Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Уроки «Дождя»

10 Февраля, 2014

 

 

«Нужно ли  было сдать Ленинград, чтобы спасти сотни тысяч жизней?» — на такой вопрос 27 января, в день 70-летия полного снятия блокады города на Неве, мог ответить любой желающий, посетив интернет-сайт телеканал «Дождь». Опрос был дополнением к показанному вечером на «Дожде» очередной программе «Дилетанты». Это когда двое ведущих беседуют с гостем в студии – скажем, историком, писателем или министром (так, неделей ранее в передаче участвовал глава министерства культуры, видный «единоросс» Владимир Мединский). Так вот, беседа, посвященная урокам блокады, шла своим чередом, а ведущая передачи время от времени напоминала о формулировке вопроса, выставленного на сайте, и возможности ответить на него.

«Ребята, вы подставились…»

Скажу сразу: меня, одного из давних телезрителей «Дождя», ничего в тот момент не задело. И конечно, не из-за мифических (но сейчас приписываемых «Дождю») симпатий к нацизму. Боже упаси — с Гитлером и его сторонниками все ясно. Не столь ясно с лидерами нашей страны военного и (что не менее важно) предвоенного времени. Но давно замечена некая ловушка, в которую попадают те, кто хоть в какой-то степени подвергает сомнению официозную версию военной истории. Как только начинаешь критиковать те или иные действия Сталина, то в ответ (правда, далеко не от всех) слышишь вместо аргументов два обвинения. Первое: раз критикуешь руководство СССР, значит, ставишь под сомнение подвиг советского народа. Второе: раз критикуешь руководство СССР, значит, так или иначе, обеляешь фашистов.

Очевидно, в такую ловушку угодил и кабельный телеканал «Дождь». Конечно, вопрос задан некорректно, непрофессионально, да еще и в день юбилея снятия блокады. Что значит «сдать, чтобы сберечь»? «А вот, например, Киев, пусть и после долгой борьбы, сдали, — напомнил известный телеведущий Владимир Познер. — И сразу же вслед за этим был Бабий Яр, унесший, а не сохранивший сотни тысяч жизней». Правда, Познер тут же отметил, что относится к «Дождю» очень хорошо, «это негосударственный телеканал, у которого иная точка зрения по многим вопросам, чем та, которую проводит руководство страны». И тут же резюмировал: «Вы подставились, вляпались. У вас много врагов, причем влиятельных, вас многие не любят, не любят именно за иную точку зрения. Поэтому вашу ошибку используют против вас в максимальной степени. Я буду вас отстаивать, но ждите больших неприятностей».

 


Давно замечена некая ловушка, в которую попадают те, кто хоть в какой-то степени подвергает сомнению официозную версию военной истории. Как только начинаешь критиковать те или иные действия Сталина, то в ответ (правда, далеко не от всех) слышишь вместо аргументов два обвинения. Первое: раз критикуешь руководство СССР, значит, ставишь под сомнение подвиг советского народа. Второе: раз критикуешь руководство СССР, значит, так или иначе, обеляешь фашистов.
 

Для тех, кто занимается историей Второй мировой и Великой Отечественной войн профессионально, в постановке подобных вопросов нет ничего необычного. Бывали вопросы и покруче. Кстати, уже в разгар скандала, в знак солидарности с «Дождем» русскоязычный «9 канал» в Израиле провел опрос: «Не считаете ли вы, что сами евреи придумали холокост?». И ничего — никакого шума. Это, в свою очередь, наталкивает на несколько мыслей. Во-первых, к «Дождю» действительно были другие, не афишируемые претензии, а «блокадный опрос» стал лишь хорошим поводом для репрессий. Во-вторых, в Израиле иная практика отношений государства и СМИ, гонений по «закулисным основаниям» там нет. В-третьих, разнятся результаты опросов. На Земле обетованной свыше 90 процентов ответили :«Не считаем», опрос «Дождя» принес иные цифры. Вот если бы они были близки к израильским, то скандала, быть может, раздуть не удалось: ну проверил «Дождь» аудиторию на прочность, аудитория же эту прочность наглядно подтвердила. Получается, и телеканал, и телезрители (вариант: интернет-пользователи) — молодцы. Однако не получилось. Здесь бы самое время подумать о настроениях в обществе, но наверху подумали о другом…

 

А судьи кто?

Если говорить о технологии конфликта, то ради четкости изложения отмечу три момента. Первый — необычная (чтобы не сказать резче) роль большинства операторов спутниковой связи. В то время как Роскомнадзор (то есть в данном случае профильное учреждение) ограничился замечанием в адрес «Дождя», а в судах до сих пор нет исков в связи с проведением «блокадного опроса», операторы один за другим прекратили вещание «нехорошего» телеканала. При этом даже не все сообщили о вдруг обострившихся финансовых претензиях к «Дождю». Иные прямым текстом заявили о проведении опроса как причине отключения, добавив, что «деньги здесь ни при чем». Более того, из уст представителей Ростелекома прозвучала фантастическая по содержанию, но реальная по существованию фраза: «Возобновим вещание, когда они исправятся». Вдумаемся: не суд, не Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор), а кабельный оператор будет решать, когда исправится (и исправится ли вообще) отключенный от вещания канал. Кстати, почему бы не растиражировать эту практику на другие регионы, а также на печатные издания? Не понравилась какая-то публикация или фраза в газете — и фирмы-распространители хором отказываются брать издание в продажу… А власть, как всегда, вроде бы в стороне, вроде ни сном ни духом. Более того, порой играет роль третейского арбитра, попутно возглавляя одну из команд — участниц матча…

 


Пора прекратить разговор «по понятиям». В конце концов, дайте точный, исчерпывающий список тем, вопросов, проблем, которые нельзя (вариант: не рекомендуется) освещать-задавать-поднимать, чтобы не нарваться на неприятности. Пусть Госдума примет соответствующий закон, ей не привыкать. Потому как одно дело подсудные вещи (призывы к насилию, расовой ненависти. экстремистским действиям и т.   п.), другое — тонкие грани этики, истории, мировоззрения. Впрочем, полагаю, депутаты справятся…
 

 

Второй нюанс. А почему молчат государственные телеканалы? С их стороны в адрес «Дождя» не слышно ни поддержки, ни порицания. Хотя, если честно, порицание смотрелось бы даже логичнее. И дело тут не только в возможном отсутствии журналистской солидарности или в подчинении государственному руководству. И отсутствие, и подчиненность — давно не новость. А вот нет ли здесь нездоровой конкуренции: пусть исчезнет телеканал, набирающий силу именно в самой горячей сфере — информационной?

Наконец, третье. Пора прекратить разговор «по понятиям». В конце концов, дайте точный, исчерпывающий список тем, вопросов, проблем, которые нельзя (вариант: не рекомендуется) освещать-задавать-поднимать, чтобы не нарваться на неприятности. Пусть Госдума примет соответствующий закон, ей не привыкать. Потому как одно дело подсудные вещи (призывы к насилию, расовой ненависти, межнациональной и межрелигиозной розни,  экстремистским действиям и т. п.), другое — тонкие грани этики, истории, мировоззрения. Впрочем, полагаю, депутаты справятся…

 


Тех, кто точно так же, как и остальные, воевал за Родину, но сомневается в официальной версии тех или иных событий, — меньше, чем тех, кто не сомневается (хотя, положа руку на сердце, не настолько меньше, как это иногда пытаются показать). Но они — есть, и их немало. Они что — чем-то хуже других ветеранов? Разве фронтовики Виктор Астафьев или Александр Солженицын не прошли теми же дорогами той же войны? И что теперь — запретить их наследие, а тем, кто разделяет их точку зрения, заткнуть рты?
 

 

«Как же так, молодой человек…»

…Помню, в декабре 1993 года, после того, как в «Восточно-Сибирской правде» была опубликована моя заметка о только что вышедшей книге Виктора Суворова «Ледокол», меня настоятельно пригласили прийти на встречу с областным активом ветеранов Великой Отечественной войны. В заметке давалась высокая оценка «Ледоколу» — конечно, не как истине в последней инстанции, но как сильной книге, ставящей серьезные вопросы о событиях, предшествующих 22 июня 1941 года, дающей на них свои варианты ответов и, что наиболее важно, призывающей к дискуссии, обсуждению «незыблемо-забронзовевшей» темы.

Судя по тональности приглашения, было ясно, что в областном совете ветеранов к «Ледоколу» относятся в высшей степени негативно, а меня, как автора заметки, хотят крепко пропесочить. Скандалить с людьми, победившими фашизм, я, разумеется, не собирался, но и не прийти было бы некрасиво — выглядело бы как признание своей неправоты, да еще и в трусливой форме, побоявшись разговора «глаза в глаза». Поэтому наш разговор (а участников войны собрался полный зал) проходил, как говорится, в одни ворота: большинство ветеранов в довольно резкой форме повторяли официальную версию предвоенной (якобы миролюбивой) политики Сталина и высказывались в мой адрес. Правда, времена по сравнению с нынешними были вегетарианскими, и никто (никто!) не потребовал «организационных выводов» — например, моего увольнения. Ограничились порицанием – «ну как же так, молодой человек» и даже «видно, что вы интересуетесь войной, но допускаете явные ошибки».

Я в ответ не огрызался, никого не прервал, раз за разом заверял, что в целом (в целом!) война была для нашей страны справедливой, оборонительной, а для нацистов — несправедливой, захватнической. Что подвиг народа не вызывает никаких сомнений, но в отношении остального (например, хотел ли Сталин упредить Гитлера и ударить первым) имеются разногласия. Когда нажим усилился, я прекратил даже робкие попытки обороны и тем более контрнаступления, согласившись, что у людей, прошедших войну, может быть своя точка зрения и что я ее обязательно учту в дальнейшей работе. В общем, закончили миром — я постарался никого не обидеть, но и не покаялся, не отказался от своей точки зрения (на языке 1937 года — «не разоружился перед партией»), а ветераны (это было видно), ограничившись в мой адрес внушением, психологически успокоились.

Но самое удивительное произошло, на мой взгляд, чуть позже. Сразу же по окончании встречи, в коридоре, на выходе из здания, ко мне подошли четверо ветеранов — помню, у троих было много орденов и медалей, у одного поменьше. Из первых же слов, которые я услышал от них, стало ясно, что мы — единомышленники. Смысл высказываний четверки был примерно таким: «Молодец, все правильно. Темное время было тогда, много вопросов осталось. А на них, на наше начальство, не обижайся, они всегда так». Один из «четверки» даже вставил, что войну встретил на западной границе, в кадровой армии: «Мы тогда многого не знали, не понимали, да и в звании я был небольшом, но сейчас вспоминаю все события перед 22 июня, что видел, что слышал… Да, могло быть такое, могли мы напасть на немцев первыми».

 


Атака на телеканал «Дождь» — один из признаков возвращения к застойно-советскому, брежневскому прочтению военных лет: вместо переплетения сложнейших событий и противоречий — «краткий курс наших побед», вместо горечи ошибок и их тяжелейшего преодоления — мудрость обитателей Кремля и непогрешимость нашей стороны, вместо разговора по существу — обращения типа «а ты кто такой?».
 

 

Они сражались за Родину

С ветеранами, которые говорили примерно то же, что и «четверка» в декабре 1993-го, доводилось беседовать и до, и после, и в Иркутске, и в других городах. Да, их — тех, кто точно так же, как и остальные, воевал за Родину, но сомневается в официальной версии тех или иных событий, — меньше, чем тех, кто не сомневается (хотя, положа руку на сердце, не настолько меньше, как это иногда пытаются показать). Но они — есть, и их немало. Они что — чем-то хуже других ветеранов? Разве фронтовики Виктор Астафьев или Александр Солженицын не прошли теми же дорогами той же войны? И что теперь — запретить их наследие, а тем, кто разделяет их точку зрения, заткнуть рты?

Кстати, наша газета никогда не затыкала рты. На страницах «Байкальских вестей» рассказано о десятках иркутян — участниках Великой Отечественной войны, в том числе до конца сохранивших верность Сталину и (или) ВКП(б) — КПСС. Но представлена и несколько (именно несколько, а не абсолютно) иная точка зрения, в которой обсуждаются действия нашего руководства в предвоенные годы — в частности, советско-германский пакт о ненападении 1939 года и его секретная часть, расстрелы в Катыни, Варшавское восстание 1944 года. А также в период войны — например, поведение многих военнослужащих Красной армии на территории Германии.

 


Несколько лет назад у Сергея Иванова, тогда еще министра обороны, а не руководителя президентской администрации, спросили о его отношении к альтернативным версиям событий, предшествующих началу Великой Отечественной войны. После паузы министр сказал, что время для подробного изучения этой темы «все же еще не пришло». Что ж, может быть, и так. Но, согласитесь, формулировка ответа не тянет на закрытие телеканала, допустившего неточность (некорректность, неуместность) относительно войны, тесно связанной с предвоенной эпохой.
 

 

Увы, атака на телеканал «Дождь» — один из признаков возвращения к застойно-советскому, брежневскому прочтению военных лет: вместо переплетения сложнейших событий и противоречий — «краткий курс наших побед», вместо горечи ошибок и их тяжелейшего преодоления — мудрость обитателей Кремля и непогрешимость нашей стороны, вместо разговора по существу — обращения типа «а ты кто такой?». Тот факт, что чем масштабнее война, тем больше в ней темных страниц, похоже,  смущает не всех. Для них история — это, прежде всего, служанка сегодняшней политики, которая должна обязательно учить гордости, осознанию величия государства и т. д. и т. п. Другое мировоззрение — поиски правды, какой бы она ни была, и осознание, что история, как жизнь, — это многоцветное полотно, на котором выткан затейливый узор, — сейчас явно не приветствуется.

Время еще не пришло?

Несколько лет назад у Сергея Иванова, тогда еще министра обороны, а не руководителя президентской администрации, спросили о его отношении к альтернативным версиям событий, предшествующих началу Великой Отечественной войны. После паузы министр сказал, что время для подробного изучения этой темы «все же еще не пришло». Что ж, может быть, и так. Но, согласитесь, формулировка ответа не тянет на закрытие телеканала, допустившего неточность (некорректность, неуместность) относительно войны, тесно связанной с предвоенной эпохой. Или слова министра — это оговорка, случайная утечка информации, предназначенной «для служебного пользования»? Или за прошедшее время что-то изменилось наверху?

Юрий Пронин, «Байкальские вести»

На фото: Апрель 2011 года. Президент Дмитрий Медведев
в гостях у «Дождя». После отказа Медведева баллотироваться
на второй срок отношения стали прохладнее

 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии

Для добавления авторизуйтесь или зарегистрируйтесь.

Святогор 11 Февраля 2014, 11:56
Очередной огаживание нашей истории. Вы, бедные гонимые, поймите, не власть(где вы широко представлены), а народ вашу точку зрения не приемлет!