Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Слово о друге

02 Февраля, 2015

 


Кузнецов.jpg24 января исполнилось бы 80 лет Александру Сергеевичу Кузнецову — «известному иркутскому историку, талантливому лектору-международнику». Так скупо характеризует его историко-краеведческий словарь «Иркутск». Но его жизнь, учеба и работа в пединституте, лекторская деятельность в обществе «Знание» были подлинно социальным явлением в общественной жизни Иркутска 60—90-х годов ушедшего века. Он был тем, с кого, перефразируя Маяковского, надо «делать жизнь». Я знал Саню более сорока лет, и эти размышления — запоздалая благодарность за то, что он был нравственным идеалом в годы так называемого застоя и отстоя и для студентов-историков, и товарищей по преподавательскому цеху, одним словом, для всех, кому судьба подарила радость общения с этим Человеком.

На историческом факультете пединститута во второй половине ХХ века существовала своеобразная «историческая триада» —  Всеволод Иванович Дулов (1913—1964), Виктор Григорьевич Тюкавкин (1928—2002) и Александр Сергеевич Кузнецов (1935—1996). Сменяя друг друга на посту заведующего кафедрой отечественной истории, они были не только официальными руководителями, но и подлинными лидерами в организационной работе, преподавании, научных исследованиях. У них была и одна сфера научных интересов — история сибирского крестьянства, одинаковый учебный курс — история Российской империи ХVIII—ХIХ веков. При всей научной и «начальствующей» похожести каждый представитель «триады» был самобытно-индивидуален. Доказательство тому — Саня Кузнецов, наш сверстник и однокашник. Выпуск 1960-го — это те, кого позднее назовут «детьми ХХ съезда» и «шестидесятниками». Эти характеристики, рожденные хрущевской «оттепелью», сформировали особый тип личности, критически относившейся к социалистическим реалиям, старавшейся мыслить самостоятельно. Личность такого социального кроя сформулировал Александр Твардовский в известных строчках: «Найти себя в себе самом,/ И не терять из виду». Так вот тезка поэта в большей мере, чем мы все,  соответствовал, на мой взгляд, этой нравственно-личностной цели. 

Обучение студентов — семейное занятие: отец Сани, Кузнецов Сергей Петрович, в совершенстве знавший китайский и монгольский языки, с 1924 года преподавал на педагогическом факультете Иргосуна (ИГУ). Он был одним из лучших специалистов по культуре Китая и Монголии. В период Большого террора Сергей Петрович был арестован как «один из руководителей диверсионно-шпионской контрреволюционной и повстанческой организации, возникшей в Иркутске в 1918 году, целью которой было вооруженное свержение советской власти и создание Великого Бурят-Монгольского империалистического государства на территории Монголии и Советского Забайкалья вплоть до Байкала» 

В архивной справке «О ликвидации УНКВД Иркутской области панмонгольской диверсионно-шпионской и повстанческой контрреволюционной организации», подписанной начальником УНКВД старшим майором Лупекиным, раскрыты «вражеские замыслы заговорщиков»: «Созданные в аймаках контрреволюционные группы панмонгольской антисоветской организации проводили подготовку к вооруженному восстанию с целью свержения советской власти, занимались разложением колхозов, организовывали вредительство в сельском хозяйстве, искусственно вызывали пораженческие настроения среди населения и тем самым подготовляли базу для вербовки повстанческих кадров, проводили контрреволюционную пораженческую агитацию с целью срыва хозяйственно-политических мероприятий партии и правительства» (стиль и орфография оригинала).

По сфабрикованному «делу панмонголистов» было арестовано 1119 человек, в том числе и Сергей Петрович Кузнецов. По приговору «тройки» 21 ноября 1938 года он был осужден по печально знаменитой 58-й и расстрелян в подвале внутренней тюрьмы. Останки, вероятно, покоятся на Мемориальном кладбище в Пивоварихе. Сиротами стали его дети  — трехлетний Саша и годовалая  Галя. Они и их мама, Мария Ильинична, школьная учительница,  превратились в изгоев — членов семьи изменника родины (официальный новояз чекистов, сокращенно — чеэсэры) и вынуждены были уехать из Иркутска. «Сто первым километром» для семьи Кузнецовых стало село  Мишелевка, Усольского района. В годы войны семья переехала в Бохан.  В этом бурятском селе прошло Санино детство, школьные годы, здесь же он закончил и педучилище, где работала преподавателем русского языка и литературы Мария Ильинична. С 1955 года Александр и Галина Кузнецовы — студенты историко-филологического факультета Иркутского пединститута.

Саша был лидером курса (а нас было 120 человек, шесть академических групп). Основа его лидерства — незаурядный интеллект, начитанность, предупредительность, искренняя внимательность к товарищам, постоянное стремление помочь. Он излучал, по словам однокурсницы Альбины Романовской, флюиды солнечного магнетизма, что и привлекало к нему людей. Совокупность этих качеств и есть интеллигентность, высшее достояние человека, реализация им божественного замысла. Недаром говорится о лучших людях: «Человек от Бога».

Сюда же относится самоуважение, характерное для Сани. Он, несомненно, знал себе цену, но не кичился этим, не бравировал своим всезнанием. Был для нас и остался (во всяком случае, для меня) примером для подражания. Редкие встречи после окончания института всегда были желанны и радостны. Он был чуть старше нас, уже женат, отец сына Сережи. И еще: он был красив настоящей мужской красотой – высок и статен, гармонично сложен и спортивен, прекрасно исполнял русские романсы и студенческий фольклор, азартно и мастерски играл в волейбол. Элегантно одет. Последнее, пожалуй, заслуга жены Анны Матвеевны, которая была для Александра крепким тылом и надежной опорой в сложных жизненных ситуациях. Ее природная мудрость и женское терпение хранили тепло и уют семейного очага.

Природную разумность и чувство ответственности, качества, без которых нет настоящего ученого, а есть чиновник от науки, Саша проявил и в годы аспирантуры: он тщательно и глубоко изучал историю сибирского крестьянства, формы и направления колонизации Сибири. В марте 1968 года защитил кандидатскую, первый из нашего выпуска. Главной темой его научных интересов был сибирский социум, наиболее ярким представителем которого был сибирский крестьянин — сибиряк, сотворенный суровой природой и историей. Такой ракурс, характерный и его предшественникам — В.И.Дулову и В.Г.Тюкавкину, не совсем совпадал с марксистско-ленинским толкованием истории. Предполагаю, они видели в истории не только борьбу классов, но и реализацию во времени и пространстве социокультурных смыслов, возникающих в ходе эволюции и развития мышления и мыследеятельности. Сибирская история, будучи частью российской, в их представлении была   динамическим синтезом различных социальных сил и хозяйственных замыслов, обусловленных региональной спецификой.

Сибирь как геоисторическая реальность, ее взаимосвязь с Европейской Россией, влияние Сибири на отечественную и мировую историю, сибирское крестьянство, его роль в колонизации края, сибирские инородцы  — вот далеко не полный перечень научных интересов Александра. Поистине — сибирский размах. Молодой кандидат соглашался с утверждением декабриста А.Е.Розена, считавшего, что Сибири, быть может, предстоит в своем роде назначение Северной Америки, куда также за политические и религиозные мнения волею и неволею переселились изгнанники.  Саша в своей диссертации придал этим терминам («вольные и невольные изгнанники») научную форму – «свободная и штрафная колонизация». Но суть осталась прежней: русское население в Сибири, переселенцы, приобретшие в процессе культурно-хозяйственного освоения края новые социально-природные черты,  стали сибирскими русскими, особым этносом, то есть он считал правильной концепцию Н.М.Ядринцева, сформулированную в книге «Сибирь как колония».

Кстати, Саша считал, что колониальный характер отношений Центра и Сибири сохранился. Конечно, о советском колониализме ни писать, ни говорить публично не разрешалось. Это тоже были «разговоры на кухне», но то, что это была актуальная тема, подтверждают нынешние дискуссии.

Сибирская проблематика требовала и особой методологии. Александр, как и его наставники, интуитивно понял, что только на основе марксистско-ленинской диалектики проблемы Сибири познать невозможно. История осознает себя, когда выходит за собственные пределы. Такие «выходы», вслед за В.И.Дуловым и В.Г.Тюкавкиным, находил и молодой кандидат исторических наук, доцент пединститута Александр Сергеевич Кузнецов. Их методология, кроме официальной, марксистско-ленинской диалектики, включала еще два компонента — историческую  специфику сибирской колонизации и то, что сейчас именуется сибирской ментальностью. Доминирующим методологическим принципом становится антропологизм: история Сибири — это не только итог совместного творчества природы и человека, но и история сибиряка, его самобытного внутреннего мира, который проявляется в отчаянной храбрости, поразительной настойчивости, «упертости» (определение Саши), в железной воле, жажде нового и человеческой порядочности.

Александру нравились поэтические строки (он их часто цитировал): «Сибиряки!/ Молва не врет,/ Хоть с бору, с сосенки народ,/ Хоть сборный он, зато отборный./ Орел-народ!». Таким «отборным» чувствовал себя и Александр. Он считал, что внешние события, происходящие в историческом пространстве, есть отражение внутренних помыслов личности.

Смею предположить, что глубина и обширность исторических познаний Александра — сплав его внутренней культуры и новых явлений, рожденных оттепелью, и прежде всего в исторической науке. Были изданы сочинения В.Н.Татищева, С.М.Соловьева, В.О.Ключевского, М.Н.Покровского, работы А.А.Зимина об опричнине, М.Я.Гефтера о российской многоукладности и множество других. Все новое прочитывалось Александром, критически осваивалось и использовалось в преподавании.

Фундаментом исторического исследования Александр считал изучение подлинных документов и всесторонний эмпирический анализ фактов. Он понимал искусственность и заданность «исторических исследований», выполненных только на основе марксизма-ленинизма, оторванного от социальной реальности и претендующего на всеобщую истину. Такие работы он игнорировал, но как настоящий ученый не разделял и системный негативизм некоторых советских историков к дореволюционной истории России, в том числе и к ее сибирской составляющей, где стратегическим направлением был сталинский тезис: «Дореволюционная Сибирь была краем каторги и ссылки».  Это огромное панно (баннер по-нынешнему) с портретом усатого вождя до марта 1956 года висело в актовом зале института.

Скептицизм в отношении идеологического официоза не переходил в открытый антисоветизм (все мы были членами партии), но нам было несвойственно считать, например,  советскую  агрессию в Афганистане «интернациональным долгом», верить в «социалистические преобразования» в Анголе и Лаосе, а  в «пятижды герое-генсеке» видеть разумный смысл. Рассуждения-осуждения велись на кухне за рюмкой чая. Отстраненность от пропагандистских клише не привела нас на антисоветскую позицию. Мы, как герои шолоховской «Поднятой целины», были «не против советской власти, а против наших хуторских (институтских) беспорядков». На партсобраниях критиковали бюрократизм руководства, требуя соблюдения «ленинских норм партийной жизни», руководствуясь поэтическим тезисом «В большом и малом быть как Ленин,/Свой ясный разум видеть в нем!».  

Внутренняя свобода, генетически присущая Александру, а он ее «инфицировал» и в наши головы, избавляла нас от грешного соучастия в разоблачении «двурушничества» Солженицына и Сахарова, от восхищения известной трилогией, удостоенной Ленинской премии по литературе в апреле 80-го. Помню, когда я обратил внимание Александра на первые строки «Малой земли», где автор после взрыва мины оказался в море, но чудом спасся, он  иронически заметил: «Г… не тонет». Самоирония Александра по поводу «единственно верного учения», нашей долгой слепой веры выражалась в любимой им присказке: «Когда мы были молодыми и чушь марксистскую несли». 

Лекторский дар и философская глубина, интеллектуальная честность и человеческая порядочность — фирменные кузнецовские черты были присущи и деятельности Александра в обществе «Знание», где он руководил международной секцией. Он щедро делился с нами информацией о событиях в мире, ставших известными ему не только из «Атласа» отдела пропаганды ЦК (у него был допуск), но, думаю, и из передач «Голоса Америки», документов «сам- и тамиздата». Стоит ли говорить, как великолепны были эти лекции, какой благодарный отзвук они находили в умах и душах многочисленных слушателей. Автор словаря «Иркутск» прав: А.С.Кузнецов был действительно «талантливым лектором-международником».

Владимир Томилов, специально для «Байкальских вестей».

На фото : Александр Кузнецов

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии