И до, и после…

В Иркутске не стало поэта Евгения Варламова

Поэт Евгений Варламов родился в 1946 году в Подмосковье, с 1961 года жил в Иркутске: окончил энергетический факультет Иркутского политехнического института, много лет работал инженером в Иркутскэнерго по автоматике «непростых» линий. Печатался в журнале «Сибирь», альманахах «Иркутское время» и «Зеленая лампа», «Дети Ра», «Интерпоэзия». За циклы стихов в альманахах «Иркутское время» и «Зеленая лампа» стал одним из первых лауреатов премии имени Сергея Иоффе.

Автор книг «Спасенье» (1968), «Осенние игры» (1978), «…И до… И после…».

Все вышесказанное — из скупых биографических справок. Все, что дальше, — чистые эмоции.

Женя Варламов был простым и одновременно сложным, но абсолютно глубоко порядочным человеком, бесспорно талантливым, с безупречным литературным вкусом — очень любил поэзию Левитанского… Не ахти какой тусовщик с молодых лет, к более зрелому возрасту стал и вовсе затворником — появлялся в людных местах редко, и тому, очевидно, были свои причины. Неизлечимую душевную травму нанесла ему потеря одного из сыновей — кажется, от этого он не оправился до конца своих дней. А тут еще тяжелая болезнь…

При этом — какие нежные, какие точные он писал строки!

Как-то, еще в молодости, он вопрошал: «Господи, за что такая осень?!» О любимой женщине — «Моя жена, глазастая мальчишка…»

А дальше — уже роковые предчувствия, осознание неизбежного ухода…

И вот звонят: 12 октября Женя Варламов умер…

И сразу вспомнились эти его стихи — тяжелые, сотканные из одиночества и недуга, из размышлений о прожитом и пережитом, о НЕпрожитом и НЕпережитом… «Небыль: небо, небытие…».

И понимаешь: нет, конечно же, не повернуть ничего вспять, ни времени, ни хода наших судеб, — но в литературе, что рождалась в городе Иркутске, он, Евгений Варламов, — останется.

Любовь Сухаревская, «Байкальские вести»

Евгений Варламов

НЕБЫЛЬ: НЕБО, НЕБЫТИЕ

Стихотворения

* * *

Лишь перстом погрозила старость,

и отметина — на чело.

И осталось всего ничего.

Ничего не осталось.

* * *

Хлеба кус. Да глоток вина.

Да какая не то вина,

Да какой не то непокой —

Вот и ладушки! — Грех какой!..

Алчный, сирый, наглый, нагой...

В Царство Божие — ни ногой.

Погоди, успокоит старость

страсть и ярость.

Отпустила бы только память

налегке воспарить и падать

в эту, как, бишь... а, чтоб ее! —

небыль: небо, небытие...

* * *

И есть еще две книжки у меня,

надписанных хорошими словами.

Одна — про Сандро Боттичелли,

другая — Гундзу про кабуки.

И первую мне Люся подарила,

двоюродная старшая сестра:

— Вновь обретенному… — И ctr. —

Сестренка,

ведь мы с тобою по летам сравнялись…

Другую подарил мне сверстник мой —

поэт великого верлибра.

Мы на одной приступочке вагонной

какою-то счастливою зимой

катили в стужу… И покамест живы.

Они меня любили — не любили…

Не знаю. Да и как меня любить?

Но строки эти в надписях на книжках

на ощупь все теплее и теплее.

* * *

...И отпиваясь чаем поутру,

из безысходности

перебирая выходы,

споткнуться вдруг посередине выдоха

о пушкинское — «...весь я не умру...».

Никто не научил нас умирать...

В школярстве я и жить не научился.

И вычитаем прожитые числа,

чтобы гордыню —

усмирять.

И перегаром дышим поутру.

Опохмелившись, жизни научаем...

Опившись, может, этим жидким чаем,

я — весь умру, я скоро весь умру.

Фото Сергея Переносенко