Жуков и Манштейн: война воспоминаний как зеркало эпохи

Мемуары участников событий – исторический источник, что называется, из первых рук. Впрочем, оборот «что называется» не случаен. Каждый автор в той или иной мере субъективен: о чем-то забыл, где-то слукавил, что-то перепутал. Можно разделить неточности, ошибки и по такому принципу: либо участник событий придерживается определенного мировоззрения и подгоняет под него мемуары, либо на автора воздействуют со стороны. Бывает и «два в одном» – то и другое вместе. Именно такую картину мы видим и на фоне 75-летия Победы в Великой Отечественной войне.

Только так, и не иначе

Разумеется, в центре внимания – воспоминания государственных лидеров, политиков, военачальников, хотя это ни в коем случае ни умаляет роль остальных ветеранов, участников войны. Пока оставим в стороне мемуары западных союзников по антигитлеровской коалиции, включая блестящее наследие Уинстона Черчилля. Впрочем, британский премьер по совместительству был еще и профессиональным историком, поэтому ему вообще свойственны высокий уровень подачи материала, глубина и обстоятельность изложения. Таким образом, остается «мемуарная» линия фронта между Германией и Советским Союзом, между вермахтом и Красной армией.

С нашей стороны вне конкуренции по известности «Воспоминания и размышления» Георгия Жукова. Хотя, если по большому счету, они стали заметным событием полвека назад, когда появились на свет. Теперь же, по прошествии времени, ясно, что Георгий Константинович рассказал о многом, но далеко не обо всем. Однако… судя по всему, рассказал бы больше (хотя, опять же, не обо всем), если бы разрешили. Партийно-политическая цензура – настоящий бич для официальных мемуаров, которые оставили советские полководцы Великой Отечественной и Второй мировой. Очевидно, что намного больше могли бы поведать читателям и маршалы Константин Рокоссовский («Солдатский долг»), Александр Василевский («Дело всей жизни»), Иван Конев («Записки командующего фронтом») и полководцы рангом чуть ниже.

Поэтому чтение этих мемуаров оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, да, с высоты верховного командования показан беспримерный подвиг 1941–1945 годов, приведена уйма интересных, запоминающихся деталей и впечатлений. Но в то же время несомненно, что многие (точнее, почти все) острые углы остались за рамками изданных воспоминаний. Хотя при этом в неофициальных беседах (например, с Константином Симоновым) прославленные маршалы были куда откровеннее. А в официальной жизни им пришлось выбирать: либо мемуары выйдут в редакции, одобренной партийной верхушкой, либо не выйдут вообще. В те годы существовала – и сейчас понемногу возвращается – жесткая установка: война была именно такой, и никакой другой, а разноголосица в столь ответственном деле, как мемуары, недопустима.

«Я убит подо Ржевом»

Например, Жуков, в предвоенные месяцы начальник Генерального штаба, пишет об этом времени так: «…чем ближе надвигалась угроза войны, тем напряженнее работало руководство Наркомата обороны. Руководящий состав Наркомата и Генштаба… работали по 18–19 часов в сутки, часто оставаясь в рабочих кабинетах до утра». При этом конкретное, подробное содержание этой работы не разъясняется, то есть в мемуарах Жукова отсутствует громадный пласт информации, несомненно известной ему от и до.

То же самое касается и неудачной операции «Марс» (бои на Ржевском выступе), предпринятой под руководством Жукова в полосе Западного и Калининского фронтов одновременно с контрнаступлением под Сталинградом с неменьшим объемом сил и средств у Красной армии, чем на Сталинградском направлении. Об этих боях, стоивших колоссальных потерь («Я убит подо Ржевом» Твардовского), Георгий Константинович говорит крайне скупо, а по большому счету – вообще молчит.     

Отдельно можно выделить и все, что касается Сталина (встречи, отношения, оценки) и его неармейских соратников. Мемуары советских маршалов вышли в брежневское время, когда действовал запрет на эту тему, за исключением тщательно причесанных диалогов. В тот же период, 1970-е годы, авторы завершили жизненный путь, так что возможность дополнить, а то и переписать изданное им не представилась. Откровеннее на этот счет, пожалуй, лишь главный маршал авиации Александр Голованов, но именно поэтому его мемуары «Дальняя бомбардировочная…» увидели свет почти через 30 лет после его кончины, в начале 2000-х.       

Оправдания задним числом

По другую сторону фронта… Литературное наследие гитлеровских генералов, без преувеличения, обширное. И в этом массиве, пожалуй, выделяются «Воспоминания солдата» Гейнца Гудериана, «Утерянные победы» Эриха фон Манштейна и «Военный дневник» Франца Гальдера. Вместе с мемуарами министра вооружений и боеприпасов нацистской Германии Альберта Шпеера они составляют минимум первоисточников от руководства Третьего рейха, с которыми следует ознакомиться любому, кто хочет узнать о крупнейшей войне в истории человечества с точки зрения обеих сторон.

У наших врагов другая «фишка». Давления, подобного сталинскому, на них не было. Представители США, поощрявшие и курировавшие подготовку таких мемуаров, были заинтересованы только в одном: как можно быстрее ознакомиться с точкой зрения генералов вермахта, чтобы использовать их знания и выводы для своей армии и дипломатии. Посему определенная тенденциозность, присущая и Гудериану, и Манштейну, – это уже плод их личных пристрастий. И тут следует отметить по меньшей мере два обстоятельства.

Во-первых, и это неудивительно, побежденные военачальники пытаются отвести от себя вину за неудачи, попутно преуменьшая или вовсе отрицая ответственность Германии за развязывание военных действий в Западной Европе и против СССР. Мол, мы-то всё делали правильно, да вот у Советов плохие дороги, холодная зима, колоссальное превосходство в численности солдат и количестве боевой техники. Не сказать, что Гудериан, Манштейн и Ко всегда не правы, всегда обманывают и хитрят. Но в целом из-под их пера выходит совсем другая война, о которой, разумеется, тоже надо знать.

Первому нюансу сопутствует второй: немецкие генералы в той или иной степени, но обязательно осуждают идеологию нацизма, а также репрессивные приказы в отношении гражданского населения на оккупированной территории СССР и перекладывают вину за преступления и ошибки на Гитлера. Дескать, мы хотели по-другому, но фюрер настоял. Разумеется, они (включая и Гудериана, и Манштейна, и штатского Шпеера, за исключением лишь Гальдера) якобы были против нападения на СССР, считая такой шаг необоснованным, непродуманным, авантюрным и неминуемо ведущим к поражению. Хотя Манштейну и Гудериану все же пришлось отсидеть после войны по несколько лет в британской тюрьме, так как выявилась их личная причастность к изданию некоторых из преступных приказов, которые они столь решительно осудили в своих мемуарах…

«Разделение сил между тремя примерно равными группами армий, которые должны продвигаться вглубь территории России, не имея ясной оперативной цели, не могло казаться правильным, – отмечает Гудериан. – Прошлые успехи, особенно победа на западе, одержанная в столь неожиданно короткий срок, так затуманили мозги руководителям нашего верховного командования, что они вычеркнули из своего лексикона слово “невозможно”». Еще прозорливее (разумеется, задним числом) Манштейн, указывая на ошибку, «в которую впал Гитлер, недооценивая прочность советской государственной системы, ресурсы Советского Союза и боеспособность Красной армии. Поэтому он исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз… в течение одной кампании. Но вообще, если это и было возможно, то только в случае, если бы удалось одновременно подорвать советскую систему изнутри. Но политика, которую Гитлер вопреки стремлениям военных кругов проводил в оккупированных восточных областях при помощи своих рейхскомиссаров и СД, могла принести только противоположные результаты». Эх, хотелось бы посмотреть на реального Манштейна и реального Гудериана в июне 1941-го…

Выбор без выбора

Но… при всем этом, если по совокупности факторов, то в литературном отношении читать мемуары военачальников вермахта интереснее, чем прошедшие жесточайшую цензуру воспоминания полководцев Красной армии. И это не реверанс в сторону наших врагов в той войне. И не упрек Жукову, Коневу или Рокоссовскому. Просто у них, как уже сказано, был трудный выбор. Точнее, если учесть, что это были плоть от плоти советские люди, к тому же не последние в Системе, то выбора у них, собственно, не было… Другое дело, что тезис о том, что войну и Победу при советской власти помнили и ценили ого-го как, а теперь ни во что не ставят, тоже грешит против истины. Не все сейчас так плохо, как нам пытаются подбросить…

Юрий Пронин, «Байкальские вести», ИА «Альтаир»

На фото: Георгий Жуков – автор мемуаров
«Воспоминания и размышления»;

Эрих фон Манштейн. «Утерянные победы»…;

Гейнц Гудериан на Восточном фронте – впереди Москва;

Александр Василевский – почти всю войну во главе
Генерального штаба