Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Иркутск, 1761–1770: первый губернатор, сибирские деньги, семенная картошка

12 апреля, 2021

Но даже после такого визитера, как следователь Крылов, которым пугали детей и в XIX веке, Иркутск не утратил радушия. В этом убедился астроном Никита Попов, по поручению Михаила Ломоносова отправившийся в январе 1761 года в Иркутск наблюдать за прохождением Венеры по диску Солнца. Этот день – 26 мая – город воспринял как большой праздник. Здесь служили молебен о хорошей погоде, полицмейстер загодя предупредил жителей, чтоб не топили печи, – дым мог помешать наблюдениям...

Наблюдение Венеры

Данные об этой экспедиции интересны и сами по себе. По территории России проходила большая часть восточного района зоны видимости редкого небесного явления, и в Сибирь надо было командировать астрономов (сам Ломоносов вел наблюдения из Петербурга и открыл атмосферу на Венере). Французский ученый Жозеф Делиль, который до того по приглашению Петра I долго работал в России, из-за границы помогал воплощению планов. На положительное решение Петербургской Академии наук повлияло и то, что Парижская Академия направила в Сибирь – в Тобольск – своего наблюдателя, аббата Шаппа д’Отроша.

В итоге в Нерчинск отрядили Степана Румовского, адъюнкта профессора физики Франца Эпинуса, а в Иркутск – профессора астрономии, ученика Делиля Никиту Попова. Пришлось приложить усилия, чтобы снабдить их недостающим оборудованием. Так, «из угождения академии» статский советник Лобков продал ей свои золотые карманные часы «с секундами», дворянин Демидов – григорианскую трубу. К трубе изготовили микрометр, но только после того, как Попов пригрозил забрать аналогичную у Румовского, который состоял в хороших отношениях с всесильной Академической канцелярией…

Хлипкие инструменты надо было хорошо упаковать. Даже первый участок дороги – от Петербурга до Москвы – грозил нежному грузу: «встречающиеся возы и проезжающие господа… не один раз возы наши с дороги в снег на сторону… опрокидывали». В Москве выхлопотали конвой, но толку было мало: ученым давали солдат «все дряхлых и отставных служивых без ружья».

Близ Казани встретились с «великим множеством» сопровождавших обоз с лесом татар, которые сбросили сани в снег, а сопровождавших экспедицию избили плетьми. Как выяснилось в итоге, довезти все инструменты в целости удалось только Попову. Заметим, следовавшему своим путем аббату д’Отрошу в России дали тысячу рублей денег и сильный конвой, что не помешало ему в опубликованном потом дневнике представить принимающую сторону диким и недостойным Европы местом. Для сравнения: в две тысячи рублей обходилось годовое содержание иркутского адмиралтейства вместе с судоверфью…

…В Казани пришлось провести ночь на улице. Зато в Тобольске ученых ждал теплый прием – губернатором Сибирской губернии был Федор Соймонов, учившийся астрономии в обсерватории того же Делиля. В Иркутске, куда Попов прибыл в апреле, тоже «приняты мы как от губернаторских товарищей, так и от воеводы и купечества… с почтением». Участники экспедиции были «на визите» у губернатора Ивана Вульфа, «старика доброго и честного», который ласково их принял и пешком проводил Попова до выделенной лучшей в городе квартиры.

На следующий день Вульф прислал карету с помощником, чтобы найти место для обсерватории. Остановились на башне на берегу Ангары, выстроенной архиереем. Епархия с готовностью ее уступила, но требовались переделки – для того губернатор дал людей и материалы. Пока шли работы, Попов разыскивал в Иркутске «куриозные натуральные вещи» для Кунсткамеры, в число которых вошли «окаменелая часть рыбы осетрины», «диковинная раковина», а также коллекция камней, руд и минералов, собранная смотрителем Иркутской школы навигации и геодезии, моряком Михаилом Татариновым. А лично Ломоносову, интересовавшемуся фарфором, Попов увез китайскую чашечку.  

Татаринов стал помощником Попова. Тем временем была готова обсерватория, куда устроили паломничество иркутяне, живо заинтересовавшиеся событием. И, несмотря на начавшиеся дожди и дым от лесных пожаров близ города, просветы между облаками 26 мая дали возможность наблюдений. Попов «приметил все, что ни наипущее астрономическое дело, в прогализинах, хотя ретко, однако, несколько раз бывших…».

А вот Румовский, который с риском для жизни переправился через весенние льды и потому не поехал дальше Селенгинска, направил в Петербург отчаянный рапорт. Пронаблюдать Венеру ему так и не удалось. Комендант Варфоломей Якоби выдал справку, «что 26 числа минувшего майя с самого утра до половины 10-го часу пополуночи было совсем морошно»…

1а.jpg

Сперва в тягость, а в итоге на пользу

В 1764 году Екатерина II продолжила начатую Петром административную реформу. Территория Сибирской губернии стала Сибирским царством, делившимся на два отдельных генерал-губернаторства, Тобольское и Иркутское. В Иркутскую губернию вошли Иркутский, Нерчинский, Селенгинский и Илимский уезды (в 1766-м названы провинциями, добавились Охотская и Якутская). В 1763 году начался и продолжался до 1781-го выпуск не имевшей хождения в европейской части страны сибирской монеты из колыванской меди номиналами в полушку, деньгу, 1, 2 и 10 копеек.

…Иван Вульф выехал из Иркутска в 1765-м, в марте того же года сюда добрался первый губернатор – немец Карл фон Фрауендорф (кстати, в немецкой «Википедии» его имя приведено с русским отчеством). До смерти ему оставались неполные два года, но и за этот период он сумел сделать для губернии много полезного. Фрауендорф, сведущий в геодезии, математике, фортификации и картографии, по складу был полной противоположностью Вульфу. Впервые попав в Сибирь в начале 40-х командовать Иртышской пограничной линией, принимая участие в прокладке Московского тракта, Карл Львович проявил себя человеком не просто строгим, а жестоким. Тем не менее эта его черта пригождалась для целей прогрессивных. Ведь, если без эмоций, именно к этой категории можно отнести и организацию Фрауендорфом отправок в приграничные земли ссыльнокаторжных женщин, которым предусмотрительно не рвали ноздрей – для восполнения гендерного дисбаланса, поскольку поселенцев надо было женить. Та же задача решалась и для населенных пунктов, появлявшихся вдоль тракта.

Свежеиспеченным губернаторам дали широкие полномочия, и Фрауендорф, под началом которого были два заместителя, секретарь, воевода с замом и прокурор, рьяно взялся за дело в Иркутске, успевая параллельно преподавать в школе навигации и геодезии. Распространял земледелие среди бурят, особенно осинских и балаганских, учинил перепись ясачных народов, так же, как когда-то на Иртышской линии, заселял семьями земли у китайской границы, организовал составление карты Байкала, а также Иркутска и его окрестностей. В городе было уже больше тысячи домов, и все построены без планировки, улицы появлялись стихийно. Как живописала летопись, «то выставлялась на улицу ретирада [уборная], другой над воротами строил огромный навес… а перед домами по набережной строились лавки для сиденки, особенно безобразили дома неровными окнами… у многих крыльцо и двери были прямо с улицы… При домах же были обширные огороды… во многих местах… начиная с весны, стояли непроходимые грязи, местами похожие на озера и болота».

Жесткие мероприятия губернатора для исправления этой ситуации, жителям поначалу были «в тягость, а после сами признали все это за полезное» (так, спрямляя улицы, порой сносили совсем уж не вписывающиеся дома). Город разбили на кварталы, наметили улицы и площади – появился, можно сказать, первый генплан Иркутска, составленный упомянутым выше Татариновым (к делу активно привлекали и молодых геодезистов). На появившихся впервые в городе табличках с названиями и указателями упоминались и будущие улицы. Стали строить тротуары. Именно тогда окончательно осушили Грязнуху, вытекавшую из района нынешнего Центрального рынка. Определили места для казарм, здания полиции. Там, где сейчас стадион «Труд», поставили склады и запланировали стеклянный завод. Начали борьбу с буйным хмелем, которым был опутан весь Иркутск, – жители делали из растения дрожжи, потребные не только для хлеба, но и для пива, что снижало спрос на алкоголь. 

Взялся Фрауендорф и за организацию в городе торговли иногородних купцов, что способствовало развитию конкуренции. Губернатор обратился в Сенат с просьбой об учреждении постоянных ярмарок в губернии, что и было исполнено, правда, уже после смерти Карла Львовича. Первый иркутский губернатор, портретов которого не сохранилось, похоронен, как и Лоренц Ланг, на ликвидированном в XX веке Лютеранском кладбище, на участке которого ныне установлена скульптура бабра в начале 130-го квартала. А столь близкий немецкому сердцу порядок продолжил насаждать преемник Фрауендорфа – руководивший губернией с 1767-го по 1776-й Адам Бриль, тоже военный. Хоть это «был человек доступный всякому, скромен и рассудителен в делах», но он продолжил изводить хмель, где часто таились воры, блюсти чистоту улиц, штрафовать владельцев беспризорного скота. При нем же укрепили новыми вбитыми в дно сваями «обруб» Ангары, обустроенный в 1749-м, – тогда из-за подмывов обрушился берег около канцелярии и Богоявленского собора.

3а.jpg

«Поправки к конституции» и другие события

…Первый генерал-губернатор Фрауендорф, следуя в Иркутск, привез в своем обозе и первую картошку – солидный груз в несколько центнеров. Кстати, в это же время ее популяризацией в своем имении под Петербургом занимался первый российский селекционер картофеля, автор «синеглазки», дважды бывавший в Иркутске арап Петра Великого Абрам Ганнибал. Да, презентованный Петром заморский овощ только еще «раскатывался» по России...  К картофелю прилагалась инструкция, «каким образом отправленные зимой земляные яблоки дорогою от замерзания хранить и по привозе в определенные места до наступления весны содержать», а также «наставление о разведении земляных яблок, потетес именуемых». Немного позже медицинская коллегия отправила на имя губернатора еще и 16 золотников семян (около 70 граммов) «от земляных яблок». В саду при губернаторском доме (ну, то есть где-то в районе нынешнего «серого дома») первое картофельное поле Прибайкалья радовало глаз. Иркутяне тоже приобщались к разведению картошки, хоть и со скрипом.

А вот изданный еще Петром указ о введении пиленых досок вместо колотых оценивался населением совсем «не сочувственно». Власти пытались таким образом экономить древесину, а народ знал, что строения из колотого леса стоят дольше, да и проще колоть доски, чем орудовать ручной пилой. Предложение позволить пользоваться колотым материалом отправили в Петербург с депутатом – купцом Василием Сибиряковым, образованным человеком, соавтором одной из иркутских летописей, написанной представителями этой династии. Тот поехал по распоряжению из столицы: там в 1767-м начала действовать Уложенная комиссия Екатерины II, призванная систематизировать и внести поправки в свод законов страны. Правда, как и в XXI веке, итог этого начинания не соответствовал ожиданиям общества, но это другая история…

Впрочем, как ни крути, а городу все равно надо было осваивать созвучные веку материалы и методы работы с ними. В июле 1764-го было заложено первое на судоверфи иркутского адмиралтейства парусное судно – бот «Борис и Глеб», а следом и второе – «Святой Козьма Святоградец» (делами адмиралтейства ведал все тот же Татаринов). Место для адмиралтейства, которое числило три офицера и около 90 нижних чинов Морского ведомства, выбрали на Ангаре примерно в 230 саженях (490 метрах) ниже по течению от Знаменского монастыря (строительством занимались ссыльные). До того казенное судоходство действовало на Байкале и Ангаре довольно давно, но все его транспортные единицы исчерпывались появившимся в 1726 году почтово-пассажирским судном, построенным в 1737-м военным ботом да лодками...

4а.jpg

Наталья Антипина, «Байкальские вести».

На фото: Сибирская монета, которую чеканили с 1763 по 1781 год;

Вид города Иркутска. Гравюра 1770 года Алексея Рудакова
с исправленного в 1753 году Иоганном-Элиасом Гриммелем
рисунка члена академического отряда Второй Камчатской
экспедиции Иоганна-Вильгельма Люрсениуса;

Степан Румовский;

Когда Елизавета назначила Федора Соймонова губернатором
Сибири, ему было 65 лет (по другим источникам – 75),
но этот любимец Петра Великого энергично взялся за работу
(назначение Карла Фрауендорфа в Иркутск тоже не обошлось
без влияния Федора Ивановича). Позади, кроме памятных дел,
была и ссылка в Охотск по делу Артемия Волынского, перед
которой Соймонова подвергли стандартному наказанию каторжан,
за что тот и получил прозвище «губернатор-рваные ноздри»

Продолжение следует.

 

 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии