Закон принят, вопросы остались

Незадолго до очередного Дня Победы вступил в силу закон, который вводит уголовное наказание до пяти лет лишения свободы за попытки реабилитировать нацизм — отрицание фактов, установленных приговором Нюрнбергского трибунала, а также за распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны. Кроме того, вводятся штрафы за осквернение дней воинской славы и памятных дат России. Соответственно, Уголовный кодекс РФ дополнен статьей «Реабилитация нацизма».

Казалось бы, какие могут быть сомнения? Более того, Россия, пожалуй, даже запоздала с принятием такого закона — он действует во многих странах, включая Германию. Однако, по известной поговорке, дьявол сидит в деталях. Такой деталью — если хотите, изрядной ложкой дегтя в бочке с медом — стала, в первую очередь, формулировка о «ложных сведениях о деятельности СССР в годы Второй мировой войны». Обратите внимание — не в годы Великой Отечественной, с 22 июня 1941 года, когда наша страна противостояла нацистской агрессии. А именно в годы Второй мировой, то есть с 1 сентября 1939 года. Иными словами, «под статью» попал период с 1 сентября 1939-го по 22 июня 1941 года, когда Советский Союз и гитлеровская Германия…

Кстати, а какими были отношения двух государств в это время, чего и какими средствами добивалось наше руководство? Ожесточенный спор на эту тему продолжается до сих пор. Заметим, он касается не героизма Красной армии и мирного населения СССР после германского нападения, а деятельности лично Сталина и его окружения в предшествующие два года.

Разумеется, у каждой из сторон свои аргументы. Кто-то, продолжая «единственно правильную версию» советской эпохи, говорит о «миролюбивой политике» Кремля, стремившегося «избежать войны». Другие призывают хотя бы взглянуть на карту Европы: до секретных протоколов к Пакту о ненападении от 23 августа 1939 года между Советским Союзом и Третьим Рейхом не было общей границы, после пакта она появилась на большом протяжении. И это — чтобы «избежать войны»?

Более того, сами по себе секретные протоколы — очень красноречивый документ. Лидеры СССР и Третьего Рейха решили судьбу нескольких стран и народов за их спиной, став — на тот момент! — в известном смысле «подельниками». Правда, каждая из сторон играла в свою игру, полагая, видимо, что оказалась хитрее новоиспеченного партнера, но это уже другая тема. Во всяком случае, Вторая мировая началась через неделю после подписания советско-германского пакта и протоколов к нему. Поэтому немалое число и наших, и зарубежных историков считают, что Советский Союз вступил в нее уже тогда, 1 сентября 1939-го, присоединив в последующий год (согласно протоколам) Западную Украину, Западную Белоруссию, Бессарабию-Молдавию и государства Балтии.

Да, эти операции были менее кровопролитными, чем европейские походы вермахта, сохраняя «эффект мирного неба над страной Советов». Но потери и ожесточение на войне с Финляндией зимой 1939—1940 годов стали наибольшими за весь период Второй мировой до нападения Германии на СССР. Суоми тогда отказалась, согласно тем же протоколам, «присоединяться», нацисты сопровождали ту войну благожелательными комментариями в наш адрес, остальная Европа (за вычетом Италии)  стала наращивать помощь финнам, за что получила от советского руководства ярлык «поджигателей войны».

Собственно, о событиях «темного времени» перед Большой войной можно говорить долго. Но о каком именно «искажении роли» сказано в новом законе? Тем более что российское руководство официально признало и существование секретных протоколов, и, скажем, массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу и других местах заключения на территории СССР весной 1940 года. И где грань, отделяющая «заведомо ложные сведения» от «просто ложных»? Неужели решающую роль в сугубо научной, с множеством аргументов и документов, дискуссии отныне призваны сыграть правоохранительные органы?

В отличие от периода с августа 1939-го по июнь 1941-го, едва ли что-то может поставить под сомнение справедливость Великой Отечественной войны, когда враг решил поработить и уничтожить нашу страну. Хотя, конечно, крупные вопросы для исследователей остались и в отношении военного времени. К примеру, каковы были стратегические намерения нашего руководства накануне 22 июня 1941 года? Почему довольно внушительный массив военных документов, причем касающихся высших органов государственной власти, не рассекречен до сих пор, несмотря на требования многих ученых? Можно ли и дальше обсуждать тему наших огромных потерь? А продолжать исследования, связанные с депортацией целых народов — чеченцев, ингушей, крымских татар, поволжских немцев? Можно ли изучать все аспекты, скажем, блокады Ленинграда или остановки Красной армии у Варшавы летом 1944 года? Можно ли беспристрастно — без смакования, но и без «лакировки» — обсуждать поведение наших военнослужащих на территории Германии весной 1945 года? Обсуждать, разумеется, не забывая, не замалчивая гитлеровских зверств или, мягко говоря, чрезмерного усердия союзной, англо-американской авиации при бомбежках германских городов. Или эти темы даже сами по себе являются «обелением» и «оправданием» нацизма, «принижением» и «очернением» решающего вклада нашей страны в спасение человечества семьдесят лет назад?

Юрий Пронин, «Байкальские вести»

На фото: Попали в историю. Кремль, август 1939 года.
Слева направо: Министр иностранных дел нацистской Германии
Иоахим фон Риббентроп, Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов

Сентябрь 1939-го. Рукопожатие после разгрома Польши