За кулисами войны

Зачем Сталин казнил генералов-авиаторов?

Продолжение. Начало в № 10–16

9. Зимняя война в небесах

9-я армия, авиацией которой командовал Павел Рычагов, а на земле – Григорий Штерн, с самого начала боевых действий с Финляндией попала в сложное положение. Основные силы армии находились в окружении еще до назначения Г. Штерна. Поэтому большую часть времени армейская авиация снабжала с воздуха окруженные части продовольствием и боеприпасами.

Но вот что самое удивительное – несмотря на то, что части 9-й армии не выполнили поставленных перед ними задач и потеряли более трети своего состава, это никак не отразилось на карьере Рычагова. По итогам финской кампании он был награжден третьим орденом Красного Знамени, а 11 апреля 1940 года ему было присвоено воинское звание «комкор».

В то же время с израненными ногами Яков Владимирович Смушкевич, участвовавший в планировании и проведении большинства воздушных операций советско-финской войны, оказался единственным из командиров такого ранга, не получившим ни одной награды. До этого его участие в боевых действиях всегда отмечалось. Только Золотых звезд после финской раздали 92, а Смушкевичу лишь присвоили очередное звание – «командарм второго ранга».

Причиной опалы, скорее всего, послужил характер. Смушкевичу, как честному человеку, было сложно притворяться и врать. А не высказываться, имея свою точку зрения на многие военные и политические проблемы, он не мог.

Столкнувшись с фашистами еще в Испании, Смушкевич понимал, что с ними нельзя идти ни на какие переговоры, нельзя подписывать никаких соглашений. Поэтому пакт Молотова –Риббентропа он воспринял очень болезненно. На докладах в присутствии И.В. Сталина не скрывал своего отрицательного отношения к этому договору. Кроме того, Яков Владимирович часто отстаивал свою позицию, даже если она не совпадала с мнением Сталина. Подобное позволяли себе немногие и, как правило, недолго.

Ситуация усугубилась еще и тем, что для форсирования выпуска новой техники Смушкевич предложил военным летчикам испытывать самолеты на заводах, а после удачного исхода испытаний сразу же начинать их серийное производство. Раньше это делалось лишь после государственных испытаний и принятия самолета комиссией. Естественно, среди бюрократов, как и у главного бюрократа Сталина, это вызвало недовольство. Они не предполагали, что данный метод испытаний будет широко использоваться в годы Великой Отечественной войны. И в этом новаторстве была немалая заслуга Смушкевича.

Как известно, любой чиновник меньше всего рискует, когда ничего не делает. Смушкевич же оказался в роли чиновника другой «породы». А значит, и рисковал больше. Тогда же, весной 1940 года, он поддержал негативное мнение ряда летчиков о новых моделях самолетов Яковлева и Микояна, предполагаемых к запуску в серийное производство, даже несмотря на то, что некоторые из них очень нравились И.В. Сталину.

Кроме того, имея здравый ум, но не умея читать коварные замыслы Сталина, он категорически возражал против одновременной реконструкции военных аэродромов в приграничных округах. Однако главное было в том, что он принадлежал к «главарям» крылатого племени, которое Сталин наметил сделать приманкой для Гитлера. Все это автоматически означало команду «фас» для вымуштрованного НКВД, мигом начавшего собирать, но более сочинять компрометирующие материалы, которые выглядели как «заговор Героев и авиаторов».

Как всегда, нашлись и желающие подыграть. Так, командир 57-й истребительной авиабригады полковник Сбытов воспользовался тем, что под его началом служил сын Сталина, и передал через Василия письмо его отцу, в котором обвинил Смушкевича и Рычагова в принятии на вооружение ненадежного мотора М-63. Сын Сталина поспособствовал вызову Сбытова в правительство, где тот сделал доклад о вредительстве Смушкевича и Рычагова.

Позже Василий об этом сильно жалел: «Если Сбытов использовал вызов в правительство в целях свести какие-то счеты со Смушкевичем и позже с Рычаговым, то я действительно виноват в том, что помог Сбытову добиться приема… Мое же мнение о ВВС, Смушкевиче или Рычагове никто не спрашивал. По мотору М-63 я действительно докладывал отцу, что «он не годится для истребителей», т. к. сам летал на этом моторе и знал его недочеты.

О Смушкевиче, Рычагове и ВВС если бы я и сказал что-либо отцу, то он не стал бы слушать, т. к. в то время я только начал службу в ВВС, знал мало, и мое мнение о Главкоме ВВС и его замах не могло заслуживать внимания». (Зенькович Н. XX век. Высший генералитет в годы потрясений. М.: Олма-пресс, 2005).

Похоже, в 1940 году Сталин еще не решил, насколько широко следует забросить смертоносные сети, и по молодости лояльный, но слегка наивный Рычагов оставался пока в фаворе.

Об опале Смушкевича говорил и тот факт, что Рычагов делал доклад о действиях авиации на совещании начальствующего состава Красной армии по сбору опыта боевых действий против Финляндии, которое проходило с 14 по 17 апреля 1940 года в ЦК ВКП(б) в присутствии И.В. Сталина.

Вечером 16 апреля очень подробно, в деталях, Рычагов рассказал о том, как все было. Из стенограммы видно, что Сталин был настроен к нему благожелательно, практически не перебивал, а если и перебивал, то шуткой, в целом же внимательно слушал его доклад.

Рычагов рассказывал, что не хватало аэродромов, театр военных действий был неудобен, да и погода для авиации была отвратительной. Поведал он и о том, как командиры боялись аварийности, потому что всю вину обычно сваливали на них. Как паниковали окруженные части, вызывая бомбардировщик на каждый выстрел финской пушки, которую финны тут же перетаскивали в другое место и маскировали. Как бомбили пустой лес, а не противника, а если удавалось разбомбить станцию или перегон, то это считалось большой удачей. А еще были жалобы на то, что финны действовали небольшими группами и передвигались ночью, их было сложно увидеть, они хорошо маскировались и не жгли костров.

В конце доклада Рычагов, как и положено, сделал выводы и обозначил пути решения проблем: повысить дисциплину, улучшить бомбометание, перестать наказывать командиров за любое летное происшествие, научиться летать ночью большими группами и обзавестись транспортным самолетом, так как бомбардировщик не приспособлен для снабжения окруженных частей боеприпасами и продовольствием.

И напоследок высказал пожелание: «Еще один вопрос. Я хотел бы, чтобы наше правительство издало такой закон, чтобы летному составу, окончившему школу и получившему звание командира, запрещалось совершенно официально жениться в течение двух-трех лет. (Смех.)

Сталин: А сами когда женились?

Рычагов: На шестом году летной работы. Я такое оправдание этому дам. Летчик у нас формируется в течение первых двух-трех лет. Ежели приезжает летчик (слезы на него смотреть), лейтенант 23 лет, у него шесть человек семья, разве он освоит высокий класс? Не освоит, потому что у него сердце и душа будут дома. Надо закон такой издать» («Зимняя война» 1939–1940». Книга вторая: «И.В. Сталин и финская кампания». Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б). М.: Наука, 1998).

В СССР возможно было все. Просьба Рычагова не осталась без внимания и превратилась в известный приказ наркома обороны № 0362 от 22 декабря 1940 года в соответствии с которым: «Летчиков, штурманов и авиатехников, независимо от имеющихся у них военных званий, находящихся в рядах Красной армии менее 4 лет, считая срок службы со дня призыва или поступления в военно-авиационную и авиатехническую школу» превращали в срочнослужащих, переводя на казарменное положение.

Этот приказ до сих пор обсуждается историками. Кто-то считает, что отказ от добровольного комплектования ВВС снизил качество подготовки летчиков, а перевод офицеров на казарменное положение подорвал дисциплину, что сказалось на боеспособности авиации в первые дни войны. Кто-то же вслед за тогдашним военным руководством утверждал, что все это делалось во благо ВВС. Причем не один Рычагов поднимал вопрос о семьях летчиков. Тот же Смушкевич был за казарменное положение.

Но как бы там ни было, переход на казарменное положение и комплектование летных училищ по призыву было вынужденным шагом. На огромном количестве самолетов, произведенных нашей промышленностью перед войной, кто-то же должен был летать. Летчиков катастрофически не хватало.

Среди историков циркулирует жесткий разговор Рычагова с Иосифом Виссарионовичем на военном совете весной 1941 года, где обсуждалась высокая аварийность в авиации. Якобы Рычагов бросил Сталину в лицо: «Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах». После чего Сталин смутился, растерялся, бросил: «Вы не должны были так сказать» – и закрыл совещание.

Стычка Рычагова со Сталиным известна нам от Героя Советского Союза и адмирала флота Советского Союза И.С. Исакова, который присутствовал на совете и пересказал этот эпизод К. М. Симонову, включившему его в свои воспоминания «Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине».

Правда, историк Марк Солонин утверждает, что после того, как протоколы заседаний ГВС были опубликованы в 2004 году, стало ясно: вся описанная сцена (включая сам факт участия Сталина в заседании совета) вымышлена. В рассматриваемом периоде состоялось четыре заседания Главного Военного Совета (11 декабря 1940 года, 15 и 22 апреля, 8 мая 1941 года), но Рычагов там даже не упоминался. С другой стороны, вопрос об аварийности в частях Военно-воздушных сил действительно обсуждался, но не на ГВС, а на заседании Политбюро ЦК (причем отнюдь не в первый раз) и, очевидно, в кабинете Сталина.

9 апреля 1941 года разбиралось много происшествий, в частности, катастрофа, случившаяся 23 января, когда при перелете авиационного полка из Новосибирска через Семипалатинск в Ташкент из-за нарушения элементарных правил полета три самолета разбились, два аварийно сели, при этом погибло 12 членов экипажей и четыре человека были ранены.

И уж совершенно вопиющий случай произошел в 29-й авиадивизии, где пропал младший лейтенант М.В. Кошляк, которого даже не пытались искать. Оказалось, что летчик, совершивший аварийную посадку, был жив девять дней и просто замерз в кабине самолета, так как из-за глубокого снега не смог выйти к населенному пункту. Только на двадцатый день его самолет был случайно замечен с воздуха.

Павел Рычагов, выходец из деревни, совсем недавно еще рядовой летчик, быстро вознесенный «отцом народов» по карьерной лестнице до главных авиаторов СССР, конечно, не отличался дипломатичностью и в какой-то ситуации мог сказать Сталину о «самолетах-гробах». Думаю, что адмирал мог вполне перепутать место, где вспылил молодой командующий ВВС страны, но само крепкое выражение и реакцию Сталина невозможно придумать! Но расстреляли Рычагова и 17 его сотоварищей-генералов, конечно же, не за это.

За три с половиной года в ВВС сменилось пять начальников, причем сроки их пребывания на этом посту постоянно сокращались. Сменивший Алксниса Локтионов пробыл на этой должности около двух лет, Смушкевич – около года, Рычагов – полгода. Самый молодой командующий, которого назначил Сталин, очарованный его летным мастерством, никогда к власти не рвался и за должности не держался. Уже будучи начальником Главного управления ВВС РККА, он в сильном волнении не единожды говорил: «Из войск пришел, в войска и уйду...»

И действительно, командование боевыми операциями – дело ему более знакомое, нежели вопросы строительства ВВС страны. Руководить ВВС в то время было чрезвычайно сложно, по многим вопросам требовалось выходить лично на Сталина. Директивные указания, следовавшие одно за другим, не были скоординированы между собой, намечались нереальные задачи и сроки их выполнения.

Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г. Н. Захаров вспоминает: «Рычагов, который был в ту пору одним из высших авиационных командиров в стране, ставил перед Сталиным вопрос о нецелесообразности сокращения норм учебного налета, но был одернут. Рычагов, конечно, понимал, что быстрое развитие военной техники, особенно самолетостроения, создало трудности с горючим. Но его точку зрения разделяли многие авиационные командиры: было вполне очевидным, что экономить горючее на авиации нецелесообразно. “Я, может быть, в самом деле чего-то недопонимаю в экономике, в политике, – в сердцах говорил мне Рычагов после того, как его в этом публично упрекнул Сталин, – но я знаю наверняка: для того чтобы мы имели сильную авиацию, наши летчики должны как можно больше летать!..” Однако этот вопрос, как говорится, обсуждению не подлежал. Надо было искать выход, исходя из реальных условий» (Захаров Г.Н. Я – истребитель. М.: Воениздат, 1985. С. 103).

Да, за все надо платить. Когда в Красной армии были введены новые воинские звания, соответствующие бывшей царской, Иосиф Виссарионович не скупился: все получили на ступеньку выше, капитаны стали майорами, подполковники – полковниками. Павлу Васильевичу Рычагову было присвоено воинское звание «генерал-лейтенант авиации». В то время ему было всего 29 лет. За девять лет он прошел путь от младшего летчика до генерал-лейтенанта авиации. Рычагов стал одним из самых молодых генералов Красной армии. Моложе него такое же звание получил только сын И.В. Сталина Василий, ставший после войны, несмотря на свое явное пристрастие к спиртному, генерал-лейтенантом авиации в 27 лет.

Но весной 1941 года разбирательство с аварийностью в ВВС, которая на самом деле была примерно на том же уровне, как и раньше, закончилось для Рычагова отстранением от должности.

Кроме Рычагова, виновными были признаны на том заседании ЦК еще трое: нарком обороны С.К. Тимошенко, помощник начальника Главного управления ВВС по дальней авиации И.И. Проскуров и начальник отделения оперативных перелетов штаба ВВС В.М. Миронов.

Тимошенко объявили выговор за то, что «в своем рапорте от 8 апреля 1941 г. он, по сути дела, помогает т. Рычагову скрыть недостатки и язвы, имеющие место в ВВС Красной армии». Политбюро предложило снять с должности и привлечь к суду Проскурова. Самое суровое наказание было у Миронова: «…предать суду за явно преступное распоряжение, нарушающее элементарные правила летной службы».

Фантастичным по сталинским временам кажется тот факт, что ни Проскурова, ни Миронова даже не посадили. Уже 4 мая 1941 года Политбюро принимает следующее решение: «…предложить прокурору СССР т. Бочкову в отношении генерал-лейтенанта авиации Проскурова и полковника Миронова рассмотреть их дело на суде и, имея в виду их заслуги в Красной армии, ограничиться общественным порицанием».

Мало того, была «заботливо» удовлетворена даже просьба Рычагова об учебе в академии Генерального штаба Красной армии, и 12 апреля 1941 года молодой и счастливый генерал-лейтенант пошел учиться. Внешне совершенно ничего не предвещало кровавой развязки.

Но мы-то знаем, что сталинская мягкость сродни затишью перед бурей. Фирменным стилем Сталина была «игра в кошку с пойманной мышкой», причем в роли последней побывали и все члены ленинского Политбюро, и большинство генералов во главе с маршалом М.Тухачевским, арестованным в момент его представления в Куйбышевском обкоме КПСС при новом назначении. Маршал В.Блюхер был арестован еще более коварно.

Конечно, Павел Рычагов и в силу своего характера, и по опыту, и по уровню образования не был готов к должности командующего ВВС, к тому же он был совершенно не искушен в кремлевских интригах и в политесе. По свидетельствам современников, Рычагов выглядел в штабе ВВС не как командующий, а как фронтовой летчик, прибывший в командировку. Так что учеба в академии была бы для него очень кстати, если бы ее не подменила наиподлейшая пуля старшего товарища по партии – «отца народов», обеспечившего ему, очевидно из особенной любви к своему молодому протеже, «великую привилегию» отбыть в иной мир с любимой женой и боевой единомышленницей.

Виктор Бронштейн, почетный гражданин города Иркутска,
специально для «Байкальских вестей».

На фото: Пакт о ненападении между Советским Союзом
и Германией Смушкевич воспринял болезненно.
И это еще, очевидно, не зная о секретных протоколах…;

Аэродром ВВС Красной армии у западных границ
накануне Великой Отечественной войны;

Выпускники Качинской военной авиационной школы.
Второй слева – Василий Сталин. 1939 год;

Герой Советского Союза генерал-лейтенант Иван Проскуров
весной 1941 года, попав в немилость, отделался легким
испугом. Но в первые же дни войны был арестован, а затем,
в октябре 1941-го, расстрелян в числе генералов-авиаторов,
среди которых оказались Рычагов, Смушкевич и Локтионов

Продолжение следует.