Иркутск, 1751–1760: пришествие Московского тракта, «крыловщина» в городе

При Елизавете Петровне, правившей в России с 1741 по 1762 год, в стране не было смертных казней. Хотя напрямую о таком послаблении никто не объявлял: соответствующие приговоры выносили «в стол». Этот негласный мораторий был, понятно, прогрессивной мерой хотя бы потому, что за двадцать лет народ отвык развлекаться зрелищем казней. Но вот виновник трагических событий в Иркутске в конце шестого десятилетия XVIII века явно заслуживал высшей меры больше, чем получившие ее в прежние времена представители власти в городе…

Дорожная быль

Оставленных на этом свете преступников все равно надо было наказывать, и при Елизавете возрос поток ссыльных в Сибирь. Возможностей прибавилось: наконец (руками тех же ссыльных) был большей частью построен Московский, он же Главный Сибирский, Московско-Иркутский, Московско-Сибирский, Великий тракт, Осьмая государственная, или Государева дорога.

…Почти весь первый век истории Иркутска у него не было сухопутного сообщения с европейской частью России. Дороги по земле были проложены между речными направлениями короткими участками, часто представлявшими собой гати, укрепленные пути по болотам, или волоки, по которым тащили суда и грузы в местах наибольшего сближения рек. В теплое время года передвижение было почти невозможно.

Да, в ноябре 1689-го, после русско-китайского Нерчинского договора, вышел царский указ о строительстве тракта между Москвой и Сибирью. Но долгие годы запланированная дорога была вымощена, так сказать, только этим благим намерением. В 1725 году в Китай отправилось посольство графа Саввы Владиславича-Рагузинского, обеспечившее Буринский и Кяхтинский договоры. И вот в 1730-м у российского правительства наконец дошли руки до начала обустройства Сибирского тракта. Он прошел из Москвы через Муром, Арзамас, Козьмодемьянск, Казань, Осу, Пермь, Кунгур, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Тару, Каинск, Колывань, Томск, Енисейск, Иркутск, Верхнеудинск, Нерчинск до расположенной у тогдашней границы с Китаем Кяхты (позже часть маршрута передвинулась на юг).

На строительстве дороги, которая коренным образом изменила жизнь в Сибири, работали тысячи человек. Они валили лес, гатили болота, добывали камень, рыли кюветы. К 1760-му путь довели до Иркутска, хотя, конечно, строящийся тракт облегчил сообщение с Европейской Россией задолго до этого. К левому берегу Ангары он подходил с северо-запада к переправе, напротив начала главной въездной улицы Иркутска – Ланинской. Точнее говоря, на заре своей истории, будучи дорожкой из кремля через посады к окружавшему город палисаду, она стала Володимирской по названию церкви, Гранинской по фамилии одного из первых бургомистров, далее Московской, потом – по имени купца Федора Ланина, с 1920-го Декабрьских Событий. В 1811-м в начале улицы поставили Московские ворота, воспроизведенные через двести лет, в 2011-м (старые ворота располагались чуть поодаль, на месте стоянки у здания Сбербанка).

Первое рейдерство в Иркутске

…Иркутский вице-губернатор Лоренц Ланг умер в конце 1752-го. В этот год в Иркутске свирепствовала оспа, но причиной его смерти стала подагра. Ланг распорядился, чтобы бразды правления пока принял комендант Селенгинска Варфоломей Якоби, также выходец из Швеции. И вот как бы надо было, чтобы Иркутскую губернию на постоянной основе возглавил человек именно с таким характером! Якоби в должности пограничного начальника добился того, чтобы целый Китай требовал убрать его из Селенгинска – занимал жесткую позицию в пограничных спорах, был сторонником военного решения амурского вопроса.

Но в 1753 году постоянным (и последним) вице-губернатором назначили другого некогда плененного русскими представителя шведской армии – Ивана (Израиля) Вульфа, человека мягкого.

А через год, в 1754-м, купцам запретили заниматься винокурением, предписав закрыть или продать производства (хлебным вином тогда называли водку). В начале 1755-го остановились и казенные винокуренные заводы. К производству и поставке вина теперь допускались лишь помещики, которым дали, соответственно, монополию. Более того, дворянство получило в свои руки винный откуп, то есть полный контроль над прибыльной отраслью, взамен на определенные отчисления в казну. Автором соответствующей реформы был сановник из числа главнейших в империи, двоюродный брат фаворита Елизаветы Ивана Шувалова – Петр Шувалов. Он же, кстати, отменил таможенные сборы за провоз товаров внутри страны, открыв свободную дорогу товарам из Сибири и обеспечив новые условия ее развития. Но в этом и противоречивость фигуры Шувалова.

Граф стал крупнейшим винным откупщиком в Сибири. В свою очередь, откупная на все иркутские заводы досталась пользовавшемуся покровительством Шувалова обер-прокурору Сената Александру Глебову за 58 тыс. рублей в год (а располагались винокурни на территории всей провинции). В 1756-м в Иркутск прибыл доверенный Глебова Яков Евреинов, который и сообщил огорошенным купцам, что их винокурни должны быть сданы представителям Петербурга (дворян, занимавшихся винокурением, в городе не было – все немногочисленные представители этого сословия здесь были чиновниками).

Купцы передавать бизнес отказались, сославшись на то, что в отдаленных территориях прежним владельцам разрешено сохранить заводы. Они могли себе позволить показать характер: первая половина XVIII века не зря именуется золотым веком иркутского купечества.

После этого Глебов представил Сенату доклад, что в Иркутске чинятся злоупотребления по винной части. Сюда отправили следователем Петра Крылова с указом местным властям ему «всякое удовольствие… чинить». Крылова встретили с подарками – прибывшего нашли человеком приветливым. Он изучил взаимоотношения в городе, а к тому же – с разрешения вице-губернатора Вульфа – перевез к себе из губернской канцелярии все дела о питейных сборах за последние три десятка лет. В город подъехали несколько десятков помощников следователя, а в подвале выделенного ему дома были устроены, как выяснилось, пыточная и гауптвахта.

В конце 1758-го Крылов купил бочонок вина на одном из производств, опутал его цепями и объявил контрафактом. Сразу же арестовали членов иркутского магистрата (городские магистраты, восстановленные Елизаветой после отмены при Анне Иоанновне, представляли собой, хоть и с ограничениями, местное самоуправление – туда выбирались представители купечества).  

Террор и вымогательство

Арестованным показали оформленную Крыловым бумагу, в которой значилась астрономическая недоимка казны из-за лукавства купцов – 800 тыс. рублей. Среди пленников оказался и бургомистр, правая рука вице-губернатора. Под пытками он дал показания, что купцы продавали вино по преступно высокой цене, утаивая большие суммы. По разным источникам, в пыточной Крылова перебывали от 74 до 120 представителей сословия, дававшие показания в «казнокрадстве», а также члены их семей, многие работники и другие жители Иркутска. Нашелся и предатель, купец Елезов: он советовал, сколько с кого можно взять. В руки следователя рекой текли деньги: его жертвы отписывали целые состояния. Частью этих денег он погасил «недоимку». В Сенат поступил отчет, Крылову дали премию.

Ивана Бичевина, на средства которого в Иркутске строили каменные Тихвинскую и Знаменскую церкви, следователь замучил до смерти. Сделав состояние, Иван Степанович много тратил на географические экспедиции (одна из них создала первое временное русское поселение на Аляске). Купца держали в кандалах, избивали плетьми, поднимали на дыбу и на висок, когда к ногам привязана колода весом около центнера. После трех месяцев пыток Крылов как-то оставил Бичевина в таком положении на три часа, после чего тот дал согласие отписать 15 тыс. рублей. Жертву сняли и отвезли домой, куда вскоре явился следователь и добился еще такой же суммы. После этого Бичевин умер. Это была далеко не единственная смерть.

Подобным образом посланец Сената получил с иркутского купечества более 300 тыс. рублей, причем примерно половина была оформлена дарственными на его имя. Избежал пыток и грабежа лишь Алексей Сибиряков, один из самых образованных людей Иркутска, представитель известной фамилии. Он исчез после первых арестов и, как выяснилось потом, пережидал лихие времена в глухой деревне. Правда, досталось родственникам, оставшимся в городе, – видимо, он не ждал, что террор примет такие масштабы.

А тем временем обер-прокурор Александр Глебов возобновил действие своей откупной в Иркутской провинции, продал соответствующее право Евреинову, тот еще кому-то (цена при этом возросла с 58 до 83 тыс. рублей для конечного покупателя). Кстати, при этом была присвоена и розница, что являлось прямым нарушением закона.

Письмо от Софрония

Крылов был вечно пьян, издевался над иркутянами, прямо в заседании вышибал купцам зубы, рвал бороды. К следователю и его людям таскали жен и дочерей арестованных. Безвольный вице-губернатор только разводил руками: Крылов прислан Сенатом. Наконец, следователь арестовал и Вульфа, отобрав у него шпагу. Жалобы, которые иркутяне отправляли в столицы, перехватывали на станциях работники Крылова.

И в дело опять вмешалось духовенство в лице епископа Софрония Кристалевского. Он принял кафедру после Иннокентия Неруновича, который за несколько лет до того умер по пути в столицу в монастыре близ Братского острога. Софроний, знавший практику и философию царского двора, видимо, понимал, что за Крыловым стоят большие люди и удар нужно рассчитать. Поэтому он направил в Санкт-Петербург и Тобольск письма, содержание которых уж точно должно было вызвать гнев властей. А именно: вконец зарвавшийся Крылов повелел изменить герб на городовой башне, и вместо святого Георгия на груди двуглавого орла появилась жестяная доска с надписью «году 1760 месяца сентября бытности в Иркутску начальника коллежского асессора Крылова» с дворянской короной и лаврами. Кроме того, следователь «организовал» коллективное письмо из Иркутска с просьбой назначить его вице-губернатором вместо Вульфа. Сержант Конюхов, личный доверенный архиерея, сумел хитростью обойти людей Крылова и доставить сообщения адресатам… И действительно, расчет был верный: виной следователя в Санкт-Петербурге после долгого разбирательства сочли именно оскорбление герба и «смещение» Вульфа, то есть покушение на монополию власти.

Арестовывали Крылова силами вооруженного отряда. Заковали в кандалы, отправили в столицу. Правда, судя по всему, наказания благодаря высокому покровительству он так и не понес. Патрон его Глебов всего лишь получил порицание, хотя в 1764-м, уже при Екатерине II, «крыловщина» в Иркутске стала главной причиной его отставки. Но Глебов был к тому времени вторым богатейшим винокуром страны после сына своего умершего покровителя, Андрея Шувалова… Вроде бы часть вымученных с купцов средств вернули за счет казны. Хоть какой-то моральной компенсацией для сословия стала последовавшая реформа в России, освободившая от телесных наказаний купцов первой и второй гильдий.

«Крыловщина» стала одной из черных страниц во всей истории Иркутска, а не только в летописи десятилетия 1751–1760-го, где в сравнении полностью меркнут два землетрясения и крупный городской пожар…

Наталья Антипина, «Байкальские вести».

На фото: Московский тракт;

Александр Глебов, Петр Шувалов

Продолжение следует.