Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Марина Егорова: в гриме и без…

25 мая, 2015


5.jpgАктриса ТЮЗа имени А.Вампилова Марина Егорова 14 мая отпраздновала свой юбилей. Для бенефиса был выбран спектакль «Восемь любящих женщин» Робера Тома в постановке Виктора Токарева, где она блестяще исполняет одну из главных ролей. А накануне состоялось предъюбилейное интервью.

— Марина, а когда в твоей жизни появился театр и желание стать актрисой стало осознанным?

— Не со школы и не с детсада. Я окончила музыкальную школу, и после окончания десятого класса мой выбор был невелик: либо  педагогический институт, либо музыкальное училище. Я уже начала готовиться с преподавателем музыки к поступлению, но  во мне вдруг произошло какое-то резкое «переключение на другую волну», именно на театральную, только не могу вспомнить, что послужило импульсом.

Вообще-то, я всегда обожала работу с октябрятами, пионерами и как звеньевая, и как вожатая возилась с ними. Мы часто делали постановки, сценки. Помню, «Свинопаса» ставили. И вот я пришла к маме и твердо заявила, что не буду поступать в музучилище. Мягко сказать, что это заявление было встречено бурно, ведь на занятия с репетитором были потрачены деньги, и тогда мама так же твердо заявила: «Значит, марш в пединститут!».

Но и туда я уже не хотела. Для меня теперь маячили только театральные вузы и только в Москве или Ленинграде. Я выбрала ЛГИТМИК и Щукинское. Но денег на дорогу у меня не было. «Езжай и заработай», — сказала мама. И я поехала к своему отчиму, который был директором зверохозяйства в Боготольском зверосовхозе, в Красноярском крае, где выращивали норок и песцов далеко в тайге, на реке Чулыме. Я целый месяц кормила их, ухаживала и заработала целых 200 рублей, по тем временам большие деньги. Но пока я возилась с норками, наступил август и экзамены во все театральные вузы уже давно закончились. Но я-то про это не знала, я думала, что все лето они идут и когда бы я ни приехала, я смогу их сдать. Наивность провинциалов.

Оказавшись в Ленинграде, я решила, что не зря же приехала, и решила навестить бабушку, тетю и всю родню по отцовской линии, которые жили неподалеку, в Пушкинских горах. Накупила подарков и нагрянула к ним в гости, денег-то при мне было достаточно!

20.jpg

— И что же, не расстроилась, что не поступила? Желание не пропало?

— Нет, не пропало, а даже укрепилось. Через год я поехала  на штурм московского Щукинского училища, но… опять провал. Домой уже не вернулась. Осталась. Снимала комнату, работала санитаркой в детском саду, на машиностроительном заводе гайки точила, опять поступала, и судьба мне на сей раз практически улыбнулась, но…Программа моя была составлена неумело, дилетантски: разброс тем, авторов, эпох. Ну представь: и Распутин, и Тютчев, и Драгунский, и Маяковский — всего намешано. А курс набирал известный актер Катин-Ярцев, он и обратил на это внимание, но как-то по-доброму отнесся, надежду дал, а другой преподаватель, Алла Казанская, ни в какую меня не восприняла, и на следующем экзамене, когда Катина-Ярцева не было, меня по-быстренькому срезали, и защищать было некому. А вот в ГИТИСе что я только не показывала на экзамене: и пела, и плясала, и этюды, и говоры народные, в общем, соловьем заливалась, и мне предложили пойти на… эстрадное. Но я почему-то посчитала это отделение легкомысленным, каким-то несерьезным, даже зазорным. Мне оно не нравилось. А на отделение оперетты мне посоветовала пойти сама Людмила Касаткина, которая набирала курс драматических актеров. Но я на нее так разозлилась: сама, мол, набирает на отделение драмы, а меня посылает на оперетту. И я ушла, хлопнув дверью.

Если бы я была постарше и поумнее и сделала так, как посоветовал один из преподавателей: «Поступай на эстраду, а там, может, со временем и перейдешь на драму, главное, начнешь учиться», —может, сейчас  судьба сложилась бы иначе… Но она сложилась так, и никак по-другому. Кстати, через много лет, когда я стала актрисой и приехала в Москву на фестиваль «Золотой витязь» со спектаклем ТЮЗа «Сарафановы» («Старший сын») А. Вампилова, где я играла Макарскую, я увидела в зале среди зрителей в театре Советской армии Людмилу Касаткину. Она смотрела спектакль и, конечно, не узнала меня, много лет прошло. Я уже давно не обижалась на нее, просто думала о том, что когда-то она не взяла меня на свой курс, но я все равно стала актрисой.

— И очень хорошей актрисой.

— А ведь могла бы и не стать, если бы не женщина, у которой я снимала комнату. У нее когда-то педагог Иркутского театрального училища Вера Александровна Товма тоже снимала жилье. Она тут же нашла ее телефон, позвонила в Иркутск, и Вера Александровна взяла трубку.

— Верочка, у меня квартирует одна талантливая девочка, что-то не залаживается у нее с московскими вузами. Пожалуйста, посмотри ее, она тебе понравится. Толк из нее будет.

И я поехала в Иркутск. Представляете, как мне повезло. В этом году именно Товма набирала новый курс. Она меня взяла. Но, как  я поняла позже, как и многие потом: поступить в театральный — это далеко не все. Сложности начинаются дальше, на первом, на втором, даже на третьем курсе, где должны проявиться в полной мере твои способности, творческая природа, артистизм, а если они не проявятся, ты можешь быть отчислен. Я вспоминаю, как долго у меня не получалось сдать ПФД (этюды на память физических действий), потом никак животное не получалось показать, а это обязательные первые азы в обучении.

Много можно рассказывать, например, как я сыграла Валентину в отрывке из вампиловской пьесы «Прошлым летом в Чулимске», который ставил Виктор Пантелеймонович Егунов у нас на втором курсе. Сыграла очень хорошо, меня хвалили, но сколько до этого было пролито слез…

30.jpg

— А ты часто вспоминаешь детство?

— Часто! Чем дольше живу, тем чаще вспоминаю. Человеку свойственно, наверное, оглядываться назад, достигнув какого-то определенного возраста. И такая грусть, такая невосполнимая потеря, что ничего не вернуть. Я родилась в Кабанске, в Бурятии.   Вспоминаю свою любимую, потрясающую хлебосольную бабушку. Дед был рыбак, и мы никогда не жили без рыбы, без икры. Бабушка делала вкусные, как она говорила, шшучьи котлеты, с блюдце величиной. Иногда закрою глаза и вижу картину, которая открывалась из окна нашей кухни: задний двор большого огорода, вдали высокие тополя, сквозь ветви которых просвечивает заходящее солнце, окрашивая все вокруг заревом последних лучей. Топится баня, низко стелется дым, и я остро чувствую его запах даже сейчас. Картошка и все овощи собраны, и земля отдыхает, дышит последним теплом. В саду клонятся от тяжести  кисти перезрелых ранеток. А если вспоминается весна, то запахи цветущей черемухи и яблони, когда они утопают, будто невесты, во всем белом. В огороде стоит старая пружинная кровать. Я, лет пяти-шести, набрасываю на нее тюль в виде балдахина, залезаю под нее и представляю себя принцессой в замке…

Первые три класса я училась в Кабанске, затем мы с мамой, которая была геологом, а потом работала в строительной организации, переехали в Хакасию, потом оказались в Красноярске, где я и окончила среднюю школу. Училась хорошо, с желанием. Помню, как с бабушкой училась считать. Она была в молодости  учителем начальных классов. У нее были деревянные счеты, и, переделав работу по дому, она подзывала меня и говорила: « Ну, девка, давай счету учиться. Здесь — единицы, здесь — десятки, здесь — сотни», — и она смачно щелкала по деревянным колесикам, которые весело и громко отлетали в сторону по металлическому стержню. Мне нравилась эта учеба-игра, интересно было наблюдать за бабушкой. Учила со мной таблицу умножения: «Один—один», «сему—сем», — и если я хорошо отвечала, хвалила меня и говорила: «Ну, девка, все, теперь играем в лото!» Бабушки не стало в 1998-м, а дед ушел еще раньше, мне всего три года было.

— Марина, ты ведь не сразу после училища в ТЮЗ пришла?

— Да, после училища, в 1989 году, я поехала в Чебоксары, в Русский драматический театр. Вспоминаю о нем самым добрым словом, ко мне там очень хорошо относились, роли вначале были небольшие, но я ведь только начинала, не хотели отпускать, но я человек привязчивый к одному месту, консервативный, тянуло в Иркутск. И я через два года  вернулась и устроилась работать в ТЮЗ имени А. Вампилова, о чем ни секунды не жалею.

— А что нельзя передать и чему научить в актерской профессии?

— Наверное, таланту нельзя научить. Он есть, или его нет. Можно научить четко выговаривать текст, научить двигаться по сцене правильно, более-менее быть органичным, обучить технике. Но все  это будет «около». Настоящий артист живет на сцене, а не формально выполняет рисунок роли. Он преображается, отдавая свой трепет души. Его роль идет от сердца, а не механически, потому и задевает струны души зрителей. А еще есть важное качество, необходимое не только артисту, но каждому человеку, — доброта. Наверное, ей нельзя научиться, так же, как искренности и сочувствию. Но они необходимы как фундамент личности. И актеру они необходимы в первую очередь.

Ты можешь быть сверхталантливым, но если душа молчит, если она бесчувственна, безжалостна, то актеру сложно создать правдивый, яркий образ. Зритель ему не поверит, и ничего внутри него не содрогнется, не растревожится. А без этого нельзя. Я считаю, что надо жалеть и персонажа, и людей. Это в менталитете человека, а русского в особенности. Когда человек проявляет сочувствие и сострадание к другому, он тратится душевно, он отдает другому частичку себя. Еще в училище преподаватель Валентина Дулова говорила нам, студентам: «Если тебе не за что пожалеть свой персонаж, ты его не сделаешь, он будет неполноценным».

10.jpg

— Говорят, что все роли, всё, что сказал актер от имени персонажа, невольно накладывает на него отпечаток, переходит в него.

— Конечно! Ведь твоя роль сидит внутри тебя, это ты и есть. Не важно, отрицательная, положительная. Это деление условно. Нет людей совершенно идеальных, так же как и до конца порочных. В каждом из нас столько всего намешано и проявляется при тех или иных обстоятельствах. Со своим персонажем нужно общаться, и ты его лучше поймешь.

— Что ты больше всего ценишь в людях и что не приемлешь?

— Ну, тут все очень просто. Не приемлю зависти и гордыни человеческой, с нее начинаются все пороки. Предательства не приемлю, хотя всегда пытаюсь поставить себя на место этого человека и понять, почему он так сделал. Не приемлю тщеславия и честолюбия, когда это делается по головам других, топча и давя их. Стараюсь никого при этом не осуждать, потому что всем судья — один только Бог. А вот ценю больше всего обыкновенную человеческую доброту, о которой мы выше упоминали. Без доброты мы не люди, а роботы. Никому не нужен человек, у которого вместо сердца кусок железа.

— А кого ты считаешь в жизни своими прямыми или косвенными учителями, наставниками?

— Бабушку свою. Маму. Отца. Он мало меня воспитывал, родители разошлись, когда мне было шесть лет, но я его хорошо помню и всегда любила. Он был человеком неимоверной доброты. Мама всегда была активной, властной, с командирским характером, а он был полной противоположностью: тихий, спокойный, мягкий, покладистый, скромный, романтик по складу характера. Я, когда говорю об отце, вспоминаю замечательный фильм «Не стреляйте в белых лебедей», где главный герой, которого играет Любшин, очень напоминает моего отца, такой местный деревенский наивный чудик, человек, живущий своим отдельным миром, где правят доброта, отзывчивость, где люди живут без зависти и злости. Он немного выпивать любил, была такая слабость, но при этом никому не мешал, не беспокоил.

После развода родителей я встречалась с папой не так часто, и всякий раз это была радость. Помню одну из последних встреч. Я приехала к нему в Пушкинские горы, он оттуда родом. Издалека его увидела: стоит мой папа, немного выпил для храбрости (лет десять не виделись), в шляпе, в галстуке, а дождь идет… А он стоит, ждет, смущенный, глаза добрые и печальные. Его уже нет на свете. Умер всего-то в 50 лет.

Если продолжить тему учителей, то в прямом смысле мои учителя — это педагоги  Иркутского госуниверситета, который я закончила заочно в 2010 году. Я вспоминаю о них просто с благоговением, потому что вышла оттуда другим человеком. Мне так много дал университет и его преподаватели, что трудно переоценить. Это и Ирина Иннокентьевна Плеханова, Сергей Ростиславович Смирнов, Юлия Иосифовна Кашевская, которой уже нет, к сожалению, это Светлана Семеновна Аксенова, Екатерина Валерьевна Сумарокова,  Анатолий Самуилович Собенников… Всем им низкий поклон. Вообще-то говоря, наш университет — один из лучших в России, я так считаю. А то, что в его стенах учились классики мировой литературы — Распутин и Вампилов, вообще говорит о многом, о его уровне в первую очередь.

