За кулисами войны

Продолжение. Начало в № 10–12

3. Преступное знание

Самолетов было произведено с таким избытком, что потеря первого эшелона, который Сталин приносил в жертву, не стала бы смертельной. Зато показала бы западному миру, какие страшные потери несет СССР, а поэтому имеет полное право ответить с любой силой на агрессию Гитлера. И начальные потери действительно были огромны: по самолетам в первый день – примерно 1 к 50, по людям – примерно столько же. Немцы потеряли 35 (при своих массированных налетах) самолетов, а мы потеряли, по немецким данным, 1800 (это один к пятидесяти), по нашим – 1200. Большинство наших самолетов просто не взлетело.

Глупо объяснять катастрофу первого дня войны наивностью Сталина, якобы доверявшего Гитлеру, как это следовало из заявления ТАСС от 14 июня 1941 года. Пожалуй, из всего окружения «вождь народов» в какой-то мере доверял лишь бывшим конармейцам, возведенным им в «сан» маршалов, – своим малограмотным подчиненным К.Е. Ворошилову, С.М. Буденному и С.К. Тимошенко, у которых с их уровнем образования да и, пожалуй, интеллекта не могло быть политических амбиций.

Некоторые авторы в качестве причины, оправдывающей «наивность» и «доверчивость» их «мудрейшего» кумира, называют отсутствие у него в этот момент аналитического управления, из-за чего ему докладывался сырой материал, чтобы он сам делал окончательные выводы. Нетрудно догадаться, что аналитического управления, так же как и контрразведки, в его прямом подчинении не было только потому, что он не желал иметь перед глазами 22 июня ненужную, мешающую его замыслу «заманить Гитлера» информацию. Аналитическое управление было ликвидировано в феврале 1941 года. Аналогично с февраля до июля 1941 года не было и централизованной контрразведки, которая била бы во все колокола по поводу спровоцированного им же резкого ослабления боевой готовности в предвоенные дни. Данные службы в той или иной мере, конечно же, были, но входили в состав округов-фронтов.

Приказ сухопутных сил вермахта с датой 22 июня британская служба разведки перехватила и расшифровала 12 июня, а наша агентура перехватила у англичан и передала в Москву. Эта же дата была подтверждена большинством надежных советских разведчиков и докладом 17 июня талантливого руководителя внешней разведки Павлом Фитиным (1907–1971), которого каким-то чудом отыскал Лаврентий Берия в среде… редакторов сельскохозяйственной литературы. На основании данных немецких разведчиков, антифашистов, служивших в самом сердце вооруженных сил Германии, он подтвердил свой же прогноз – Германия нападет 22 июня.

Эта же дата звучала и в других надежных источниках. Среди них сообщение «Марса» из Будапешта об окончании стратегического развертывания немецких войск против СССР от 15 июня 1941 года. В агентурном донесении «Рамзая» из Токио от 1 июня 1941-го. О выступлении Германии против СССР во второй половине июня. В агентурном сообщении «Косты» из Софии от 20 июня 1941 года о дате начала войны 21 или 22 июня и расстановке германских дивизий. Не говоря уж о немецком коммунисте Альфреде Лискове, переплывшем Буг за несколько часов до войны.

Затевать в это время покраску, реконструкцию и строительство новых аэродромов, которое должно было в лучшем случае закончиться осенью, мог только тот, кто был готов принести авиацию в жертву. Ради того, чтобы приманка из летчиков и самолетов сработала и, не дай Бог, не возникло бунта и активного сопротивления, «подготовленных на заклание» генералов ВВС и трех бывших командующих арестовали весьма оперативно. Главные авиаторы почти разом оказались за решеткой, а вскоре и в песчаном рву. При этом никакие заслуги и «дружба» с вождем во внимание не принимались.

Для удобства Сталина в списке от 29 января 1942 года, как и в предыдущих расстрельных предписаниях, в НКВД на каждого составили краткую справку, в которой указывались дата рождения, социальное происхождение и суть обвинения. Буквально пять-шесть строк напротив фамилии, и никаких доказательств, ни одного документа, ни одного факта шпионской и заговорщической деятельности, только показания и изобличения таких же бедолаг, избиваемых в тюрьмах.

Например, вот так выглядело «уголовное дело и приговор» генерал-лейтенанта авиации Евгения Саввича Птухина, Героя Советского Союза:

«1900 года рождения, бывший член ВКП(б) с 1918 года. До ареста – командующий ВВС КОВО, генерал-лейтенант авиации. Арестован 24.06.1941… Уличается показаниями Смушкевича, Чернобровина, Юсупова, Иванова в очной ставке с ним как участник антисоветского военного заговора… Дал показания, что с 1935 года является участником антисоветского военного заговора, куда был завербован Уборевичем, расстрелянным еще в 1937 году, но от данных показаний отказался, признав, что преступно руководил войсками».

А вот то же самое о заместителе начальника штаба ВВС РККА генерал-майоре авиации Павле Павловиче Юсупове:

«1894 года рождения, беспартийный, офицер царской армии. До ареста – заместитель начальника штаба ВВС Красной армии, генерал-майор.

Арестован 4/VI-1941 года.

Уличается показаниями Ионова как участник антисоветского военного заговора, проводил вредительство. Сознался, что с 1939 года являлся участником антисоветского военного заговора, завербован Смушкевичем, был связан по заговору с Арженухиным, Ионовым, Рычаговым, Володиным».

А это дело и приговор летчика-испытателя генерал-майора авиации Александра Ивановича Филина, с которого и началось раскручиваться дело авиаторов:

«1905 года рождения, бывший член ВКП(б) с 1924 года.

До ареста – начальник НИИ ВВС Красной армии, генерал-майор.

Арестован 23/V-1941 года.

Уличается показаниями Шевченко, Юсупова и Алексеева как участник антисоветского военного заговора. Во вредительской деятельности изобличается показаниями Сакриера, Штерна, Смушкевича и как шпион – показаниями Стрельникова.

Не сознался». (Полный текст постановления от 29 января 1942 года в книге: Звягинцев В. Трибунал для героев. Олма-пресс, 2005; электронная версия на сайте Литмир https://www.litmir.me/br/?b=177861&p=18).

Как видите, А.И. Филин не сознался, а Е.С. Птухин, герой Гражданской войны в Испании, отказался от выбитых показаний об антисоветском военном заговоре, но все-таки признал, что «преступно руководил войсками». И в этом списке он был не один отказавшийся.

Кроме Филина, не сознались еще двое – командующий ВВС Дальневосточного фронта К.М. Гусев и начальник штаба ВВС Юго-Западного фронта Н.А. Ласкин: вообще ни в чем не сознались. Трудно представить, какие пытки им довелось вынести.

Разумеется, от расстрела в день Красной армии 23 февраля 1942 года это никого не спасло.

Только Сталин, как будто бы в пику уже убитому им создателю Красной армии Троцкому, мог расстрелять тридцати- и сорокалетних генералов ни раньше ни позже, а именно в день самого главного праздника военных, в тот момент, когда стране были позарез нужны опытные летчики и командиры.

Но патологическая боязнь военных, спаянных и доверяющих друг другу, на сталинских весах заботы о личной безопасности было важнее всего. После снятия Ежова с должности и назначения Лаврентия Павловича Берии выпустили в результате амнистии из застенков НКВД некоторых высших командиров РККА. Среди 80 счастливцев потом окажутся будущие маршалы и генералы Победы  К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов и другие.

В безумной системе сталинских координат ничего трагического не произошло. Около 60 военачальников казнил, зато 80 облагодетельствовал, подарив им жизнь! И если Рокоссовского после двух с половиной лет заключения освободят 22 марта 1940 года, то Александр Васильевич Горбатов увидит свободу лишь 5 марта 1941 года. В санаториях он поправит здоровье, подорванное на Колыме, и 22 июня встретит на Западном фронте, где будет геройски сражаться в окружении, пройдет всю Великую Отечественную, будет 16 раз упомянут в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего, получит звание генерал-полковника и звезду Героя Советского Союза. И уже в 60-х оставит свои знаменитые мемуары «Годы и войны», где расскажет о репрессиях 30-х годов.

Неправда ли, странная оттепель для одних и смертельные заморозки для других? Но если принимать во внимание версию, что Сталин собирался пожертвовать именно авиацией и что авиаторы оказались больше других спаянными фронтовой дружбой, то все становится на свои места.

Но, кроме причастности к авиации, учитывались и другие «грехи». Так, командующий ВВС далекого от передовой Дальневосточного фронта И.И. Проскуров совершил весьма тяжкий грех. Он, как и Г.М. Штерн, проявил недопустимую настойчивость. Командуя ранее фронтовой разведкой страны, он посмел с документами в руках разбивать удобную для «великих» командиров С.К. Тимошенко, К.А. Мерецкова и, как оказалось, лично для Сталина легенду о неприступности линии Маннергейма, как бы оправдывающую безумное соотношение потерь наших солдат и финнов.

Проявление правдивости и характера в сталинской системе было смертельно опасно. У такого генерала, возмущенного дикой казнью коллег, чего доброго, хватит решительности перелететь, например, в Японию по уже проторенной генералом НКВД Генрихом Самойловичем Люшковым дорожке, да еще и увлечь за собой «крылатых» друзей и подчиненных? Человека с таким характером, у которого правда выше вранья-«соцреализма», оставлять опасно – чего доброго, опозорит перед всем миром и историей, как это сделал Люшков, раскрыв не только секреты кодов и дислокаций.

Пожалуй, только Одесский военный округ и флот обошло цунами оголтелых репрессий начала войны. Кстати, ВВС Одесского военного округа, оказавшиеся в стороне от главного удара немцев, очевидно, тесно не опекались высшим командованием и имели возможность действовать, руководствуясь здравым смыслом, а не директивой № 1 от 21 июня 1941 года, и поэтому встретили фашистов вполне достойно. Будущий маршал М.В. Захаров, начальник штаба ОдВО, после прочтения директивы не отменил своего приказа о выводе войск в районы прикрытия. Так что на земле и в воздухе войска этого округа, увы, периферийного, «обделенного» вниманием Сталина, 22 июня оказались, как и положено, в полной боевой готовности.

На этом участке фронта действовали в небольших масштабах румынские ВВС и 4-й воздушный флот люфтваффе, то есть менее опытные пилоты. Их налеты на одиннадцать аэродромов в первый день войны были отбиты.

Фашистам не только не удалось уничтожить наши самолеты на земле, но даже кишиневский железнодорожный узел им разбомбить не дали. В первые несколько дней войны противник потерял на Южном фронте 40 бомбардировщиков и истребителей, наши потери составили 23 самолета (Вершинин К.А. Четвертая воздушная. М.: Воениздат, 1975).

По другим данным, Румынская авиация потеряла 11 самолетов, в том числе девять двухмоторных бомбардировщиков, а люфтваффе потеряли один «мессер» и три бомбардировщика «Хейнкель-111», хотя эти потери могут быть занижены (Хазанов Д. 1941. Война в воздухе. Горькие уроки. М.: Яуза-ЭКСМО, 2006).

Но Южный фронт, так же как и Черноморский флот под командованием адмирала Кузнецова, был отрадным исключением.

4. Самоучка, ставший дважды Героем

Дважды Герой Советского Союза Яков Смушкевич воевал, не щадя себя и в воздухе, и на больничной койке вплоть до… контрольного выстрела.

Юность, то есть пора взросления Якова Владимировича (Вульфовича) Смушкевича пришлась на Первую мировую. Он родился 14 апреля 1902 года в большой еврейской семье в местечке Ракишки, Новоалександровского уезда, Ковенской губернии (сейчас Рокишкис, Литва), был старшим из семи детей.

Яков окончил только три класса еврейской религиозной школы. По-русски он говорил плохо, еле читал и писал, но большей возможности учиться у него не было – надо было помогать семье, и он стал работать. Потом разразится Первая мировая, семья отправится в эвакуацию, а в 1918-м вернется в родные места, оккупированные Германией. После конфликта с немецкими властями (по неподтвержденной версии, он заступился за девушку, к которой приставали солдаты) шестнадцатилетний Яков бежит в Белоруссию. Там он загорается идеями революции и участвует в Гражданской войне.

С 1919 года он воевал на Западном фронте, командовал батальоном и полком, а в 17 лет уже сражался под Барановичами, штурмовал Сморгонский укрепрайон…

Тяжелые бои в Белоруссии, годичный плен у поляков, удачный побег. И вот он снова на Гражданской, «в комиссарском пыльном шлеме», как когда-то пел Булат Окуджава.

Формально война закончилась для Смушкевича после неудачной польской кампании 1920 года. Ему повезло: полк, в котором он заменил раненого комиссара, избежал окружения и плена.

А после Гражданской – вот ведь тоже совпадение! – Яков Смушкевич, как и расстрелянный вместе с ним Григорий Штерн, участвовал в подавлении восстаний: Яков Владимирович ловил в лесах Белоруссии многочисленные бандитские шайки, расплодившиеся во время войны, а Штерн усмирял мятеж Антонова в Тамбовской губернии и громил басмачей в Туркестане.

Как порой странно складывается жизнь: Яков Владимирович дважды окажется в НКВД – только первый раз в качестве сотрудника, а другой раз уже в качестве узника.

Молодому Якову пришлось заботиться о своей семье, основательно пограбленной красно-бело-зелеными бандами. И вместо того, чтобы использовать выделенный в 1921 году двухмесячный отпуск для отдыха и восстановления сил после лечения от ран, полученных на полях Гражданской войны, он устраивается на работу помощником уездного уполномоченного ВЧК в городе Клинцы, что на Брянщине. В уезде было неспокойно, местным чекистам не хватало людей, и помощь Якова оказалась как раз кстати. После «отпуска» ему за нерасторопность продлили срок службы в органах еще на шесть месяцев.

Добровольная «командировка» в ЧК закончилась в апреле 1922 года с назначением Смушкевича военным комиссаром дивизионной школы 4-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся в местечке Пуховичи, Игуменского уезда, Минской губернии. Там произошло сразу два значимых события в его жизни: в Пуховичах он встретил свою будущую жену Басю Гольфанд, а также выследил и обезвредил знаменитую банду атамана Березы, который по совместительству оказался его коллегой – местным комиссаром Конопадским... В общем, история словно вышла из-под пера Бабеля.

В октябре того же 1922 года Якова Владимировича, как способного командира, отправляют поднимать авиацию: он становится ответственным организатором партийной работы (оторгом) и политруком в 4-й отдельной истребительной авиаэскадрилье, базировавшейся в Минске. А в феврале 1926 года – военкомом 23-го авиаотряда.

Несложно представить, какой была авиация в 1923 году: старые залатанные аэропланы с дореволюционными моторами, с давно выработанными ресурсами. Оставшиеся от царской армии пилоты выглядели примерно так же. Ленин, который, как наврал одураченный большевистскими лозунгами гениальный Маяковский, «видел далеко, намного лет вперед», вместе со своими подельниками считал аэропланы «буржуйской блажью» и не уделял им внимания. В запустение приходили разграбленные заводы, не процветали и летчики.

Молодой еврей-политрук, который никогда не летал на самолете, был встречен прохладно. Летчиков понять было можно – «сухопутный комиссар» приехал ими командовать… ими, элитой армии. И Смушевичу решили устроить «боевое крещение»: один из летчиков, бывший царский поручик, взялся «прокатить» его на митинг в Пуховичи на стареньком «Ньюпорт-10», с которого собирались раскидывать агитационные листовки. Это был первый полет Якова Владимировича.

Пилот решил продемонстрировать, на что способен самолет, а заодно проверить, как будет вести себя в воздухе комиссар. Он кружил над поселком, закладывал виражи, в итоге мотор заглох, пришлось садиться на неровный луг, и самолет разбился. Пилот и пассажир отделались ушибами, а машину пришлось ремонтировать. В эскадрилье все считали, что политрук больше в воздух ни за что не поднимется и сбежит обратно в пехоту.

Но не на того напали. Все вышло наоборот. Незнакомый с техникой, без образования, без вообще каких-нибудь навыков пилотирования, Смушкевич самостоятельно научился летать, да так, что опытные летчики проигрывали ему в мастерстве.

И вот уже в ноябре 1927 года летчик-самоучка без летного диплома участвует в юбилейном параде в Москве, где его представляют заместителю начальника ВВС Якову Ивановичу Алкснису. С этого момента и начинается карьерный рост Смушкевича. Тогда же «летающего комиссара» замечает и Ян Борисович Гамарник, ставший впоследствии начальником Политуправления РККА. Внимание этих людей окажет значительное влияние на дальнейшую судьбу Смушкевича.

В аттестации того времени на Смушкевича было написано: «Сообразителен, энергичен, тактичен, в меру требователен. Связан с личным составом эскадрильи. Чутко, товарищески реагирует на запросы и нужды. Авторитетен. Здоровья крепкого, вынослив, к полевой работе годен». (Конев В.Н. Герои без Золотых Звезд. Прокляты и забыты. М.: Яуза. Эксмо, 2008. С. 245).

Виктор Бронштейн, почетный гражданин города Иркутска,
специально для «Байкальских вестей».

На фото: Еще одна жертва сталинских репрессий –
генерал-лейтенант Евгений Птухин, в предвоенные
месяцы командующий ВВС Киевского Особого
военного округа. Расстрелян 23 февраля 1942-го;

Группа советских военачальников в период боевых
действий на реке Халхин-Гол. Слева от командующего
1-й армейской группой комкора Георгия Жукова
командующий авиацией 1-й армейской группы
комкор Яков Смушкевич; 

На прифронтовом аэродроме люфтваффе.
Восточный фронт, лето 1941-го

Продолжение следует.