Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Голос судьбы

12 декабря, 2022

Нередко люди больше хлопочут о наживании себе богатства, нежели об образовании своего ума и сердца, хотя для нашего счастья то, что есть в человеке, несомненно, важнее того, что есть у человека. Николая Прошина невозможно забыть. Человек совсем другой эпохи и спайки. Мы с ним познакомились как с учителем одной выдающейся ученицы.  Оказалось, что у него настолько уникальная биография, что пройти мимо нее невозможно. Он так спел оперным голосом перед собравшимися на одной кухне, что мы все замерли. И осталась пауза, затянувшаяся на несколько лет. Прежде чем появилась возможность задать ему ряд вопросов.

Николай Прошин – заслуженный артист России, солист Иркутской областной филармонии. Он выпустил на мировую оперную сцену таких учеников, как Мария Космарева, выступающая в Израильском оперном театре, Жанна Зильберберг, лауреат нью-йоркской оперы, и иркутянка Майрам Соколова, выступающая последние два года в Большом театре.

1ю.jpg

Биография самого Николая Александровича Прошина уникальна. Он родился в 47-м в спецпоселении под Воркутой. Иными словами, в ГУЛАГе. Отца репрессировали как немецкого шпиона, взяв с последнего курса Военно-медицинской академии в Ленинграде. «Пришили» недоносительство – на соседа по его комнате в общежитии. Угар шпиономании, дьявольские формулировки, по которым следователи сажали каждого, кто соприкасался с вероятным шпионом… Тогда ради «профилактической беседы» работник НКВД заманил Александра Прошина с прогулки по улице и закрыл в Крестах.

На Николая Прошина я вышел через певицу французской оперы, юную иркутянку Веру Сеньковскую. С ней мы возвращались поездом из Москвы. И вот, оказывается, русская манера оперного пения признана одной из лучших в мире. Петь можно на разных языках и в разных странах. Но знатоки ценят прежде всего нашу, русскую традицию певческого искусства. И французская, и итальянская оперы ждут наши голоса. Здесь они не то что никому не нужны – о них не принято говорить в царстве микрофона. А оперное пение подразумевает камерное пение – с минимумом усилителей и с лирическим тоном…

– Как вышло, что вы родились в спецпоселении? Как был ваш отец, из какого класса?

– Моего отца, Александра Тимофеевича Прошина, 1905 года рождения, в 1933 году забрали из Военно-медицинской академии (там он учился на военного хирурга) в 1933 году по 58-й статье. Сидя в камере, он просил его выпустить на государственные экзамены. В то время он, по наивности своей, полагал, что это ошибка и его отпустят со дня на день. Отсидел он 25 лет.

– Насколько я понял, вы по настоянию отца остались жить в Сибири.

– Отец у меня был из Подмосковья, Балашихи. Рабочий, чоновец (комсомольский отряд). Закончил рабфак, поступил в академию. Был парторгом курса. Впереди, казалось бы, ясная и светлая дорога…

После первого срока он решил поехать на юг погреть косточки. Устроился работать в амбулаторию в Армавире. Но это была ошибка. Если бы он не поехал, а остался на Севере, его бы не посадили во второй раз. И когда закончился второй срок (ГУЛАГ, Воркута), он со своей семьей (уже было трое детей) решил забраться глубже в Сибирь, чтобы не посадили в третий раз. Мы поселились на сельскохозяйственной опытной станции под городом Тулуном, Иркутской области.

– Почему не вернулись позже, после смерти Сталина?

– Моя мама из Калуги, потомственная дворянка. Двоюродный дед по материнской линии Никанор Дмитриевич Васильев основал в Калуге художественный музей. Он был врач, у него не было детей. Умирая, он все передал своему брату, моему родному деду Дмитрию Дмитриевичу Васильеву. Тот во время революции передал музей и два дома советскому государству. Я служил в армии, после армии поступил учиться в Москву в институт имени Гнесиных, в класс народного артиста Пантелеймона Марковича Норцова, где учился семь лет. Затем работал в театрах и филармониях России, но за границу меня не выпускали до распада Советского Союза.

– Вы много общались с людьми из больших городов запада страны. Кто запомнился больше других?

– Особо хочется выделить Наталью Дмитриевну Шпиллер. Читал в прессе, что она немка, дворянка, умница, была любовницей Сталина. Наталья Дмитриевна руководила нашей кафедрой в институте имени Гнесиных.

А первым человеком, который повлиял на становление меня как личности, была моя мама, очень одаренная пианистка. Из музыкальной школы в Калуге она поступила на последний курс музыкального училища при Московской консерватории, но учиться помешала война. Попали в оккупацию всей семьей. В дальнейшем, когда пришли наши войска, ее происхождение сыграло роль. А обвинение состояло в том, что она во время оккупации не сохранила комсомольского билета. Срок был небольшой, всего два года. В лагере, где она была медицинской сестрой, они и встретились с отцом.

– А в Иркутске?

– Я очень рад тому, что, вернувшись в мой любимый город на берегу Ангары и рядом с Байкалом, встретил таких людей, с которыми проходило мое основное творчество. Это прежде всего Лев Ашотович Касабов, руководитель камерного оркестра в Иркутской областной филармонии. Большой талант, пользовавшийся абсолютным авторитетом у музыкантов. Много программ было спето с ним. Дмитрий Иванович Басков, профессор, выпускник Ленинградской консерватории, с которым я спел очень много сольных программ. Сотрудничал с камерным оркестром под управлением заслуженного артиста России Владимира Карпенко. Было очень много концертов с ансамблем «Барокко» под управлением Майи Крутиковой. Ну и, конечно же, последняя опора моей души – заслуженный артист России Михаил Клейн, с которым было спето очень много концертов и в городе, и за его пределами.

Последний мой концерт был как раз перед ковидными временами с солистами Мариинского театра Глебом Перязевым и Екатериной Гончаровой. А мои ученики поют в Большом театре, Мариинском театре, в Германии, Америке, Израиле…

Как уже говорилось, я учился в Москве у ровесника ХХ века Пантелеймона Марковича Норцова. Он был носителем уникальных певческих традиций, в детстве пел в хоре при церкви. Монах – в прошлом оперный певец – опробовал на детском голосе Нарцова взрослые приемы. Результат был исключительным, голосом смог виртуозно овладеть и ребенок. Норцов в 1925–1954 годах был солистом Большого театра, в 1951–1962 годах преподавал в Государственном музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, с 1962-го – в Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. С 1973 года – профессор. Считаю Пантелеймона Марковича своим духовным учителем.

То, как держится и общается сам Николай Александрович, целиком и полностью русская классика. Таких людей можно распознать, пожалуй, только среди героев Ивана Бунина. Для беседы нам был предоставлен старинный купеческий дом на набережной Ангары. И вдохновленный простором и уютом русского особняка Прошин исполнил в просторном помещении несколько романсов. Мы были потрясены, долго молчали. Одно жгучее ощущение ностальгии по уходящей в небытие культурной и самобытной России. За окном мчались машины, кипел шумом злачный ночной клуб…

Беседовал Михаил Юровский, специально для «Байкальских вестей».

На фото: Портрет Николая Прошина работы художника Олега Беседина

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии