«Горбимания» или «горбифобия»?

Ломка да перестройка хоть кого разорят

В.И.Даль

Заголовок этой заметки заимствован из материала, освещающего поездку М.С.Горбачева по Америке в мае 1992 года. «Горбимания» — на Западе, «горбифобия» — в России. А может, не «или», а «и»? Ведь, как догадался читатель, речь идет об одном человеке — Михаиле  Сергеевиче  Горбачеве,  которому 2 марта исполнилось 80 лет, о его главном политическом деянии — «Перестройке для нашей страны и для всего мира». Так названа его книга о главном политическом замысле рубежа 80—90-х годов ушедшего века. Но эта раздвоенная оценка его политической деятельности (любовь на Западе и неприятие у значительной доли россиян) — не вина  инициатора и активного перестройщика, а скорее — беда.

Вступая в должность генерального секретаря ЦК КПСС весной 1985 года, Горбачев подчеркнул: «Стратегическая линия, выработанная на ХХVI съезде, последующих пленумах при деятельном участии  Ю.В.Андропова и К.У.Черненко, была и остается неизменной». И здесь, думаю, не только дань ритуалу, но и неосведомленность о масштабе проблем, доставшихся в наследство новому руководителю. «Победная поступь социализма» в реальности оказалась блефом. Советская экономика, представлявшая единый военно-промышленный комплекс, работала на оборону, игнорируя потребности людей. СССР обладал огромной военной мощью: 2354 стратегические ракеты (страны НАТО — 1803), 228 атомных подлодок (больше, чем в остальных странах мира, вместе взятых), 62 тысячи танков. Численность советских войск, находившихся в ГДР, превышала вооруженные силы Западной Германии,  запасы ядерного оружия СССР по суммарной мощи превосходили в полмиллиона раз бомбу, сброшенную на Хиросиму 6 августа 1945 года.

Милитаризация экономики, сопровождавшая все советские пятилетки, приводила к сокращению доли товаров народного потребления: в 1928 году она составляла 60 процентов всей продукции, в 1940-м — 39 процентов, а в 1980-м — лишь 26 процентов.  Эту тенденцию не удавалось переломить и в годы  перестройки. Французское слово «дефицит», появившееся  в эпоху Людовика ХVI, приобрело советскую прописку: накануне нового, 1989 года из магазинов исчезли сахар, мыло, стиральный порошок, зубная паста, электролампы… Летом 1990 года — сигареты и папиросы. Вспыхнули «табачные бунты», сопровождавшиеся  лозунгом «Партия, дай покурить!».

Пустые полки магазинов — свидетельство коммунистического тупика.  Дефицит материального закономерно перешел в духовную сферу: в обществе ощущался дефицит совести, веры, человеческого достоинства. Советский социум был опустошен семидесятилетним господством коммунистического тоталитаризма. Метастазы разложения охватили и правящий слой. В мемуарах Н.И.Рыжкова, бывшего главы правительства, «советская элита» характеризуется так: «Ни черта не делали толком, пили по-черному, воровали у самих себя, брали и всучивали взятки, врали в отчетах, в газетах и с высоких трибун, упивались собственным враньем, вешали друг другу ордена». Кстати, об орденах: предшественники  Горбачева Андропов и Черненко были героями соцтруда, последний — даже трижды. Но всех превзошел Брежнев, имевший 220 орденов и медалей, советских и зарубежных, был героем соцтруда и четырежды Героем Советского Союза, а также у него было еще четырнадцать таких же геройских знаков других стран. Девятнадцатижды герой!

Симптомами деградации советского общества стали широкое распространение алкоголизма, бродяжничества, преступности и других антиобщественных явлений. В 1983 году были выявлены почти 400 тысяч советских граждан, «не занятых общественно полезным трудом». Процветали коррупция и чиновничий произвол: в 1984 году в ЦК КПСС поступило 74 тысячи жалоб на местное руководство.

