Ноябрь-1940: Молотов в Берлине

Окончание. Начало в № 50

О чем же и, не менее важно, в каких тонах шла речь на переговорах в Берлине? Первое же ощущение при знакомстве со стенограммами встреч председателя Совнаркома (правительства), наркома иностранных дел Вячеслава Молотова с представителями нацистской верхушки, включая Адольфа Гитлера (причем, повторюсь, тексты, составленные обеими сторонами, совпадают) — разговаривают персоны с одинаковым или уж, как минимум, близким мировоззрением. Ориентиры «плохой — хороший» или «агрессор — жертва» тут не работают, особенно если не забегать вперед и абстрагироваться от того, что произошло 22 июня 1941 года и далее.    

«Тов. Молотов согласен с рейхсканцлером…»

В ходе двух продолжительных встреч Молотов неоднократно поддерживает слова Гитлера. В стенограммах, особенно первой встречи, много таких ремарок: «Тов. Молотов приветствует это заявление рейхсканцлера… считает это заявление правильным и подчеркивает, что все это подтверждает история… выражает с этим свое согласие и считает, что в своей основе мысль рейхсканцлера правильна… согласен с выводами рейхсканцлера».

Специфична и терминология, которую используют в переговорах и согласованных документах лидеры Третьего рейха и Советского Союза: «территориально-государственные преобразования», «сфера интересов», «сфера влияния», «аспирация». Так именовались территориальные захваты, уничтожение государств — запланированное, разумеется, за их спиной, втайне от всех народов, включая население СССР и Германии.

Наконец, о неформальной стороне визита. Вечером 12 ноября после многолюдного банкета в имперском отеле «Кайзергоф» Молотов неформально беседует с рейхсфюрером СС Гиммлером, рейхсминистром внутренних дел Фриком и уже ставшим чуть ли  не закадычным другом главой нацистского МИДа Риббентропом. Собеседники держатся расслабленно, на столе кофе с коньяком и сигары… Эсэсовцы и член Политбюро ЦК ВКП(б) улыбаются, демонстрируя взаимную благосклонность… Со стороны смотрится как встреча давних друзей…   

Между первой и второй — промежуток небольшой…

В качестве вступления, во многом помогающего раскрыть психологию советско-германского (или, в другом варианте, советско-нацистского) сотрудничества, уместно сказать о двух встречах, состоявшихся утром 13 ноября, то есть после первого, но до второго раунда переговоров Молотова с Гитлером.

Первым делом — самолеты: Молотов беседует с рейхсмаршалом, шефом люфтваффе Германом Герингом. Этот вальяжен, держит себя запанибрата, но в то же время акцентируя свою значимость, масштабность, калибр. Заверяет, что он настоятельно рекомендовал фюреру дружить с Россией. Подчеркивает, что очень занят, причем крупными, стратегическими вопросами («чем шире основа, тем глубже наши отношения») — мол, детали пусть согласовывают подчиненные.

Геринг обещает снять все задержки по военным поставкам Советскому Союзу, объясняя нарушение графика тем, что речь идет о продукции глубокой переработки, причем из сферы вооружений, тогда как СССР поставляет в Германию сырье и ему проще соблюдать сроки поставок. «Вы просите много и сразу, но мы постараемся» — таков лейтмотив слов Геринга. Он сообщает, что для лучшего и быстрого удовлетворения советских запросов им организован специальный Русский комитет. В этом комитете представлены все заинтересованные лица.  

Геринг рассыпается в комплиментах: говорит, что «только благодаря таким людям, как Сталин и Гитлер, удалось вызволить великие народы — русский и немецкий — из опасности войны друг с другом»; просит передать «сердечный привет Сталину». Вместе с тем осторожно сетует, что «русские порой хотят слишком многого», в том числе доступа к сверхсекретным разработкам германского оружия.

Молотов говорит меньше и с меньшей конкретикой — в основном выражает удовлетворение сделанным в двусторонних отношениях и надеется, что удастся сделать еще больше. Кстати, в сфере военной авиации оснований для таких надежд хватало — советские представители получили доступ на все авиазаводы Третьего рейха, по нашей просьбе Германия поставила нам по несколько боевых машин последних модификаций, немецкие эксперты побывали и на советских авиапредприятиях. Более того, сотрудничество в авиационной сфере не ограничилось делегациями — действовали двусторонние комиссии, имеющие право принимать управленческие решения. Дошло до того, что обсуждался вопрос о серийном производстве самолетов для люфтваффе на территории СССР, так как германские заводы подвергались британским бомбардировкам…    

Партийный разговор

Следующая встреча — с заместителем Гитлера по НСДАП. Гесс, в отличие от Геринга, заметно волнуется, ведет себя как ученик, тщательно приготовивший уроки, но боящийся что-то перепутать или забыть. Чувствуется, что беседу с Молотовым он считает очень ответственной. Впрочем, значение встречи Молотова с Гессом, конечно, не в этом. Здесь советская сторона явно выходит за рамки обязательной программы — межгосударственных отношений. Пусть они и сопровождались очевидными излишествами, но все же по формальному статусу имели право на существование. А вот встреча со «вторым секретарем» нацистской партии — это уже безоговорочный перебор, попытка, пусть и робкая, установить межпартийные связи, найти идеологическую общность.            

Сравнение СССР и нацистской Германии многие считают кощунственным по определению, отметают, что называется, с порога. А вот Молотов (второй человек в стране, всегда неукоснительно выполнявший установки Первого человека) в ноябре 1940 года так не считал и запросто сравнивал, причем акцентировал внимание не столько на различиях, сколько на сходстве. Встреча с Гессом — яркое подтверждение сказанному. Обе стороны подчеркнули политическую близость устройства власти в СССР и Германии. Более того, именно Молотов отметил, что СССР и Германия — молодые государства, то есть отрицал преемственность между тогдашней Германией и Германией до 1933 года, считая, что там, как и в России, произошла революция и сформировалось государство нового типа. И пусть между двумя революциями, между двумя государствами, двумя партиями есть различия, но собеседники, как уже сказано, настроены искать общее. И ведь нашли же! 

Краткая стенограмма беседы Молотова с Гессом, составленная, кстати, сотрудником МИД СССР, подлинник которой под грифом «Сов. секретно» находится в Архиве президента РФ, однако несколько лет назад опубликован, заслуживает пристального внимания:   

«Тов. Молотов спрашивает об учреждении, в котором он находится.

Гесс отвечает, что это связующий штаб, осуществляющий связь партии с государством.

Тов. Молотов говорит, что это в высшей степени интересное место в идейном и организационном отношении и было бы интересно в общих чертах узнать о его задачах. Ему известно, как построены взаимоотношения между партией и государством в СССР. Германия и СССР представляют собой молодые государства, и было бы интересно узнать, как решается этот вопрос в Германии.

Гесс отвечает, что центр партии находится в Мюнхене. Когда, говорит он, национал-социалисты пришли к власти, возникла необходимость контролировать работу министерств, в которых не было еще национал-социалистов. Из Мюнхена исходил национал-социалистический импульс. Затем встала задача замены всех чиновников национал-социалистами. Указом Гитлера был создан для этой цели связующий штаб, на который была возложена задача проверить всех чиновников, начиная с самых высших и кончая самым низшим чином — правительственным советником. Без согласия связующего штаба ни один чиновник не мог оставаться в своей должности. Кроме этого, партия была привлечена для разработки новых законов. Фюрер был перегружен и поэтому включил партию в дело издания законов. На связующий штаб пала задача наблюдать за подготовкой законов.

Все эти задачи центр партии в Мюнхене не мог выполнить, так как для этого был необходим контакт с министерствами.

Если употреблять коммерческий язык, говорит Гесс, то связующий штаб можно сравнить с филиалом Мюнхена.

Тов. Молотов интересуется, существует ли в партии центральный комитет, как в СССР.

Гесс отвечает, что эту роль выполняет съезд гауляйтеров и рейхсляйтеров.

Тов. Молотов спрашивает, существует ли в национал-социалистической партии центральный аппарат.

Гесс отвечает, что такой аппарат существует и находится в Мюнхене. Он возглавляет этот аппарат и выполняет две функции: является членом правительства и начальником центрального аппарата партии.

Гесс спрашивает, как разрешается вопрос о связи партии с государством в СССР, существует ли в СССР связующий штаб.

Тов. Молотов говорит, что в СССР существует другая система взаимоотношений между государством и партией. В СССР не существует связующего штаба. Большинство руководителей и партии, и государства являются одними и теми же лицами. Но есть секретари ЦК и секретари областных организаций, которые занимаются чисто партийными делами. Они выполняют функции связующего штаба, подбирают и расставляют людей, которые у нас также проверяются. Мы имеем внутреннюю структуру партии, говорит тов. Молотов. Структура партии и государства у нас дана в двух документах: в Уставе и Конституции. Конституция определяет взаимоотношения между партией и государством.

Тов. Молотов говорит, что ему неизвестны подобные документы в отношении Германии. Его интересует, как этот вопрос разрешается в таком высокоорганизованном государстве, как Германия, так как он сам был до 1930 года, до назначения Председателем Совета Народных Комиссаров, Секретарем Центрального Комитета партии и десять лет, так сказать, варился в этом соку.

Гесс отвечает, что взаимоотношения между партией и государством не изложены в специальных документах. Все еще находится в стадии текущего развития.

Тов. Молотов говорит, что это понятно.

Гесс говорит, что партия постепенно внедрялась в государство, так как в Германии, в высокоорганизованном государстве, нельзя было сразу заменить всех чиновников национал-социалистами. Национал-социалисты были в государственных учреждениях, но они были еще неопытны и должны были учиться. На местах, в отдельных провинциях, партия была представлена гауляйтерами, которые, ознакомившись и приобретя опыт государственной работы, были назначены затем государственными наместниками этих провинций.

Тов. Молотов заявляет, что в СССР и Германии много аналогичного, так как обе партии и оба государства нового типа. Поэтому он так интересовался этим вопросом».

«Как насчет Финляндии?»

Рисунок обеих бесед Гитлера с Молотовым общей продолжительностью почти семь часов примерно такой. Фюрер «витает в облаках», утверждает, что Англия почти сломлена, приглашает Советский Союз к дележу британского наследства, да и, по существу, всей планеты. Правда, нет-нет да и опускается на землю — как бы невзначай: мол, разгром Англии в интересах не только Германии, но и России, поэтому мы очень хотим видеть Россию в Тройственном союзе (Германия, Италия, Япония), превратив его в Союз четверых. Что касается территориальных интересов СССР, то фюрер предлагал Сталину двигаться к югу от Кавказа, с общим направлением к Персидскому заливу. Кроме того, Гитлер предлагает Советскому Союзу обозначить свою позицию на случай войны Германии с Америкой, надеясь, конечно, на военный союз. Важный момент: «бесноватый» обходителен, любезен, сохраняет выдержку и самообладание на протяжении обеих бесед. 

Ну а Молотову к самообладанию и усидчивости не привыкать (не зря в Политбюро его за глаза называли «каменной задницей»), он  говорит меньше и приземленнее — очевидно, стремится неукоснительно соблюдать инструкции, полученные от Сталина. Его, прежде всего, волнует полная реализация секретного протокола от 23 августа 1939 года. Выполнены все пункты, за исключением одного — СССР не смог захватить Финляндию, несмотря на нейтралитет со стороны Германии. А теперь там присутствуют соединения вермахта. Гитлер в ответ подтверждает, что Финляндия входит в сферу интересов СССР, но он якобы не хочет войны, и тут же меняет тему.

Молотов, однако, настойчив, несколько раз возвращаясь к вопросу: как насчет Финляндии? Гитлер повторяет, что эта страна входит в советскую зону интересов. «В такой же степени, как Бессарабия или Эстония?» — уточняет Молотов (читай: «Мы можем ее захватывать и присоединять?»). Гитлер опять многословно и туманно говорит, что не хочет войны, а что касается германских войск на территории Финляндии, то «они уйдут, как только в этом исчезнет военная необходимость, связанная с интересами Германии, не касающимися Советского Союза». Молотов заявляет, что это новый пункт в позиции Германии: «Раньше наши интересы в отношении Финляндии признавались безоговорочно».

Видя такой напор, глава Третьего рейха интересуется, не собирается ли СССР повторно воевать с Финляндией. Тут уже Молотов уклоняется от ясного ответа. В конце концов, отмечает Гитлер, «у СССР есть и другие способы, кроме войны, удержать Финляндию в сфере своих интересов». Молотов, конечно, разочарован, так как реализация «эстонского» или «бессарабского» варианта без войны в отношении строптивых финнов невозможна. Выходит, не договорились…    

Босфор и Дарданеллы

Гитлер, тонко чувствуя, что в финском вопросе он выступает в роли «нарушителя конвенции», напоминает Молотову, что СССР-де тоже нарушил соглашения 1939 года, заняв и присоединив в июне 1940-го не только «согласованную» Бессарабию (ставшую Молдавией), но и Северную Буковину, которая в совместных документах не фигурирует. Молотов в ответ заявляет, что СССР претендует и на Южную Буковину, входящую сейчас тоже в состав Румынии. Качели продолжаются…

От Бессарабии переходят к Балканам. Молотов ни много ни мало требует включить Болгарию в сферу советского влияния, причем без всяких ограничений (явственно чувствуется прибалтийский — в том числе эстонский — вариант). И тут же — получение Советским Союзом права на долгосрочное размещение своих военных баз в районе черноморских проливов Босфор и Дарданеллы, то есть на территории Турции. Гитлер пытается сохранить спокойствие, но чувствуется, что он ошарашен аппетитами Кремля. По мнению фюрера, он — хозяин положения, а СССР должен сидеть тихо, благодарить за согласие его, Гитлера, на дружбу и «жрать что дают», а не самому выбирать куски. Сказал же: идите в Азию! А у вас, оказывается, дополнительные запросы насчет Европы…

Однако вслух Гитлер интересуется, спросили ли у властей и народа Болгарии, хотят ли они в советскую сферу влияния. Удивительное дело! Часть Польши, Прибалтику, Финляндию и Бессарабию Гитлер и Риббентроп отдают Советскому Союзу по секретному протоколу от 23 августа 1939 года, даже не заикнувшись о необходимости опросить эти страны. А тут такая забота о правах Болгарии!

Тему проливов Гитлер всячески пытается «замотать», хотя в самых общих и кратких выражениях признает право СССР на Босфор и Дарданеллы. Вместо этого опять пытается направить взгляд Молотова на Персидский залив и зондирует почву насчет позиции СССР в случае войны Германии с Америкой. Молотов называет вопрос о США неактуальным. Гитлер утверждает, что, когда он станет актуальным, будет уже поздно. А вдобавок с тревогой предвидит доминирующую роль США на планете, отмечая, что «это не проблема на 1940 год, а на 1970 или 2000 год». Вот он, бальзам, на душу некоторых из российских политиков сегодняшнего образца! Но из чьих уст…

…А в результате — «Барбаросса»

Под занавес фюрер делает очередные реверансы в адрес Отца народов: сожалеет, что ему «до сих пор не удалось встретиться с такой огромной исторической личностью, как Сталин», тем более что он думает, что, «может быть, и он сам попадет в историю».  Молотов присоединяется к словам Гитлера о желательности такой встречи (стенограмма опять в советском варианте!). 

На этом переговоры в формате «Гитлер — Молотов» завершаются. В конце дня Риббентроп в ходе двусторонней встречи передает Молотову проект соглашения о присоединении Советского Союза к державам Оси. Молотов говорит, что ответ будет согласован после его возвращения в Москву.

Итак, не договорились (это говорит и Гитлер своему окружению) — ни по Финляндии, ни по Болгарии, ни по проливам, хотя призрачный шанс остается.           

25 ноября Сталин отправляет Гитлеру письмо с теми же условиями присоединения СССР к военному союзу с Германией: Финляндия, Болгария, проливы плюс требования к Японии полностью уйти из северной части Сахалина. Получив письмо и считая содержащиеся в нем условия абсолютно неприемлемыми, Гитлер отдает приказ о подготовке нападения на Россию (план «Барбаросса»).  Военный сценарий для обеих сторон существенно облегчен, так как после согласованного захвата буферных государств появилась советско-германская граница большой протяженности…

Коричневый выбор  

Очевидно, что берлинское противостояние «миролюбивого Молотова (читай: Сталина)» «поджигателю войны Гитлеру» — сюжет из политической фантастики. Реальность иная — один хищник торговался с другим. Кстати, несмотря на безусловно негативный эффект Мюнхенских соглашений 1938 года, контакты англо-американского дуэта с Третьим рейхом на высшем уровне с начала 1939-го были прерваны, а между СССР и Германией, напротив, установлены.       

Лидеры СССР торговались, но в принципе были готовы присоединиться к Тройственному пакту, направленному против Британии и США. В неофициальном порядке даже обсуждалась идея сделать символом советско-германского союза гибридный флаг: белый круг на красном фоне (как у Третьего рейха), но свастика внутри круга не черного, а красного цвета. Однако запросы Молотова испугали Гитлера, и он решил отделаться от СССР, уничтожив его в молниеносной войне. Может показаться, что Гитлер блефовал и его действия не были результатом тщательных расчетов. Действительно, он был крайне высокого, точнее — завышенного мнения о потенциале вермахта. И напротив, заниженного — о возможностях Красной армии. Но в целом он правильно уловил две тенденции.

Во-первых, Советский Союз настаивает на своем участии в дальнейшем разделе Европы, отказываясь ограничиться экспансией на Ближний Восток (а именно туда — и только туда — Гитлер пытался направить интересы Кремля). А значит, он по-прежнему остается «за спиной» у Германии, нацеленной на уничтожение Британии. Правда, со стороны казалось, что к 1941-му, после серии  военных побед, «коричневый вождь» находится в состоянии эйфории. Действительно, успехи вермахта вскружили голову фюреру, но все же он (судя по всем документам и мемуарам) понимал стратегические трудности Германии. Одно дело — захватить Люксембург, Бельгию, Голландию, Норвегию, Польшу, даже потерявшую бдительность Францию. Другое — войти в столкновение с мощными противниками. Мало того что сопротивляется Британия, но за ней маячат две громады — Соединенные Штаты и Советский Союз. Ну, Америка далеко, а СССР вот он, под боком…  

Во-вторых, Гитлер опасался, что время играет на усиление военной мощи СССР, обладающего огромными ресурсами. Повторюсь: Гитлер завышал возможности Германии и занижал возможности СССР, но все же в перспективе четко видел изменение соотношения сил в худшую для себя сторону. Проще говоря, по расчетам фюрера, расклад для войны в 1942 и, тем более, в 1943 году будет лучше для Сталина и хуже для него, Гитлера, да и вообще к тому времени нарастает угроза, что Советы ударят первыми. И только после 22 июня 1941-го, полностью раскрыв для себя группировку Красной армии, нацисты посчитали, что упредили советское наступление всего на несколько недель. Дискуссия на эту тему не смолкает уже четверть века, но не исключено, что обе стороны к началу Великой Отечественной играли «втемную», взаимно заблуждаясь в отношении форм и, главное, сроков предстоящих событий.   

Поэтому, возможно, ошибочно считать, как это делают некоторые исследователи, что, «учитывая последующие события, проигрыш в войне, Гитлер зря не согласился на запросы Кремля — ну Босфор, ну Болгария, ну Финляндия — это, в сущности, мелочи». Не мелочи: Гитлер видел, что удовлетворение этих требований Кремля ведет не к ослаблению, а к усилению позиций СССР, причем, что важно, именно на основном театре — в Европе. Просто у Гитлера в принципе не существовало позитивного сценария — оба хуже, и эта дилемма окончательно сформировалась после переговоров с Молотовым в Берлине. Гитлер избрал вариант нападения на Советский Союз.      

…По иронии судьбы, именно Вячеслав Михайлович Молотов — единственный представитель высшего руководства СССР, кому довелось пожать руку Гитлеру, — в московский полдень 22 июня 1941 года  выступил по радио с обращением к советскому народу. Началась Великая Отечественная война…  

Вместо послесловия

Учитывая дискуссионность темы, отмечу еще два обстоятельства. Всякий раз, когда речь заходит о предвоенных отношениях СССР и Третьего рейха, раздаются голоса, что, мол, «наши будущие союзнички — США, Британия, Франция — тоже хороши». Спору нет — «они тоже». Но именно так: раз они — такие же, как мы, значит, мы — такие же, как они. Поэтому неубедительны утверждения, что Советский Союз с августа 1939-го по июнь 1941-го был миротворцем, а Германия при попустительстве Запада несет всю ответственность за развязывание и начальный этап Второй мировой войны. Нет — мы тоже, мы — такие же, а не лучше. Основными виновниками Второй мировой войны стали верхи нацистской Германии с их мракобесными теориями «расовой исключительности» и «расширения жизненного пространства», но свою долю ответственности (точнее — коллективной безответственности) — в форме попустительства агрессии и даже фактического соучастия в ней — несут западные державы (прежде всего, Америка, Британия и Франция), а также (обязательно!) Советский Союз.        

Во-вторых, иногда интерес к предвоенным контактам советского руководства с гитлеровцами пытаются объявить то ли «очернением», то ли «злопыхательством», то ли «принижением». Что ж, попытки смешать историю с пропагандой, науку с идеологией стары как мир. Замечу, однако: если для кого-то наши предвоенные лидеры предстали не в лучшем свете, то альтернатива выглядит так — не подписывать с нацистами секретных протоколов, не ездить к ним в Берлин, не делить с ними мир за спиной других стран и народов, не развивать дружественные отношения во многих сферах, включая военную. А в общем — не совершать крупнейшую геополитическую ошибку (а может быть, и преступление) с трагическими последствиями, вина за которую целиком лежит на Сталине и его ближайшем окружении.

Юрий Пронин, «Байкальские вести».

На фото: Товарищ Молотов и партайгеноссе Гесс;

Первым делом — самолеты. Встреча с Германом Герингом;

Хорошее настроение. Между Гитлером
и Молотовым — германский переводчик Густав Хильгер;

Диалог о судьбах мира;

Почти друзья. Иоахим фон Риббентроп и Вячеслав Молотов;

Проводы в Берлине. Рукопожатие с Генрихом Гиммлером