Живут стихи — живет поэт
Ко дню рождения Любови Сухаревской
Любовь Сухаревская, без преувеличения, суперзвезда иркутской журналистики, среди ярких страниц ее биографии — творчество в газетах «Советская молодежь», «Комсомольская правда», «Байкальские вести». Глубокий, чувственный поэт (слову «поэтесса» она посвятила одно из своих стихотворений, наполненное грациозной иронией), замечательный, красивый человек. Символично, что ее день рождения совпадает со Всемирным днем театра — искусства, которому она, как журналист, посвятила большую часть своей жизни, души, сердца.
Время неумолимо, сплетая вместе исток с исходом. Любовь Сухаревская, Люба, ушла от нас три с половиной года назад, 27 сентября. И ровно на середине отсчета — 27 марта — дата ее рождения. Мы встречаем и этот день с грустью, горечью, печалью, но — светлой, легкой, не только идущей из прошлого, но и устремленной в будущее. С чувствами под стать самой Любе. Встречаем даже с ее новыми стихами. Да, они иногда приходят к нам. В основном — прилетают из Германии, из Дюссельдорфа, где живет с мужем и дочкой Сонечкой ее дочь Анастасия, Ася. Живет, помня маму и тоскуя по ней. Память эта жива, трепетна и, как любое живое чувство или существо, иногда болит. Вот несколько строк из ее письма друзьям мамы осенью прошлого года:
«Я подолгу вообще не включаю Мамин компьютер, не читаю ее дневников, писем... Мне все это дается с трудом, с болью, оттого я не набросилась сразу на Мамины архивы. Но я знала, что такая папка существует». И далее: «Да, все эти стихотворения я нашла в Мамином компьютере, в папке «Мои стихи после книжки». Но мне кажется, что буквально несколько из них могли выходить в газете. Это мне так помнится. Но некоторые я читала впервые. Есть и такие, конечно, которые я читала не впервые (так как Мама мне что-то по мере сочинения присылала), но они еще нигде не были опубликованы». И еще: «…я никогда не разлюбляю Маму, я молюсь за нее каждый вечер вот уже четыре с половиной года — полтора года за ее здоровье, три года за ее покой, я думаю о ней много и много с ней разговариваю. Но вот обнаружение этой папки отложилось на такой срок — на три года».
Между этими двумя прекрасными женщинами была — и существует поныне — живая, трепетная связь. Прикоснуться к ней для нас, друзей Любы, — великое счастье. Ася — продолжение Любы. Верим, что эта нить протянулась и к Сонечке. Значит, жизнь Любы продлится долго-долго. Может быть, вечно.
Поэт жив, пока живут его стихи. И потому эти новые строки — весточка от нашей Любы, пришедшая к нам через Асю. Она пришла ко всем, кто любит и помнит Любовь Сухаревскую.
Друзья Любови Сухаревской
От редакции «БВ». Публикацию неизданных стихов, полученных от Анастасии Сухаревской, «Байкальские вести» начали полгода назад, в день трехлетия кончины Любови Иосифовны, и продолжают сегодня, в день ее рождения.
«Расскажи-ка ты мне у ночного огня…»
Любовь Сухаревская. Из неопубликованного
Взрослые дети
Детям и внучке
…Опомнишься в автобусе, на летном поле,
Когда в небе твой след еще не остыл,
Но уже чувствуешь, что из своей неволи
Ты вырвался, собравши остатки сил.
И вокзал со словом «Москва», и слезами
Радости захлебывается материнский голод,
И незнакомая девочка с родными глазами
Встречает тебя у выхода в город.
И речи земные, и дела земные,
Такие милые: розы! такси! дождика душ…
Мы мчимся домой, где глаза родные
Скажут: вот дочка моя… Вот — муж…
И будешь купаться в любви и ласке
Целый месяц, отмеренный для любви!
Дитя баюкать, придумывать сказки,
Слушать, как для нее поют соловьи.
И так, лопоча по-франко-якутски
И ответный лепет жадно ловя,
Все чаще задумываться об Иркутске,
Где второе сердце, второе дитя…
И снова — ужас под небесами.
Рассвет на востоке румян и молод…
И незнакомая девочка с родными глазами
Встречает тебя у выхода в город…
* * *
Сидит ворон на суку,
Говорит: ку-ку, ку-ку!
Это что еще за дело?
Каркать птице надоело!
Каркать, кликать стаю бед —
Черных ос, собачий бред!
И трясет он головой,
Серый ворон вековой:
— Не скажу я с этих пор
Ни гу-гу про «nevermore»!
Знаешь, сколько на веку
Жить тебе? Ку-ку! Ку-ку!
Прокричал и замолчал,
Может, даже заскучал…
Но услышал этот звук
Старый мельник, малый внук,
Да невестка, да жена,
Да лешак, да сатана…
Стали пальцы загибать:
— Раз, два, три… А где опять?
Пусть хоть сколько будет бед,
Но прожить хотим сто лет!
Ах ты, ворон-воронок!
Ты глупее всех сорок,
Легкомысленней кукушки!
Выдрать перья на подушки!
Старый ворон посрамлен,
Улетел за дальний клен,
Из дупла глядит в окно —
На душе его темно…
Так и чахнет одиноко.
Трудно жить с душой пророка!
* * *
Снег в Иркутске
А снег с утра размашисто шел, как по степи — пожар,
И мир трепетал, словно белый шелк падал на тротуар.
И долго, крыльями хлопая, хлопьев его мотыльки
Беззвучно кружились в воздухе от города до реки.
И люди, слегка растерянно, будто впервые — так,
Запутывались во времени и замедляли шаг.
Кто-то смеялся весело: да это же снег, зима!
Подумаешь, эка невидаль — снежная кутерьма!
А снег ничего не слышал, он песню свою молчал,
Как будто, расставшись с небом, землю собой привечал,
То робко топтался возле, то снова пускался в путь,
Алмазной свежестью воздуха мне разрывая грудь.
* * *
На скоротечность времени не сетуй —
Что молодость, мелькнув, уходит в Лету,
Что зрелость перезрела, значит — стар…
Ну разве стар? Звезда твоя — в зените.
Друзья мои, Харона не гневите —
Не принимайте скепсис за угар.
Моя душа, твоей душе подруга,
Куда глупей: она не сходит с круга,
Она, как белка, скачет в колесе,
Она не хочет золота заката,
Не признает законов сопромата
И все бежит по взлетной полосе…
И только в час наедине с собою,
Как глас судьбы или напор прибоя,
Как рок, неотвратима и темна,
Она придет — глобальная разлука,
Смертельна, как мелодия дудука,
И ты поймешь: проиграна война!
Тогда спиною дрожь тысячелетий
Ты ощутишь, уйдя от междометий,
Теряя голос, ломкий, как стекло,
И все яснее понимая это:
Что жить осталось, может, до рассвета —
Водой сквозь пальцы
время
истекло!
* * *
«Поэтесса», «поэтесса»…
Ах, как вычурно звучит!
Тесто слабого замеса?
Или так, для политеса, —
Поэтесса ли, пиит?
Не «пиит», не «поэтесса»!
И пройдет хоть сколько лет —
Есть хоть капля интереса,
Слово есть — не слов завеса —
Значит, есть и ты, поэт!
Слово есть, не слов туманы,
Поле есть и есть борьба,
Сердце, и на сердце раны,
Доля и ее изъяны —
Значит, есть и ты, Судьба!
* * *
Расскажи-ка ты мне у ночного огня,
Расскажи-ка ты мне, как ты жил без меня?
Как ты жил? Без меня?
Как — ты жил?!!
Ну а я?.. Что же я… Я искромсана в кровь,
Мне всю душу напалмом спалила любовь,
Или то испытание было на пыл
Божьих жил —
Что там — клюквенный сок иль морская вода?
Иль вино молодое, иль в луже звезда?
Иль бушует смертельно опасный огонь —
Только тронь?!
Как ты жил без меня, как ты дальше живешь?
С кем мурцовку хлебаешь, с кем песни поешь?
С кем сидишь – в тишине, у ночного огня —
Без меня?
* * *
Другое
Я нежно отношусь к своей подруге.
До нее рукой подать —
Но мы редко общаемся:
Она живет в другом квартале.
Обожаю младшую дочь,
Но вижусь с ней лишь по выходным —
Она живет на другом берегу
Зеленой
Реки.
Постоянно думаю
О своем друге —
Но он живет
В другом
Городе
И смотрит в другие
Глаза.
С ума схожу от любви
К своей
Старшенькой —
Но она живет на другом
Континенте
И дотягивается до меня
Только голосом.
Сгораю,
А может, уже сгорела,
От тоски по тебе,
Любимый, —
Но ты живешь на другом
Краю
Материка.
Недавно шевельнулось
Незнакомое еще
Чувство
К давнему
Знакомому —
Но он живет
В какой-то другой
Вселенной…
Так и получается:
Люблю!
Весь!
Мир!
* * *
Для кого так стараешься, лето?
Разнотравьем расцвечена даль,
Ароматом и солнцем согрета
Непонятная сердцу печаль.
Для кого так стараешься, осень?
Я и так по аллеям бреду.
Среди золота — яркая просинь
Осеняет деревья в саду.
Для кого? — если милый далеко
И гнездо покидают птенцы.
По-осеннему стынет протока
И сияют за нею гольцы…
Я спешу — к Ангаре ли, к Байкалу, —
Чтоб томиться его красотой,
Где лазурь, и пруток краснотала,
И березовый лист золотой,
Где прозрачно, как грань аметиста,
Расплескался громадный кристалл —
Это дорого, нежно, лучисто
Ты меня принимаешь, Байкал…
Багрецом полыхает осина,
Ветерком освежает волна…
И прохладна, и невыносима
Одиночества злая страна.
* * *
Алло, Аллах!
Ведь если Бог един,
То нам и ты — Господь и Господин?
Поведай мне в моих сомненьях темных,
Что видишь ты в делах моих укромных?
Что дни мои? Как речке жизни течь?
Кому нужна моя прямая речь?
Но если я вины своей не чаю —
Чту Библию, Корана не читаю —
Достойна ли Твоей слезы в глазах?
Ответь, Аллах?
Иль не права я и тревожит Бога
Не та молитва и не та дорога,
Что от меня взлетает в небеса?
Чьи слышат, чьи не слышат голоса?
Простите мне за то, что тень Исуса
Мной принята была (тут дело вкуса!)
Искусству высочайшему сродни, —
Я отдаю ему за днями дни,
Не ведая, не думая, ей-богу,
Какую предпочесть к Нему дорогу,
Которым из имен Его наречь?
Единый Бог — да не едина речь…
И потому, отринувши вериги
Канонов всех, догматов и религий,
Твержу опять: прости меня, мой Бог,
Прости мне, Кришна, Летница, Стрибог…
* * *
Асе
Что там судьба хотела
с нами? какое дело
Исподволь затевала?
замысел то был чей?
Выкрутить — нет, не тело —
сердце, чтобы терпело,
Душу, чтобы запела
о тебе, свет очей!
Тучищей налетела,
краешком нас задела,
Выплакалась, зарделась,
вся утекла в ручей…
С нею и я — за дело! —
плакала, как хотела:
Молодость пролетела —
не подобрать ключей…
Неужели, Господи, есть Тебе дело
до
таких
мелочей?!
* * *
Марине Свининой
Когда б мы знали, на какие соры
направлен будет глаз и объектив, —
какие у миров раскрыты шторы
для тех, кто и не глуп, и не ленив,
и как они увидятся чудесно —
сухая ветка, в трещинках земля,
и ржавчина окажется прелестной,
и ангелов напомнят тополя...
Когда б мы знали то! — какие шоры
упали б с глаз и освежили взоры!
Поделитесь новостью с друзьями:
Для добавления авторизуйтесь или зарегистрируйтесь.