Подвиг без прикрас

Удивительное рядом

Исторические параллели иногда завораживают: почти день в день (24 и 22 июня), хотя и с расхождением в 129 лет (1812 и 1941 год), войска наполеоновской Франции и гитлеровской Германии вторглись в нашу страну.    И хотя в первом случае завоевателям противостояла Российская империя, а во втором Советский Союз, сопротивление было одинаково жестким, а народный подъем — небывалым. Отсюда и схожесть в названиях: сначала «просто» Отечественная война, затем — Великая Отечественная.

Конечно, далекий 1941-й все же намного ближе, чем 1812-й. Да и потери в войне с нацистами были куда большими, чем с Наполеоном, а изгнание вермахта потребовало больше времени. Правда, прелюдия к вторжению 200-летней давности, а затем агония Бонапарта, включая «сто дней», были дольше, чем у Гитлера, так что наполеоновские войны оказались продолжительнее Второй мировой. И что немаловажно, Франция при Наполеоне — это не Германия при нацистах. Но войны в обоих случаях были для России справедливыми, освободительными, а для пришельцев — агрессивными, захватническими. Отсюда и простор для исторических аналогий, хотя разница в опыте общественного развития, уровне научно-технических и гуманитарных знаний в начале XIX и в середине XX столетий была внушительной.

Первое, что бросается в глаза, — наличие в нашей стране к июню 1812-го и июню 1941-го довольно широкого недовольства существующим порядком вещей. Здесь тоже были существенные различия: при царе еще можно было что-то где-то сказать «поперек» безнаказанно, при Сталине — нет. Социальная структура монархической, доиндустриальной России и советского государства тоже несравнима. И все же в обоих случаях была основа для недовольства: в 1812-м — дикостью крепостного права, в 1941-м — всем комплексом коммунистических мероприятий, включая национализацию, коллективизацию и массовые репрессии.

Иными словами, для поддержки иноземных агрессоров и «разворота штыков» все же существовали некоторые предпосылки. Кое-кто так и поступил (причем в 1941-м таких было больше, чем в 1812-м). Однако перед лицом иноземного вторжения и перспективы потери государственности большинство закрыло глаза на «художества» доморощенных режимов, сделав четкий выбор в пользу сопротивления. Необходимость защищать родную землю, отстоять рубежи Отечества оказалась сильнее. Кто-то, конечно, сражался за коммунизм, кто-то — за царя, но стержнем патриотизма все же было искреннее чувство Родины. Отсюда и народный характер обеих войн, партизаны, ополчение, массовая готовность жертвовать собой. Это и был настоящий подвиг — через боль, кровь, страдания, подчас предательство, но именно поэтому настоящий, из жизни, без прикрас.

Юрий Пронин, «Байкальские вести»