Унесенные жизнью

08 апреля, 2020

В Галерее «DiaS» незадолго до вынужденного антракта состоялось яркое, запомнившееся событие – персональная выставка «От порога начинаются дороги» замечательного иркутского художника Елены Салтыковой. На выставке представлены работы, которые завораживают и надолго приковывают внимание, наводят на размышления, вызывают улыбку или иронию.

Лена – художник многосторонний, очень глубокий, со своими сложившимися мыслями, раздумьями, переживаниями. А как человек, она притягательна, глубока, интересна, она идет по жизни со своими принципами, и не важно, в моде они («в тренде») или устарели. У нее есть собственная нравственная планка, которой она следует во всем.

Встретиться с ней и поговорить я пришла на другой день после открытия выставки, чтобы пообщаться вне суеты. Пока говорили, незаметно подошло время занятий с учениками, которые подходили, раскладывали свои «рисовальные принадлежности» и сосредоточенно принимались творить, глядя на составленный Еленой натюрморт. У кого-то он был персональным, у кого-то – общим. Ученики были разного возраста, от подростков до взрослых, и у всех есть желание выразить себя в творчестве. Зачем-то им всем это необходимо. Время от времени Лена отрывалась от беседы, чтобы подойти к ученикам, что-то подправить, дать совет, кого-то приободрить словом, кому-то попенять на невнимательность. Но общая тональность занятий была доброжелательной, а ученики – талантливыми, каждый по-своему и в меру сил.

– Вокруг висят мои работы, – начала разговор Лена, – в них мои мысли. Возможно, кому-то это интересно. Я не очень продаваемый автор. Почему? Мне не важно, купят меня или нет. Я не пишу то, что сейчас модно, что актуально, что многим нравится. Я получаю удовольствие от того, над чем работаю, потому что вкладываю в это часть себя, свое состояние, какое у меня на тот момент. И я рада такой возможности. Конечно же, какие-то творческие задачи я ставлю, но не более. И мне кажется, это правильно: не идти на поводу у конъюнктуры, не ограничивать себя рамками, а когда душа поет – творить, что она хочет. Я бы не сказала, что я уже нашла себя, закончила поиски и творю только в этом направлении. У меня впереди еще столько поисков… Мне вообще будет скучно останавливаться на каком-то одном стиле.

– А портрет Дианы – это, на мой взгляд, иной стиль.

– Да нет, я бы не сказала, что иной. Конечно, я пробую, и основу диктует место, где я нахожусь, и причина – зачем я это делаю. А еще как подать, форма подачи, пластический язык выражения. Все они разные. Ну как я могу «Корни священного дерева» написать в таком же стиле, как, например, «Картонные домики современного Хужира»? «Корни» так нельзя написать. Они корявые, другой пластический подход. Поэтому в жизни я, наверное, никогда не найду свой собственный язык, один-единственный свой стиль.

– То есть, отталкиваясь от места, от предмета, о котором ты хочешь рассказать, отсюда идет и язык?

– Конечно. Я его услышала, увидела. По мере возможности я ставлю свои задачи на саморазвитие, эти задачи чуть ли не учебные.

– Ну вот Евгений Заремба, он интересен, близок, хотелось бы писать в таком стиле?

– Я, наверное, уже выросла из того возраста, когда хочется писать под кого-то. Но если эту тему развивать, я считаю, что сейчас в России есть три художника-флагмана, это Заремба, Брюханов и Рыбаков. Каждый художник, как отдельно взятый человек, обладает своей красотой, притягательностью, но к себе ее не применишь. Восхищаешься – да! Я и ученикам своим об этом говорю. Они на том уровне, когда могут позволить себе, изучая художника, пробовать писать и мыслить, как он. Это хорошее учебное задание.

– Они должны все же собственный стиль вырабатывать?

– Знаете, когда собственный стиль появляется? Когда ты, решая определенную задачу, нарисовал сто картинок на одном дыхании, не останавливаясь, пишешь и пишешь. И когда ты пишешь эти сто этюдов, сначала все идет с пробуксовкой, так как ты ставишь себя в рамки, а потом это набирает ход, и ты забываешь про задачи и делаешь так, как тебе легко. И вот тут появляется твой собственный почерк. Его искать не надо. Он сам проявится. Поэтому я не знаю, что такое стиль. Один объект кричит: напиши меня так. Другой: я очень скромный, деликатный, ко мне нельзя просто так подходить… Ну как Диану написать, например, в строгой манере, у нее характер другой, ее не напишешь в стиле строгого парадного портрета. Это нетипично для нее.

– Она не укладывается в эти рамки…

– Это широкий человек, который выходит за рамки, поэтому получается, что нет собранности, фокусировки. Есть только взгляд и широкие рамки, но даже в них ей не хватает места. Я ее воспринимаю только так. Я стараюсь не лукавить. Каждая, даже маленькая картинка имеет свою историю. Просто так рисовать даже не буду, если мне неинтересно. Например, едем мы куда-то на пленэр. Приехали, восхитились, все разложились и пишут. Я, если не почувствую историю, писать не могу. Иду гуляю.

– Ждете той самой минуты, момента озарения?

– Жду. Если не зацепило, ничего не напишу. Одно время я сильно любила Ольхон, но потом я написала две свои «финальные песни»: «Исход» – сугубо личное и «Картонные домики Хужира». И все. Эту тему отпустила. Сейчас я влюблена в Аршан. Я обдумываю долго, некоторые работы даже по нескольку лет. Вот работа, которую мне очень хотелось нарисовать, – «28 сентября. Дорогая, не пора ли нам копать картошку?». На Саянах кое-где уже лежит снег, наутро еще больше снега может быть, а они о картошке вспомнили. Буряты, они такие… Дети природы. Где-то не совсем практичные, а вообще люди очень приветливые, добрые, наивные даже. Им не важно, что давно все сроки прошли. Когда они сами решат, тогда и сроки. А помните, у них Кынгарга вышла из берегов….

– …и почти полпоселка смыло…

– Для меня это была личная трагедия. Я тогда приехала, чтобы в Аршане писать, но временно задержалась в Жемчуге. А должна была еще с вечера приехать в Аршан, но будто шоры какие-то закрылись, почему-то не уехала. А в это время как раз и произошла трагедия. Наутро таксист везти меня не захотел, тогда я сама добралась, доехала до этого мостика, которого уже не было на прежнем месте, его смыло. Там уже техника работала, бульдозер, бэтээры вывозили людей. И я поняла, что с Кынгаргой я буду общаться еще очень долго. После этого появилась серия работ «После сели», «Кынгарга выходит из берегов» и другие.

Ну и тема буддизма в моем творчестве еще не закончилась. Вот еще одна работа, выполненная на Ольхоне, из-за которой я два года туда ездила, – «Баба Зоя, дочь Ольхона». История бабушки, которая всю жизнь живет на Хужире и только один-единственный раз ездила на материк, то ли в Иркутск, то ли в Ангарск, когда ей было лет тридцать. Приехала обратно и сказала, что больше никогда никуда не поедет. Не понравилось ей что-то в этой поездке. И вот она сидит целыми днями, доит свою козу и с прохожими разговаривает. Рядом стоит ведерко для козы и маленькая кружка молока. Она уже подоила и забыла, зачем она здесь, она просто сидит, разглядывает людей и общается…

– Лена, а я вот почти не вижу на выставке чьих-то портретов, кроме Дианы. Это не твой жанр?

– Нет, почему, я пишу, просто пока плотно ими не занималась. А вот Диана «сама просилась», и я ее услышала.

– Так и просилась?

– Это образно. В душе моей просилась, я это чувствовала. Смотрела я на нее, смотрела, а руки-то чешутся… Взяла и написала. Так родился этот портрет. Называется «Взгляд».

– Отличная работа, Лена. Просто изумительная, одна из лучших на выставке.

– А ты заметила в углу две вороны?

– Нет! Сейчас посмотрю внимательнее… А ведь правда.

– Это Роберт – ее муж, и Диана.

– Ты их в такие образы облекла?

– Я их так чувствую.

– Лена, у тебя много вот таких миниатюр, с куклами, игрушками, совершенно замечательных, просто чудесных. Они как живые.

– Я люблю их рисовать, у меня их много, только они все быстро от меня «уходят», мои куколки. Вообще они очень трудоемки, на них порой времени больше уходит, чем на большое полотно, ведь многие из них под лупой рисуются.

Пока Лена в очередной раз отвлеклась на своих учеников, я опять прошлась по залу, останавливаясь у ее работ. От всех этих стожков сена, коров, покосившихся заборчиков и калиток, бабушек с кружками молока, маленьких неказистых домишек исходит невидимая энергетика, тепло, которые меня не отпускают.

Природу, окружающий мир она воспринимает с огромным душевным подъемом, предъявляя к себе очень высокие требования. Любим Леной жанр пейзажа. Он воплощен ею непосредственно, очень живо, с особой любовью, со всей скрытой неброской красотой улиц, домов и их жителей. Они просты по теме, но в них живут поэзия и бесконечная душа автора.

Вот очень узнаваемый лирический пейзаж «Вовкино детство. Село Тунка» – летний, уютный, теплый, светлый. С белокаменной церковью под голубым чистым небом, с Саянами, которые темной грядой высятся позади. Слева, перекликаясь белизной с храмом, небольшой домик в два окна с высоким тополем за темно-рыжим забором. В разгаре деревенское лето. На переднем плане изрытая желтая дорога среди зелени травы и остановившийся на мгновение мальчишка на велосипеде.

А вот небольшая миниатюра под названием «Прохлада», от которой так и веет свежестью, прозрачностью, ароматом полевых цветов…

Останавливаюсь возле работы «Исход. Ольхон-2019». Небольшой причал и громоздящиеся возле него лодки, баркасы, рыболовецкие сейнеры. Они плавно покачиваются на волнах, стуча бортами друг о друга, кренясь набок и наклоняя мачты. Вдали, выбрасывая струйки черного дыма, пыхтит маленький крейсерок. Справа, среди колыхающихся на воде остроносых лодок, на причале стоят три фигуры – двое взрослых и ребенок: то ли ждут, то ли прощаются. Когда смотришь на картину, охватывает непонятная грусть: несмотря на движение внутри, в «Исходе» застыла тишина.

«Зеленые туманы» выполнены в оливково-серых и бежевых тонах. Перед нами дома и постройки с нитями провисших проводов, припущенных инеем. Густой холодный туман покрыл крыши, безлюдную дорогу и лег первым снегом на вершины саянских гор. Прозрачный недвижный воздух застыл в ожидании скорой зимы и близких холодов.

Совсем иная по настроению и колориту работа, написанная на пленэре в Сербии, – «Часовня на старом гробле (кладбище, пер. с сербского) г. Панчево». Работа вобрала в себя все жаркое солнце этой маленькой страны. Разгоряченные плиты часовни источают полуденный зной, и это хорошо передано в этюде. Работа проста по композиции, по стройности и равновесию форм, яркости красок, четкости соотношения объемов, ясности и чистоте. А как великолепно «звучит» чистота и голубизна неба, шумит листвой высокое дерево справа, бросающее спасительную тень на старые земляные кладбищенские плиты.

А в работе с ироничным названием «28 сентября. Дорогая, не пора ли нам копать картошку?» на нас неожиданно обрушивается фейерверк красок событийно-сюжетного начала. О происхождении этой картины и ее названии вы уже прочли. Добавлю лишь несколько слов о ее эмоциональном заряде. В эту работу Елена постаралась вложить и нежность, и любовь, и добрую улыбку. Крыши домов окрасились в веселые ярко-голубые и желтые тона, деревья покрылись позолотой, а отблески синевы и лазури отразились в подернутой первым тонким льдом земле. На переднем плане, по всей видимости, те самые копщики картошки: женщина с пустым мешком и мужчина, решительным шагом направляющийся к картофельному полю. А над всем этим житейским, грешным миром возвышаются величавые, невозмутимые великаны-горы.

Свежо и чисто звучат краски, трепетным чувством наполнена душа. По выставке хочется ходить и ходить, всматриваться в работы и каждый раз открывать для себя что-то новое.

В одном из писем другу Ренуар так описал впечатление от выставки хорошего художника: «Искусство должно налететь на зрителя, охватить его целиком и унести с собой». Нечто подобное произошло со мной, и мне не хочется возвращаться.

5ж.jpg