— А какие роли ты считаешь этапными, переломными?

— Говоря о ролях, нельзя не сказать о режиссерах, которые тоже относятся к моим учителям и наставникам. Это Борис Горбачевский, который вывел меня на какой-то новый уровень, иную дорогу, предложив сыграть Атуеву в «Свадьбе Кречинского» по пьесе Сухово-Кобылина, это Александр Ищенко и роль Сони Гурвич в спектакле «А зори здесь тихие…» по Борису Васильеву. В Соне я почувствовала сцену по-настоящему. Я тогда была молода, не очень серьезна, очень смешлива, а он вдруг увидел во мне характер этой девушки, открыл во мне ее глубину. А ведь там, глубоко во мне, папа мой сидел, его черты, его интеллигентность, порядочность, чистота, честность. Режиссер Сергей Болдырев дал почувствовать вкус к водевилю, его спектакль «Юбилей» по Чехову мы до сих пор играем, и я обожаю в нем свою роль помещицы Поповой. Очень люблю роль Марины Цветаевой. Хорошая инсценировка, благодатный материал. Эта роль — в глубину, в несуетность, в полное погружение в характер, будто я хожу по тем же улицам, где бродила Марина Ивановна.

Люблю роль миссис Бейкер режиссера Орлова в спектакле «Почему ты уходишь?». Моя героиня экспрессивна в начале, непредсказуема и совершенно иной становится к финалу, очень неожиданной.

Конечно, многие мои работы у режиссера Виктора Степановича Токарева. Я ему очень благодарна. Кто мне дал первую роль, когда я вышла после декрета? Руки-ноги будто не мои, сама вся как замороженная. А он предложил роль Конька-горбунка. Вот уж где было поле деятельности, где разгуляться моей органике и возможность восстановить физическую форму. Сразу все заработало. Я играла его шесть лет и с огромным удовольствием. Спасибо ему за роль Макарской в «Сарафановых» («Старший сын»). Я считаю, что он очень хорошо чувствует и понимает Вампилова и очень его любит. У него он свой: искренний, теплый, обаятельный, как старый добрый друг.

И если продолжить тему косвенных учителей, то это мои коллеги, с которыми работаю и с которыми ранее сводила судьба на одной сцене. Кто-то ушел из жизни, как Людмила Стрижова, Вениамин Филимонов, Любовь Почаева, но они навсегда со мной, в моей памяти. Это та гвардия, которая всегда остается молодой по своему духу и мастерству. Они много лет питали нас своей энергией, показывали отношение к профессии. Они были нашими аксакалами. Мне повезло, мне было у кого учиться, было на кого смотреть и на чьем плече поплакать, если что-то не получалось.

Дай Бог здоровья Нине Ольковой, Галине Проценко, Мише Ройзену, Валерию Елисееву. Они и сейчас рядом с нами, и я по-прежнему у них учусь. Потому что профессия актера — это постоянный поиск, учеба, познание, внутренний рост, постоянная работа над собой, над своей душой.

Я очень люблю работать в сказках, это огромная школа для любого артиста, это гимнастика для нашей физической формы. Амплитуда артиста ТЮЗа огромна: от Зайки до шекспировской пьесы. И я рада, что все так сложилось в моей театральной судьбе. А еще  могу добавить, что с недавнего времени у меня и моего мужа  появился еще больший стимул радоваться жизни. В нашей  семье растет маленький человек, сын Даниил. Сам факт его появления и присутствия дает столько позитива, столько счастья, столько любви!

...Марина вскоре попрощалась и ушла, а у меня, как в калейдоскопе, прокручивалась в памяти наша беседа, вспоминались ее роли. Что бы ни играла Марина, в каждой ее работе есть стержень, есть характер. Каждая роль запоминается надолго. Проходит день, потом другой, еще неделя… и мысленно  постоянно хочется  возвращаться  к спектаклю, в котором  я видела эту удивительную актрису — Марину Егорову. Такие актрисы остаются в памяти навсегда.                                   

Лора Тирон, «Байкальские вести».

Фото Владимира Безродных

     

 

 

 

 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии