Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Иркутск, 1921–1925: НЭП, денежная реформа и борьба с религией

08 ноября, 2021

Удивительно, насколько долгую дурную славу снискали нэпманы – от этого названия до сих пор веет негативом. А ведь эти «новые русские» того времени, «временные» и трижды клятые властями и населением, исключительно на своей неубиваемой предпринимательской жилке тащили в развороченный мир созидательное начало. Вот и в Иркутске, хлебнувшем горя больше многих городов страны, в 20-е быстро ожила мирная жизнь... Через город следуют эшелоны русских эмиг­рантов, возвращающихся из Америки (за 1921 год в страну прибыли более 121 тыс.  репатриантов).

Всходы былой роскоши

Мрачно отрекомендованный Львом Троцким «рыночный дьявол» предстал почти во всей красе: различные формы собственности – вплоть до капиталистических, наемный труд, аренда средств производства, частная торговля, которая в Иркутске в это время превосходит по обороту государственную... В новые экономические условия тут же встроились китайцы. Кроме прочего, как и в современном Иркутске, они бойко торговали овощами, выращенными на огородах в Малой Разводной.

Все предприятия Иркутска разбили на три категории. В первую вошли наиболее крупные – обозная и шорно-седельная мастерские, кожзаводы, мастерская, пимокатная и суконная фабрики, мукомольная мельница, центральная электростанция, гостипография, иркутский и ангарский лесозаводы, их оставили в ведении государства. Вторая категория – полностью переведенные на хозрасчет «самоснабжающиеся» предприятия: мыловаренный, маслобойный, металлический и дрожжеваренный заводы, кофейная и конфетная фабрики. И наконец, в третью вошли предприятия, подлежащие сдаче в аренду кооперативам, артелям и отдельным лицам.

Город не только работает на свои нужды, но и поставляет на экспорт, например, пушнину, кожу, махорку, соль... Здесь конкурируют два квасоваренных завода. Веселее шумят рынки. Так, на месте будущего цирка действует мелочный базар («маньчжурка»), а на месте построенного в 1934-м Дворца культуры завода имени Валериана Куйбышева (ныне закрывшийся комплекс «Нескучный сад») – сенной базар. Кроме сена, предлагали там и дрова, и всякую домашнюю живность. Сюда же свозили всякий мусор, даром что неподалеку – еще помнившая былую роскошь бывшая Большая улица.

Но, хотя она уже обрела имя основоположника научного коммунизма, частники взяли здесь реванш. И пусть некогда пафосный Гранд-отель, являющийся архитектурной доминантой бывшей Большой, осквернили дешевой пролетарской столовкой, в окрестностях появились новые увеселительные заведения – рестораны «Новый Свет», «Гаспар», «Одесса», «Крым», «Аполло», «Москва»...  На углу улиц Карла Маркса и 4-й Красноармейской (бывшей Солдатской, будущей Киевской) открылось «первоклассное заведение» с совершенно невозможным названием – «У чеха». Появился на Карла Маркса – правда, единственный в городе – и совершенно невозможный совсем недавно парфюмерно-галантерейный магазин. Теперь в Иркутске можно купить и хороший табак (на набережной Ангары, у Розенберга), и марочное вино (в кооперативе виноградарей и виноделов на углу Карла Маркса и Красной Звезды (ныне Сухэ-Батора). Были б деньги!

«Бери, какая бумажка больше на вкус...»

Хотя денег, наоборот, в начале десятилетия слишком много. Но на них мало что можно купить. На базарах не принимают купюры менее 500 рублей, и они валяются на земле. Привезшие муку в начале 1922-го крестьяне дают за новехонькие галифе всего два пуда пшеничной муки, за овчинный полушу­бок и пиджак – четыре пуда, за самовар – пять... Горожане сетуют, что в старые времена за эти вещи можно было выменять минимум вдесятеро больше муки. В городе арестовывают ушлых скупщиков золота.

Ушла, ушла безвозвратно неспешная прежняя жизнь! В стремительно меняющееся новое время даже странно сократились слова: холерной угрозе противостоит Губчекахол, а на предприятиях Губхимотдела, Губкожа и Пищевкуса ловят воров. Так, у завхоза столовой № 2 нашли ушат мяса, два пуда соли, 15 фунтов перца, семь фунтов чая, две банки кофе...

Весной 1921-го за пуд ржаной муки просят 33–35 тысяч рублей, пшеничной – 55–60 тысяч. Ровно через год мука стоит уже 2,4 и 4-5 миллионов соответственно. В том же году цена на пшеничную муку за три октябрьских дня вырастает с 6,5 до 11 миллионов.  К моменту прекращения в стране выпуска совзнаков их обращалось 762,3 квадриллиона – а реальная ценность была 152 миллиона.

Лечить эту лихорадку советской экономики принялся первый нарком финансов СССР, позже погибший в заключении Григорий Сокольников (настоящее имя Гирш Бриллиант). Провели две деноминации: сначала все деньги, не только совзнаки, но и «романовские», «керенки» и «пятаковки», обменяли на новые в соотношении 10 000 к 1. Через год рубль 1923-го приравняли к 100 рублям 1922-го, или к миллиону рублей дензнаками до 1922-го. Параллельно ввели устойчивую валюту на базе золота и других драгметаллов (червонец). «Равны серебро И новый бумажный билет, Ныне Меж ними Разницы нет. Бери, Какая бумажка больше на вкус, – Теперь и бумажкам твердый курс», – доходчиво объяснял массам реформу Владимир Маяковский.

Изъятие церковных ценностей в том же 1922-м в Иркутске не сопровождалось кровопролитием, разразившимся в ряде других губерний, заслуга в этом есть у обеих сторон процесса. Но помимо того, что местная власть здесь проявила мудрость, она в любом случае пока еще вынуждена была считаться с религиозностью населения, которое в церковные праздники битком переполняет храмы. Например, на заседании Черемховского райкома ВКП(б) в 1925 году отменили постановление о переносе нерабочих дней Пасхи на празднование Первого мая: железнодорожники в пасхальные дни отказались подавать вагоны для угля. Но над снижением авторитета канонической церкви работали: в Иркутске гражданские власти всячески помогали обновленческому расколу. Для этого раскольнического движения в РПЦ, надеявшегося сдружиться с новыми властями, создали в сентябре 1922-го Иркутское епархиальное управление. Часть храмов отняли у канонической церкви и передали обновленцам (в 1924-м – Троицкую, Входо-Иерусалимскую, Чудотворскую церкви). Действовали и точечно: например, в январе 1922-го губернская противорождественская комиссия губкома РКСМ устроила в Совнардоме диспут на тему «Что такое Библия?», докладчик – с неожиданной фамилией Богоявленский.

Комиссия по регистрации памятников архитектуры при Академии наук решила охранять 13 старинных иркутских построек, оговорив особо, чтобы не трогать Тихвинскую и Крестовоздвиженскую церкви вместе с погребениями. Но ученых не послушали – уцелела только Крестовоздвиженская, кладбище при ней застроили. Также разобрали Московские ворота. Правда, их порывались снести еще в царское время. Восстановить ворота пытались в 1984-м, но Иркутск снова обрел этот один из своих символов лишь в 2011-м.

Всех не перестреляешь...

... А тучи сгущаются быстро. Так, еще в 1921-м газета «Власть труда» хотя бы открыто публикует список всего из 34 человек, расстрелянных по решению Иркутской губчека. Арестованных в том же 1921-м за антисоветчину 14 эсеров быстро освободили. Также в 1921-м с миром отпустили арестованных за два месяца до того иркутских священников и мирян, воспротивившихся изъятию мощей святителя Иннокентия (мощи отправили в Москву в музей Народного комиссариата здравоохра­нения, назад они вернулись в 1991-м). У большевиков с января 1924-го появилась своя святыня – помещенное в прозрачный саркофаг тело Ленина. И уже в 1925-м участников иркутского нелегального комитета взаимопомощи безработному и сосланному духовенству без лишних сантиментов отправили на Соловки.

Тем не менее и в те времена сохраняли жизнь люди, которые, казалось бы, были бесповоротно альтернативны советской власти. Так, своей смертью, прямо во время всенощного бдения в омском храме умер епископ Иркутский Анатолий, первоначально приговоренный к расстрелу из-за все того же церковного золота. На 55 лет пережила Александра Колчака его последняя любовь Анна Тимирева, работавшая старшим каталогизатором Научной библиотеки Иркутского университета и арестованная в мае 1921-го. Много позже Анна Васильевна даже снялась, пусть и в массовке, в «Бриллиантовой руке» Леонида Гайдая, который родился в Амурской губернии в январе 1923-го и вырос в иркутском Глазково.

Человека совершенно феерической биографии, самого противоречивого лидера Белого движения Романа фон Унгерна-Штернберга, который заодно освободил Внешнюю Монголию от китайцев, большевики не расстрелять не могли, но родилась легенда, что он сумел уйти и скрыться в каком-то буддийском монастыре. В Иркутск плененного барона привозили из Монголии в начале сентября 1921-го и в том же месяце отправили в Новониколаевск (Новосибирск). Там он и окончил свою борьбу за мировую монархию.

А ненавидимую Унгерном революцию в том же году представил в Иркутске в совершенно новой форме уличного спектакля будущий великий советский режиссер и актер Николай Охлопков. Развернувшаяся борьба с капитализмом так зажгла собравшиеся массы, что только кавалеристы смогли сдержать запутавшуюся в искусстве и реальности толпу.

Происходило это действо – «Борьба труда и капитала» – 1 мая на площади Третьего Интернационала (потом Кирова, сейчас графа Сперанского) в Иркутске. Здесь же первоначально собирались поставить памятник Ленину высотой семь с половиной метров. Как когда-то в истории с монументом императору, объявляли конкурс проектов. Кстати, увековечить Ильича предлагалось и на постаменте сброшенного-таки Александра III, но в парке Парижской коммуны (бывшем Александровском саду). Интересно, что в феврале 1924 года газета «Власть труда» публиковала письмо с предложением расположить монумент на пересечении улиц Ленина и Карла Маркса, которое и было воплощено, но уже после Великой Отечественной.

Впрочем, было в то время больше все-таки странных, трудновыполнимых идей. Одна из них – перенести в год столетия восстания на Сенатской площади в одну могилу на площадь Третьего Интернационала останки всех декабристов, похороненных в губернии. Хотя по факту даже уже имеющаяся братская могила погибших в декабре 1919 – январе 1920 года за установление советской власти в Иркутске на Иерусалимской горе (тогда гора Коммунаров) находится в забвении, ограда разрушена.

Противоречивая реальность

Мешок муки, врученный 20-летнему режиссеру Охлопкову за постановку на площади, был в то время настоящим богатством для большинства простых жителей Иркутска. Ночами на дрова вырубают рощу «Звездочка». В городе нередки убийства целых семей в целях безнаказанного грабежа. Возросло число самоубийств и психических расстройств. Развита детская преступность. Кражи совершают шай­ки подростков, причем у них есть специализация вплоть до театральных костю­мов. По данным на весну 1921-го, в 22 детских домах Иркутска находится 1416 воспитанников, это близко к проценту от числа жителей. Поздней осенью 1921-го в Иркутск из Самары прибыл первый спецпоезд с 459 детьми из Поволжья. Весной 1923-го детских домов уже 31, а детей там 2104 из 39 гу­берний.

Организацией помощи для голодающих территорий занимаются как церковные, так и светские власти (в этом аспекте освещается и изъятие церковных ценностей). Так, при цене на хлеб 35 тысяч за пуд осенью 1921-го в пользу голодающих принято деньгами от граждан 3,6 млн рублей, муки 514 пудов, ржи 567, хлеба печеного 10, сухарей 11, вермишели 1,4, рыбы 13, жира 27, овощей 9, гороха один пуд.

Но чем-то помогали люди, которым посчастливилось иметь работу. Остальные сами выживали, как могли. В частности, весной 1924-го на учете биржи труда состоят 268 безработных медиков, в частности, врачей – 41, зубных врачей – 25, акушерок – 16. Хотя больных меньше точно не стало.

Секция по борьбе с проституцией выяснила наличие в Иркутске 18 домов терпимости, которые, в отличие от царского времени, стали вне закона. Во время НЭПа кое-кто пытается делать деньги на примитивных инстинктах несознательных граждан, далеких от бесполых идеалов коммунизма, и в сфере культуры. Наркомвнудел издал инструкцию: ни одно произведение не может быть исполнено публично без разрешения Главного комитета по контролю за репертуаром при Главлите. Для обеспечения контроля все зрелищные предприятия отводят по одному месту, не далее четвертого ряда, для органов Главного комитета и отдела Политконтроля ГПУ, а также бесплатную вешалку и программу. Труппа Домзака (бывшая губернская тюрьма) впервые вынесла свои постановки на суд широкого зрителя, показав в сентябре 1923-го, видимо, безупречные в смысле тем спектакли «Казнь» и «Дантон». А вот постановку «Коварство и любовь» в Совтеатре коллектива безработных артистов, видимо, пришлось внимательно анализировать с четвертого ряда или ближе. Как и спектакль по пьесе «Фаворитка Петра I» там же.

Вообще, идеологическое единообразие явно еще не достигнуто. Так, осенью 1925-го в том же Совтеатре прошли лекции бывшего обер-прокурора Святей­шего Синода, члена Государственной думы и Временного правительства Львова «Распутин и Александра Федоровна» и «Николай II по личным воспоминаниям».

Невзирая ни на что, молодежь радуется открытию стадиона «Авангард» с трибунами на две тысячи мест на месте будущего «Труда». Гу­бернская организация ВЛКСМ брала шефство над новостройкой, организо­вывала ударную работу, проводила субботники и воскресники, чуть-чуть не успев к традиционному советскому дедлайну – 1 мая. Совсем скоро пролетариат СССР стал готовиться на стадионе к новым революци­онным боям. В здании бывшего юнкерского училища на улице 5-й Армии (ранее Троицкой), которое было одним из эпицентров боев в декабре 1917-го, открыли пехотную школу для подготовки военных. В 1923-м туда поступил будущий генерал Афанасий Белобородов. В советское время о прошлом здания не говорили вообще, хотя из этих стен и в царское время выходили герои.

Прошлую реальность продолжают теснить из города. Знаменское предместье теперь Маратов­ское, там также переименованы улицы, Глазковское предместье – Свердловское. Правда, в 1925-м уездный исполком постановил назвать поселок Ленино Иннокентьевским – потому что повсеместное увековечение вождя мирового пролетариата уже вызывает путаницу.

В 1925-м намечены расходы на работы по коммуналь­ному хозяйству. В частности, на железный мост через Ангару положили четыре миллиона, он должен стать и еще одним памятником Ильичу. Осенью 1922-го по городу начал курсировать автомобиль-омнибус по маршруту Барахолка – Хлебный базар – Мелочный базар – понтонный мост – вокзал (150 рублей, за одну станцию – 50 рублей). В феврале 1923-го по городу запустили два автобуса, а в конце года улицы освещены почти забытыми электрическими фонарями, хоть лампочки и крадут.

В 1925-м состоялся первый выпуск акушерского техникума, его окончили 37 женщин и четыре мужчины, открылись венерологический и туберкулезный диспансер. На уже упомянутом углу Маркса и Красной Звезды поставили телефон в будке.

В июне 1925-го на станцию Иркутск из Москвы прибы­ли три самолета: за­пасные «Юнкерс» и два «Хавеллайда» для авиатрассы Москва – Пекин. Первый перелет авиаторов через весь СССР с запада на восток состоялся в июле, его участники садились на выровненное летное поле вблизи деревни Боково. И 1925-й можно считать годом появления первого аэропорта в Иркутске (точнее, аэростанции, как тогда их называли). В составе иркутского отделения «Добролета» (акционерное общество добровольного воздушного флота, разработавшее маршрут перелета) насчитывается 1243 члена из иркутских рабочих и служащих. Губотдел Общества друзей воздушного флота купил двухместный самолет «Сопвич».

1и.jpg2и.jpg3и.jpg4и.jpg5и.jpg

Наталья Антипина, «Байкальские вести».

На фото: Представление «Борьба труда и капитала»
в постановке Николая Охлопкова. 1 мая 1921 года;

Мелочный (точнее, мелочной) базар в Иркутске;

Деревянный стадион «Авангард» сгорел в 50-е;

Барон фон Унгерн. Есть мнение, что именно он, черный
барон и монархист из монархистов, а не Петр Врангель,
 упоминается в песне «Красная армия всех сильней»;

Здание бывшего юнкерского, а потом советского
пехотного училища ныне стоит неприкаянным.
Средства на его ремонт в 2019 году обещало выделить
Минобороны, но пока подвижек не видно

Продолжение следует.

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии