Донна Анна, которая хотела в телевизор

А попала на сцену и играет Офелию...

Анна Дружинина, 22-летняя артистка Иркутского академического драматического театра имени Н.П.Охлопкова, пришла в труппу в 2008-м, после окончания Иркутского театрального училища.  Анна — девушка веселая, во многом похожая на героинь своих спектаклей: на немного сумасшедшую немку Марту из спектакля «Боинг-боинг, или Ужин по-французски. Начало», на интригующую Офелию из «Гамлета», на безудержно неугомонную гостью свадебного пира из постановки «И смех и грех» и даже на рассудительную лошадь из «Очень простой истории»...

— Вы с детства мечтали стать артисткой?

— Не то чтобы с детства... Училась в музыкальной школе, и у меня всегда было такое внутреннее убеждение, что потом нужно идти в музыкальное училище, в консерваторию. Но музыкальную школу я окончила, когда училась в десятом классе обычной.  Поступать в вуз еще было рано, и мы с подругой отправились в студию при музыкальном театре. Там как раз из музыкальных школ набирали ребят, чтобы они участвовали в постановках театра.

Нас взяли; мы разучивали произведения, совершенствовали вокальные навыки. Там же был педагог по актерскому мастерству. Нам с подругой очень нравилось, занимались активно — делали этюды, участвовали в тренингах. Школу окончили, а привязанность к театру осталась, и мы решили поступать в театральное училище.

— Трудно было поступить?

— Меня взяли каким-то чудом. Я почти не готовилась. В школе не была особо читающей. Выбрала несколько стихотворений, басен и кусочек прозы; опыта чтения и рассказа у меня не было, да и текст вскоре вылетел из головы... Но мастер, который принимал экзамен, дал мне некоторые задания, «покрутил», так сказать, видимо, что-то там во мне промелькнуло — и меня взяли. Так я стала студенткой театрального.

— То есть все же это не была мечта детства? А в телевизор вы не хотели?

— В телевизор? Конечно, хотела. Я мечтала петь в детской программе «Утренняя звезда», когда мне было пять лет. Я была достаточно любознательной и очень хотела учиться. На следующий год меня отдали в общеобразовательную школу. Тогда я со слезами стала проситься в музыкальную. А чтобы поступить туда, вначале занималась дома, потому что экзамены в музыкальную школу были достаточно серьезными и проходили в несколько туров. К моменту поступления уже нужно было немного владеть инструментом, уметь интонировать...

— Вы пришли в этот театр сразу после училища?

— Немного раньше, после третьего курса. Тогда меня и еще двух девочек из училища пригласили, чтобы ввести в спектакли «Евгений Онегин», «Завтра была война» и «Очень простая история».

— А почему вы пошли работать именно в драмтеатр? Ведь у вас такой сильный голос. Почему — не в музыкальный?

— Ну как почему? Здесь все свои ребята, педагоги, я работала здесь уже со времен учебы. Даже мысли не было идти в другой театр. А что до голоса... Конечно, есть такие данные, и это расширяет способы выражения образов моих героинь. Но я не занимаюсь голосом с должной серьезностью, и пока это остается на уровне способности. Есть люди многогранные и вообще разносторонне развитые. Но так или иначе, круг замыкается вокруг одного, а остальное идет как сопутствующее.

— Что было самым сложным, когда начинали работать артисткой?

— Как раз начинать было очень легко. Когда я пришла в театр, у меня сразу были роли. Три спектакля я уже перечислила. Потом были «Ромео и Джульетта». Этот спектакль взбудоражил молодежь города, стал популярным. Хотя мне сложно следить со стороны за театральной жизнью, потому что я — внутри нее.

Мне стали доверять новые роли. Наверное, я попала в волну.  «Сумерки богов», «Боинг-боинг»... Первый год был очень продуктивным для меня: что ни премьера — я там занята. С одной стороны, чувствовала счастье, удовлетворение, а с другой — ответственность. Чем больше ты работаешь, тем больше начинаешь в чем-то сомневаться.

Каждая работа — это же определенная ступенька, нужно улавливать новый характер. Сложность в том, что героини все молодые, все пылающие, страстные, а сыграть нужно всех по-разному, чтобы они не были похожи друг на друга. Хотя мне повезло, я считаю, в моем багаже все роли разные: и старая лошадь в «Очень простой истории», и Офелия в «Гамлете», и донна Анна в «Сумерках богов», и Марта в «Боинге».

— Как родители реагировали на то, что вы решили стать артисткой? Не были против?

— Нет-нет. У меня вообще вся моя театральная жизнь как по маслу шла и идет. Родители привыкли, что я в музыкальной школе выступала, всегда была на сцене. Они не были шокированы тем, что я захотела стать артисткой.

— А если б не стала артисткой — кем бы тогда?

— Вариантов была тысяча! Стоматологом, геологом, переводчиком, ветеринаром, географом, педагогом... Последнее я немного пробовала. Два года пыталась работать с ребятишками в театральной студии. Сейчас понимаю, что в эти университеты я бы точно не поступила. И потом, в театральном училище экзамены проходили раньше, и документы мне не пришлось никуда подавать. Но я считаю, что на какое бы поприще ты ни попал, нужно доказывать, что имеешь право в этой среде существовать. Важно, чтобы самому было уютно в своей профессии, — тогда и результаты будут.

— Какая из ролей ближе других вашему характеру?

— Думаю, что Офелия в «Гамлете». Работа над этим спектаклем была несколько странной. Офелия — роль значительная.  Столько разговоров о ней... Многие, словно поддевая, спрашивали меня: «Ну что? Как сумасшедшую будешь играть?» На такой случай полезно придумать пару неоднозначных ответов и рубить, что называется, сплеча. А когда начинаешь что-то обсуждать, становится еще страшнее. И тогда я решила: как режиссер скажет, так и буду играть.

А Геннадий Викторович сказал: «Не играй сумасшедшую. Просто у тебя после определенной череды событий появился дар провидения. Человек страдает, и в результате для чего-то он закрывается, а для чего-то — наоборот, открывается. Офелия может читать людей, и этот дар не позволяет ей остаться жить в этом мире».

Сначала у меня было другое видение этого персонажа, но выбранный режиссером ход и темпоритм роли оказались хороши.  Считается, что Офелия — юная дворцовая леди, а здесь она такая... пожалуй, лучше всего ей подойдет слово «оторва».  (Смеется. — Авт.). Именно это мне и близко.

— Как прорабатываете роль?

— По-разному. Бывает, почитаешь текст — и сразу понимаешь, чем живет персонаж, какую тему он освещает в пьесе. Потом какие-то строчки можно убрать, потому что это не столь важно, а нужно обратить внимание на другие моменты. Иногда костюм помогает, декорации. Всегда происходит по-разному.  Ассоциации, наблюдения за людьми, фантазирование на тему сходства персонажа с животным, его привычки, догадки о том, что могло происходить с ним до начала действия пьесы...

— Какую роль было сложнее всего репетировать?

— Непросто было репетировать роль Джулии в «Соперниках».  Там очень сложный текст. Это английская пьеса XVII века, в ней длинные реплики, которые нужно было произносить на одном дыхании. Много ненужных слов, пустой светский разговор...  Приходилось менять текст, чтобы он стал понятнее. У этого произведения особый стиль, манера речи. А у персонажа —определенная маска, которая проходит через весь спектакль и не меняется. Было важно поймать жанр.

— А роль немки Марты из «Боинг-боинг» — как она вам далась? У вас там особый немецкий акцент?

— На самом деле у меня там придуманный акцент. Очень сложно передать именно немецкую манеру произношения. Я просто решила буквы «к», «п», «т» сделать более смягченными.  Репетировать было легко. Мы с Васей Коневым (исполнитель главной роли Бернара. — Авт.) еще до распределения ролей взяли эту пьесу просто почитать. Я читала все женские роли, а он все мужские. В моей голове сразу все встало на места. Я читала за француженку, американку и немку.

Француженка для меня была полнейшей наивностью, она такой цветочек — многого не замечает, обиды ее кратковременны; стоит только Бернару сказать, что помада на рубашке — это нелепая случайность, как она с радостью этому верит.  Американка для меня была загадкой. Она сильная женщина, в нашем представлении почти феминистка. Я боялась, что мне достанется эта роль, потому что мне она не близка. А немка для меня — это полное попадание в цель. Я сразу поняла, что у нее есть какой-то фетиш. Она же там стихи на немецком читает, музыку сильную слушает, курит, смотрит на пролетающие метеориты, философствует... К тому же в ней присутствует явное эротическое начало. В общем, с «приветом» барышня.

И то, что она по ходу пьесы меняет Бернара на его друга, тоже было весьма забавно. Помогло то, что все роли я прочла, каждую проработала и примерила на себя, поэтому и образ немки получился выразительным.

— На друзей, на семью остается время?

— Да. У меня целая ночь есть...

— Что вы читаете?

— Сейчас — архангельские сказки. А в основном — классику и то, что является неким стандартом для прочтения. Конечно, порой что-то советуют. Иногда находятся интересные современные пьесы или стихи.

— А что слушаете?

— Разную музыку. Обожаю этнические мотивы, регги. Классику тоже, конечно. Сегодня утром мне захотелось послушать «Реквием» Моцарта. Песни есть хорошие. Да все я люблю слушать! И грузинские хоралы, когда мужчины поют, и русские народные... Ханг, мантры, пение тибетских чаш. Еще люблю слушать экстремальное пение или полупение-получтение.  Например, «Бюрократиада на стихи Маяковского» перевернула мое представление о том, что на самом деле современно и ново.

— Какие отношения у вас в труппе?

— Хорошие. Старшее поколение мы редко видим, реже с ним общаемся. Среди молодежи отношения теплые. Я, бывает, слышу иногда, что в каком-то театре кто-то уксус кому-то налил...  Нет, у нас такого нет.

— А хотелось бы уехать в Москву, выступать на столичной сцене?

— Всякий город хорош, если ты можешь из него уехать. В Москве множество театров, но достойных-то трупп — по пальцам пересчитать. Даже когда к нам на Вампиловский фестиваль приезжали театры — смотришь и думаешь...

Большие города, конечно, манят, потому что там информационный поток больше. Но пока я не готова просто так собраться и уехать. К тому же есть и другие прекрасные города, с которыми я еще не знакома. И не только в этой стране, но и за ее пределами. Дорогу к лесу нужно начинать с протаптывания тропинки, делая поступательные движения.

— Если кто-то из близких или будущий муж, например, скажет: выбирай — семья или театр?

— Нет, случайного ничего не бывает, такой человек мне не попадется. Мне кажется, что каждый знает, какой будет финал у всякой истории. Либо это на всю жизнь, либо этот человек пришел на какое-то время.

Мы часто встречаем людей, которые нам что-то дают, а потом уходят, и мы сами тоже что-то даем людям, а потом уходим.  Такова жизнь — люди приходят и уходят. И не важно, какие были отношения — близкие или не очень, дружеские или нет. И я уверена: человек будет видеть, какая я... И такой, кто поставит меня перед выбором, мне просто не встретится.

Людмила Добосова, специально для «Байкальских вестей».
Фото Анатолия Бызова, специально для «Байкальских вестей»