскоре стахановцам пришлось столкнуться с искусством еще более плотно – они сами стали его объектом, темой для живописных и скульптурных произведений членов Союза художников СССР. Это было единственное официальное объединение художников в стране – все иные творческие объединения, как и у писателей, и у композиторов, были ликвидированы в 1932 году. В июле 1933 года (это самое раннее упоминание об этом объединении) был создан Восточно-Сибирский краевой союз советских художников. До сих пор иркутское отделение Союза художников ведет свою родословную именно от этой организации. Первый председатель этого союза Александр Вологдин занимал свой пост до 1937 года, когда он был арестован и расстрелян.

Полный провал

Помимо Союза у художников был кооператив – это была та структура, куда можно было обратиться, если вам нужно оформить праздник, нарисовать портрет Ленина и что-то еще в том же духе. Это было хорошо для всех: народ получает то, что ему нужно, художник зарабатывает. Через союз художники взаимодействовали с партией – просили денег, оформляли контракты на выставки, то есть получали темы, на которые потом писали свои картины. В январе 1936 года, за месяц до съезда стахановцев, было собрание художников, и там приняли решение, что нужно помочь движению – в течение двух недель хотя бы нарисовать наброски, а потом уже и полноценные портреты. Председателю кооператива было поручено помочь художникам всем необходимым: бумагой, красками…

Но что-то пошло не так. Художники разбились на три бригады по шесть-семь человек и начали по списку крайкома заранее выезжать в районы, знакомиться со стахановцами. Художник Владимир Мигаев оставил интересные мемуары о том, как это было в Черемхово. Чтобы передать не только внешнее сходство, но и суть человека, Мигаев отправился к стахановцу Поповкину посмотреть на его дом. Две комнаты, кухня, в переднем углу большой стол и радиоприемник, два патефона, альбомы, на стенах множество почетных грамот. На обед стол накрыт роскошно – несколько сортов мяса, водка и самогон. Потому что художник пришел к непростому человеку, к стахановцу. Когда Мигаев с Поповкиным уже изрядно выпили, у них начался откровенный разговор. И тут стахановец признался, что заработки очень большие и потому все очень много пьют. «Только один у нас есть чудик – голубей покупает редкой породы», – рассказывает стахановец. Художник обращает внимание, что жена у Поповкина не работает, а сидит дома и вышивает, весь дом в вышивках, и предлагает: если жена вышьет портрет товарища Разумова – можно выставку открыть в Иркутске.

Но тут художник присматривается к герою и понимает, что он очень простой и ограниченный: 24 года, семь лет трудового стажа, зарплата больше 800 рублей, никаких интересов ни у него, ни у жены – после работы сидит дома, пьет водку, жена вышивает, и всё. И вот художнику захотелось нарисовать именно портрет в семейном кругу. Это была ошибка: портрет надо было сделать за месяц, с фотографической точностью, а он начал писать большое полотно и не в героической трудовой, а в домашней лирической обстановке.

Когда выставка открылась 3 февраля 1936 года в ДК профсоюзов (сейчас это Дворец труда и здание ТЮЗа), то это была уже выставка не зарисовок, а крупных картин – 1,2 метра на 1,6 метра. Масляная краска очень долго сохнет, это непростой процесс. Сделать за полмесяца, да еще с разъездами и пьянками, настоящую работу невозможно, и выставили то, что было. Разумов в книге впечатлений (сейчас бы мы сказали: книга отзывов) написал: «Большинство картин – издевательство над стахановцами». Всего была написана 31 картина, и возле названия каждой из них в специальном журнале стоят ремарки «Идиот», «Дегенерат» и так далее. Начальнику Главлита (орган советской цензуры) отправили записку с подробным описанием каждого портрета и оценками – там формализм, тут стахановец с пьяным лицом, тут герой сидит на фоне фикуса, и две ветки над головой как рога, а большие листья – как свисающие уши. Самое интересное, что выставку не закрыли, а показали стахановцам, чтобы они высказались. И они высказались! Все были страшно возмущены: тем, что лицо как у куклы, или тем, что стахановца нарисовали в рабочей одежде, – «что, у меня шевиотового или бостонового костюма нет??!».

Самой провальной признали работу художницы Любошиц: «Получился скелет, который может служить только примером капиталистического мира. Это рабочий, заморенный фашистами…» – эта картина была единственной, которую сняли. Но автор на все обвинения ответила по-женски: что увидела, то и нарисовала. В штреке, где и шла работа над картиной, было темно, рабочий-стахановец Недогаров только что вышел из больницы после болезни почек, поэтому какой есть – такого и нарисовала. И рисовать рабочего в ущерб правде жизнерадостным красавцем она не стала.

Однако это было еще не все: художники дежурили на выставке, и когда Любошиц пришла на свое дежурство, то обнаружила картину на своем месте. Оказалось, что Недогаров пришел на выставку, обнаружил, что его изображения нет, и со скандалом потребовал вернуть. Любошиц от греха унесла картину домой, но он узнал адрес, пришел и просил продать. Она отдала картину без денег – для рабочего это было что-то такое, чего случиться не могло. Никогда никто из его семьи даже фотографии не имел, а тут настоящий портрет маслом на холсте!

«Сегодня нужно бить»

Представители крайкома думали иначе, им нужны были героические образы. Они потребовали от художников что-то такое, что можно было бы подать массам. Из выставки сделали политические выводы – заявили, что художники показали свое истинное лицо. Художник Алексей Жибинов, которого постоянно критиковали на всех собраниях и заседаниях, был членом партии и довольно умным администратором, именно он руководил союзом после ареста Вологдина. Жибинов организовал обсуждение таким образом, что в крайком отправили отчет со словами: «Художники сами признали, что сегодня им нужна от партии не ласка – сегодня нужно бить». Один из художников заявил, что нужно было портреты вешать высоко и смотреть издалека, а повесили низко и близко. В этом есть правда, ракурс имеет большое значение, а партийные руководители в этом профессиональном вопросе ничего не понимали.

Партийные критики не понимали, что быстро, за два-три дня, нарисовать полноценный портрет нельзя. Крайком партии с себя ответственность снял, краевое отделение союза от работы отстранилось, и все вопросы решал руководитель кооператива, а отвечать пришлось художникам. Ни одна картина не сохранилась, поэтому рассуждать сегодня о том, какими они были, нельзя. Никого за эту выставку не репрессировали, хотя вспоминали часто (в Иркутске в 1937 году репрессировали трех художников, не принимавших участия в выставке), а наказали только тем, что выплатили всего по десять процентов от суммы аванса. Тем не менее это была одна из первых выставок иркутского союза, которая привлекла большое внимание и в городе, и в печати. 

Записал Борис Самойлов, «Байкальские вести»