Снайпер Михаил Хамаза

Михаил Кириллович Хамаза родился в сентябре 1926 года в селе Хлистуновка, Корсунь-Шевченского района, Киевской области, в крестьянской семье. Отец Кирилл Кузьмич и мать Анастасия Ефимовна вели хозяйство, с 1930 года работали в колхозе, поднимали на ноги пятерых детей. Миша в семье был младшим ребенком. В родном селе в 1939 году окончил пять классов и в этом же году с родителями переселился на новое место жительства – в деревню Знаменка, Жигаловского района, Иркутской области. В Знаменке Миша продолжил учебу, в 1942 году окончил седьмой класс и стал работать в местном колхозе.

В ноябре 1943 года семнадцатилетний Миша Хамаза был призван в Красную армию, службу проходил курсантом в Кяхтинской снайперской школе в Бурятской АССР. Курсанты учились стрелять из винтовок с оптическим прицелом, бросать гранаты, бегать по подножию сопок в полном походном снаряжении — с противогазом на боку, с винтовкой, с двумя гранатами. Серьезное внимание уделялось маршировке. Выстраиваясь то по взводам, то по отделениям, рота печатала шаг туда и обратно по мерзлой дороге.

Кормили курсантов три раза в день, в строго установленное время. Водил их в столовую строем старшина не то Сидоренко, не то Петренко (эту украинскую фамилию старшины Хамаза, когда делился воспоминаниями, уже подзабыл). Старшина хорошо запомнился Хамазе тем, что всегда ходил в приглаженных гимнастерке и брюках, как говорится, в стрелку. Носил всегда хорошо начищенные хромовые сапоги.  

Старшина водил курсантов повзводно в баню. Бывало, выстроит их нагишом в холодном предбаннике и минут пять-шесть читает наставления, а затем выдаст им мыло размером с ноготь и командует: «Марш в баню!». Сверхкрохотного мыльца не хватало даже для мытья одной головы. Курсанты предполагали, что сэкономленное во время банного дня мыло старшина относил в город Кяхту к своей любовнице (в то время в свободной продаже мыла в магазинах не было). Курсанты на это крохоборство  старшины не жаловались: в первые же дни их пребывания в снайперской школе сержанты предупредили, что жаловаться на командиров в армии не положено. И курсанты терпели крохоборство и грубость сержантов и старшины.

Командиром 2-го взвода, в котором находился Хамаза, был лейтенант Мещеряков. Ему было около сорока лет. Сухощавый, жилистый, сутулый, он к курсантам относился подчеркнуто строго, даже безжалостно. Говорил тихо, но жестковато. Хамаза ни разу не видел на его лице улыбки. Он жил с семьей в Кяхте и находился во взводе два-три часа, перед обедом. Фактически взводом командовал помощник командира старший сержант Макеев, который во всем подражал лейтенанту. Курсанты боялись и в то же время ненавидели этих командиров.

Полной противоположностью этим командирам был младший сержант Феофанов — командир третьего отделения. Добрый, чуткий, он сочувствовал курсантам, заступался за своих подчиненных. Михаил Хамаза считает, что ему крупно повезло: он был в составе третьего отделения.

В середине июня 1944 года курсантам выдали новые гимнастерки, брюки, ботинки с обмотками и шинели. Старые гимнастерки и брюки за шесть месяцев пребывания в снайперской школе ни разу не стирались, от грязи лоснились.

В новеньком обмундировании выпускники школы, построенные по четыре в ряду, оживленные, радостные, что едут на фронт, прошли строем мимо трибуны. На трибуне были их офицеры-наставники, которые с сочувствием провожали своих питомцев. В отличие от них на лице Мещерякова было полное безразличие, словно мимо него двигались неодушевленные, неинтересные предметы. На трибуне возвышалась над всеми офицерами высокая, стройная фигура начальника школы майора Ткаченко. Из его глаз текли слезы. Он предвидел судьбу своих курсантов. Михаил Хамаза считает, что за время нахождения на фронте из его тридцати земляков-жигаловцев, бывших курсантов снайперской школы в Кяхте, сложили головы на полях сражений не менее 15 человек.

Снайперы из Кяхты ехали на фронт в товарных вагонах, спали на совершенно голых нарах. Шинель им заменяла и матрац, и подушку, и одеяло. В течение дня им выдавали три раза одно и то же — ломоть хлеба и кусочек сала без чая. Ели всухомятку. На железнодорожных станциях во время остановок снайперы стремглав бежали к колонке (приспособление в виде цилиндра с ручкой и краном для отпуска воды) и поочередно пили холодную воду. На станциях же возле вагонов отправляли свои телесные нужды.

Михаил Хамаза вспоминает, что, когда состав со снайперами останавливался на станциях, базарные торговки со своими пирожками, бубликами и другими съестными товарами врассыпную убегали прочь, да так проворно, что только пятки сверкали. Немногим ребятам удавалось догнать этих торговок и выхватить у них из корзинок пирожок или бублик.

У меня невольно вырвался вопрос: «Как офицеры, сопровождавшие вас, мирились с таким хулиганстом?».

— Они ехали в первом вагоне и редко выходили из него, — рассказывал Михаил Кириллович. — Я не знаю, как они коротали время. Помню одно: за месяц езды на фронт в наш предпоследний вагон никто ни разу не заглянул. Мы были предоставлены сами себе. Некоторые из ребят на станциях свои новенькие гимнастерки, ботинки, пилотки обменивали на старые, получая в придачу полковриги хлеба или полдюжины яиц. Например, Анатолий Власов из Жигалово так увлекся таким неблаговидным занятием, что прибыл в 227-й полк в старой, с заплатами, рубашке и женских стоптанных туфлях, за что чуть-чуть не угодил в штрафную роту. А парень-то он, в общем и целом, был все-таки неплохой: хорошо воевал, а после войны в школе преподавал труд.

Через месяц состав добрался до железнодорожной станции Сарны на Украине, строения на которой были сильно повреждены во время налета немецкой авиации. Поезд не задержался на станции и остановился от нее в пяти километрах к западу. И отъехал вовремя: наступали сумерки, и вдруг над Сарной появились немецкие бомбардировщики, которые, осветив большими фонарями на парашютах местность, стали сбрасывать бомбы на станцию. Земля сотрясалась от взрывов. Снайперы выскочили из вагонов и недалеко от насыпи прижались к земле, с испугом и одновременно любопытством во все глаза наблюдали за бомбежкой. Еще бы: они впервые прикоснулись к войне.

А на рассвете их без завтрака офицеры повели к месту дислокации полков 79-й дивизии 8-й гвардейской армии, которой командовал известный всем по Сталинградской битве генерал В.И. Чуйков. Хамаза был определен в 227-й полк, в составе которого участвовал в операции «Багратион», в форсировании реки Буга, в уличных боях в польском городе Люблине, в преодолении широкой Вислы. Как вспоминает Михаил Кириллович, 1 августа 1944 года он в составе своей роты перебрел две протоки Вислы, окопался на острове на два с половиной сантиметра, а глубже нельзя было — вода.

С острова роту перевезли на западный берег на американских лодках-амфибиях. Над переправой постоянно появлялись немецкие самолеты, которые сбрасывали бомбы и расстреливали десантников из пулеметов. К счастью, ни одна пуля, ни одна бомба не угодила в амфибию, в которой находился Хамаза. Советские истребители во время форсирования Вислы не появлялись: они были заняты на Сандомирском плацдарме.

На западном берегу реки рота Хамазы перебежками, преодолев расстояние в два километра, окопалась. Затем еще продвинулась на пять километров. Бойцы вырыли одиночные окопчики в полный рост. Появились немецкие танки. Они стали утюжить эти укрытия. Над окопчиками танки разворачивались и заживо погребали солдат. Хорошо, что немецких автоматчиков было не густо. Их отсекали огнем из пулеметов и винтовок.

Артиллерия пехотинцам помочь не могла, так как находилась еще на восточном берегу Вислы. В этом единоборстве фашистских танков с советскими пехотинцами погибло много парней. Из роты Хамазы за три дня боев в живых осталось десять человек, из четырех офицеров — один. Этих солдат и офицера включили в пятую роту.

Части 8-й армии продвинулись на запад на десять километров и закрепились на занятых рубежах. Немцы лихорадочно укрепляли свою оборону. Части 8-й и других армий стали накапливать силы для прорыва вражеской обороны и дальнейшего наступления.

Михаил Хамаза в начале ноября 1944 года был ранен в ногу осколком мины. Лечился в городе Магнушев (60 км южнее Варшавы) в полевом госпитале. После выздоровления в декабре 1944 года Хамаза был направлен в роту охраны штаба 8-й армии. Об этом он сказал: «Мне показалось, что я из ада попал в рай. Я понял, что война далеко не у всех солдат одинаковая. Одни идут вперед в первых рядах, голодные и холодные, над ними свистят пули и осколки, рота же охраны передвигается на машинах позади, в четырех-пяти километрах, ее солдаты сытые и отдохнувшие. Конечно, рота охраны тоже необходима, но…».

Михаил Хамаза прослужил в роте охраны до 1950 года. После демобилизации приехал в деревню Знаменка, окончил курсы трактористов, работал на этой машине, потом — заведующим молочно-товарной фермой, возглавлял Знаменский сельский совет. Занимался общественной деятельностью: двенадцать лет был в родном колхозе председателем народного контроля, много лет возглавлял первичную комсомольскую организацию, состоял в школьном родительском комитете.

В марте 1951 года Михаил Кириллович женился на красивой девушке Клаве Черкашиной. У счастливой супружеской четы появились на свет шесть сыновей: Александр, Николай, Кирилл, Алексей, Михаил, Анатолий и единственная дочь — красавица Елена. Первенец Александр Михайлович сейчас живет и работает в Иркутске. Остальные дети — в Жигаловском районе.

Михаил Кириллович за ратные подвиги на фронте награжден орденом Отечественной войны второй степени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «За взятие Берлина» и юбилейными.

Михаил Хамаза последние годы жил с дочкой и зятем.

Увы, в 2002 году умерла Клавдия Алексеевна Хамаза, а 27 мая 2007 года ушел из жизни и Михаил Кириллович.

Николай Алферов, ветеран Великой
Отечественной войны, специально
для «Байкальских вестей»

На фото: 2001 год. Михаил Хамаза —
крайний слева. Рядом, справа,
автор материала Николай Алферов