Углублялась пропасть между богатыми и бедными. Директор института конъюнктуры и спроса А.Орлов писал в «Литературной газете»,  что 10 миллионов  «бедных» (душевой доход менее 50 руб.) в месяц потребляют всего 200 г масла, 1,7 кг мясопродуктов, 300  г рыбы, 6 яиц и 5 л молока. В 1980 году резко упали цены на  нефть, что существенно сократило ввоз импортных изделий и продуктов питания и еще сильнее обострило проблемы.

Нарастало возмущение, неприятие партийной пропаганды.  Людям надоели увешанные золотыми звездами  старцы-правители, вызывали всеобщее отторжение хорошо срежиссированные политические спектакли и фальшивые лозунги, именуемые «призывами ЦК КПСС». Череда похорон усопших генсеков в первой половине 80-х — своеобразный символ заката СССР. После  кончины очередного старца на высшую должность был избран Горбачев.  Повторилась историческая ситуация, описанная С.М.Соловьевым: «Необходимость движения в новый путь была осознана… народ поднялся и собрался в дорогу; ждали вождя, и вождь (Петр) явился». Спустя почти три века народ снова ждал вождя — и Горбачев явился.

Горбачев и его сторонники понимали, что страна зашла в тупик. Нужно было срочно искать выход. И год спустя, на ХХVII съезде КПСС, молодой генсек продекларировал новый курс, суть которого заключалась в совершенствовании социализма. В социалистической экономике «совершенствование» сводилось к созданию  кооперативов и внедрению в сельском хозяйстве бригадного подряда, что должно было остановить кризис.

Другим направлением «совершенствования социализма» стала борьба за трезвость. На основе постановления ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма начался своеобразный крестовый поход, призванный «в кратЧАЙшие сроки» (цитата из указанного документа) избавиться от многовековой русской хворобы, сменить водку на ЧАЙ.

Борьба с пьянством и алкоголизмом  началась под звуки фанфар, под твердые заверения высшего руководства, что это не временная кампания, а решительная политика, цель которой навсегда решить одну из сложных социальных проблем. «Правда» утверждала: «Партия не отступит от этой важной задачи и сделает все для ее успешного решения». Планировалось к 1990 году вдвое сократить  выпуск алкогольной продукции, но в духе советской привычки — досрочно выполнять планы, ставшей у номенклатуры социальным инстинктом, было решено покончить с этим пережитком прошлого  к 70-летию Октября, то есть за два года.

Антиалкогольная вакханалия по масштабу не уступала прежнему алкогольному бедствию. Борьба за «трезвый образ жизни» приняла беспрецедентный характер: уничтожались виноградники, закрывались ликероводочные заводы, резко сокращалось время продажи алкоголя. В моей голове до сих пор звучит частушка: «В шесть часов пропел петух/. В восемь — Пугачева./ Магазин закрыт до двух/. Ключ у Горбачева». «Минеральный секретарь» (таким был его партийный псевдоним в ту пору)  признал провал кампании, и постепенно «все вернулось на круги своя». Более того, «борьба за трезвость» обернулась  «горьким похмельем»: госбюджет недополучил 37 млрд рублей, стали распространяться алкогольные суррогаты и наркотики, появилась нехватка сахара — шел на самогонку.

Но еще большим был политический  урон — поколебалась вера в реформы. Советская реальность развивалась в явном противоречии с реформаторскими замыслами Горбачева и его сторонников. Кризис советского социализма усиливался. Его зримым символом стал Чернобыль. Итог «перестроечного» пятилетия  Горбачева тоже «чернобылен»: провал экономических реформ, обострение национальных конфликтов, снижение жизненного уровня, усиление социального недовольства, появление центробежных стремлений.

Несмотря на достижения демократизации советского общества, внутренняя политика Горбачева потерпела крах. Отсюда — «горбифобия». Прорабы перестройки, на мой взгляд, не осознавали тоталитарной природы советской социально-политической системы (вспомните андроповское «Мы  не знаем общества,  в котором живем»), которая принципиально не реформируема. Ее можно и должно  только разрушить. Исторические примеры (разрушение во Вторую мировую войну тоталитарных режимов  фашистской Италии и нацистской Германии) подтверждают этот вывод.

Все успехи горбачевской перестройки — во внешней политике, что и породило феномен  «горбимании». Горбачев — первый из советских лидеров, который отказался от фундаментального  марксистско-ленинского принципа классовой борьбы двух социально-экономических систем — капитализма и социализма, отбросил постулаты о неизбежной гибели капитализма и торжестве всемирного коммунизма во всем мире. Буквально в первые недели перестройки Горбачев заявил об одностороннем прекращении испытаний подземных ядерных испытаний, а 15 января 1986 года предложил к 2000 году уничтожить все запасы ядерного оружия. На первой встрече с Рейганом в ноябре 1985 года Горбачев дал понять американскому оппоненту, что готов к радикальным соглашениям по разоружению.

Во внешнеполитическом словаре появилось понятие «новое мышление», ставшее своеобразным механизмом демонтажа сталинско-андроповского наследия противостояния в холодной войне. Тогда никто, включая и Горбачева, не мог предположить, что «новое мышление» демонтирует и коммунистическую идеологию как социально-исторический анахронизм.  В сентябре 1987 года «Правда» опубликовала статью Горбачева, где он обосновал необходимость отказа во внешней политике от «классовых интересов» и выступил за доминирование «общечеловеческих ценностей». Такая позиция способствовала росту доверия западного руководства к советским инициативам.

Выступая в ООН, Горбачев заявил, что применение силы для решения международных проблем не может быть оправдано никакими интересами. Эту принципиальную позицию мировое сообщество восприняло и как молчаливое осуждение агрессивных акций его предшественников — защиту «венгерского социализма» Хрущевым в 1956 году и чехословацкого Брежневым в 1968-м, а также  оказание «интернациональной помощи» афганской революции начиная с 1979 года. С особым вниманием данную позицию восприняли в социалистических странах Восточной  Европы.

«Новое политическое мышление» радикально изменило международные отношения, и прежде всего между СССР и США: военно-политическое соперничество сменилось сотрудничеством. Гонка вооружений, измотавшая в большей мере советскую экономику, чем американскую, и неоднократно ставившая мир на грань ядерной войны, была прекращена. И в этом историческом достижении ХХ века значительна роль Горбачева, что и отмечено в 1990 году Нобелевской премией мира. В этом суть «горбимании».

Но эти две («горбифобия»/«горбимаия») взаимоисключающие оценки выдающегося политика современности скорее характеризуют российскую ментальность, пополненную догмами коммунистического тоталитаризма. Конец холодной войны, утверждение общечеловеческих ценностей, отказ от военной силы в решении международных проблем — все это ведь и сочетается с завоеваниями перестройки внутри страны — многопартийностью, утверждением принципа разделения трех ветвей власти, свободой слова, собраний, шествий — всего, что составляет суть и содержание демократического государства. А эта новая социальная реальность не могла возникнуть без разрушения коммунистического тоталитаризма, просуществовавшего в СССР более семидесяти лет. Спасение социализма, предпринимаемое  Горбачевым путем его совершенствования, обернулось крахом. Таков объективный  закон истории.

Накануне юбилея в беседе с главным редактором «Новой газеты» Дмитрием Муратовым  Горбачев так оценил свою деятельность той поры: «Когда в 1985 году я стал Генеральным секретарем ЦК, в стране, в мире назрела потребность в больших переменах. Но были и вполне достаточные ресурсы для того, чтобы еще 10—15 лет плыть по инерции. Я мог бы, говоря словами поэта, «навластвоваться  всласть», как это делали многие политики до меня, делают и сейчас, сегодня. То, что я и тогдашнее советское руководство не пошли по этому пути, считаю нашей заслугой. Хотя мы шли на риск и понимали это, хотя не все пошло так, как мы задумывали».

Владимир  Томилов, кандидат исторических наук,
специально для «Байкальских вестей»

На фото: На заре перемен.
Официальное фото из газеты «Правда»