Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

«Бывают странные сближенья»

10 октября, 2022

Николай Данилевский и Освальд Шпенглер о перспективах взаимодействия России и Запада

Исследователи мировой истории Н.Я. Данилевский и О. Шпенглер принадлежали к разным эпохам, странам, культурам. Попытки оценить потенциальные возможности, возраст и место «своей» цивилизации в будущей «семье народов» заставили их взяться за перо. Данилевский посвятил типологическому обоснованию всемирной истории книгу «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к миру Германо-Романскому» (вышла в 1869 году). Шпенглер представил историю цивилизаций в книге «Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории» (1918, т. 1; 1922, т. 2).

Первым обратил внимание на совпадение взглядов ученых философ Николай Бердяев. В посвященной Шпенглеру работе «Предсмертные мысли Фауста» (1922) он отметил, что «культурно-исторические типы Данилевского» похожи «на души культур Шпенглера». Взаимосвязь идей теоретиков типологического исследования и относительная достоверность высказанных ими прогнозов о судьбах мира предопределили интерес исследователей к сочинениям Данилевского и Шпенглера.

Противоречия между Россией и Европой как научная проблема

Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885; 4 декабря исполнится 200 лет со дня его рождения) родился в селе Остров, Ливенского округа, Орловской губернии, в дворянской семье, окончил Царскосельский лицей (1842) и естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета (1849).

В 1843 году начинающий автор опубликовал первую статью. Она увидела свет в «Отечественных записках» – журнале, в котором печатались М.Ю. Лермонтов, И.С. Тургенев, Н.А. Некрасов, Ф.М. Достоевский А.А. Фет, А.И. Герцен, В.Г. Белинский. Магистр ботаники вошел в круг «просвещенного меньшинства» своего времени, общался с В.Г. Белинским, В.Н. Майковым А.Н. Плещеевым, Ф.М. Достоевским, М.В. Петрашевским (и подвергался репрессиям как петрашевец), Л.Н. Толстым, возможно, в 1836 году видел в лицее А.С. Пушкина, дружил с П.П.  Семеновым-Тян-Шанским.

Путешественник, исследователь рыболовства в Черном, Азовском Каспийском, Белом морях, реках и озерах Европейской России Николай Данилевский интересовался проблемами геополитики. Изучая историю отечества, современные международные отношения, исследователь столкнулся с проблемой противоречий между Россией и Европой и стал заниматься ее изучением. В 1865–1868 годах, в перерывах между экспедициями и научными отчетами о рыболовстве в Азовском и Черном морях, он написал книгу «Россия и Европа», в которой предпринял попытку ответить на заинтересовавший его вопрос.

Осмысление глубинных оснований противостояния стран и народов требовало преодоления эмпиризма исторической науки, разработки и применения междисциплинарного теоретического подхода, системной оценки международных отношений. Ученый по-своему решил проблемы методологии: открыл новый путь в исторической науке, впервые провел типологический, сравнительно-исторический анализ отечественного и зарубежного исторического процесса.

Историю он считал феноменом «духа, стремящегося осуществить типы добра, истины и красоты», в «культурно-исторических» формах, цивилизациях. Суть и внешние проявления исторического движения, согласно доктрине Данилевского, вызревали в глубине народного сознания.

Автор исходил из убеждения, что исторические типы «известны», и представил их перечень. В реестр он включил следующие «цивилизации»:1) египетскую, 2) китайскую, 3) ассирийско-вавилоно-финикийскую, халдейскую, или древнесемитическую, 4) индийскую, 5) иранскую, 6) еврейскую, 7) греческую, 8) римскую, 9) новосемитическую, или аравийскую, 10) германо-романскую, или европейскую, 11) мексиканскую, 12) перуанскую, 13) славянскую.

Выделение типов требовало выявления их специфики. Он определил признаки, которые обусловливали разделение «человечества на несколько больших групп», и положил их в основание классификации. Типологической единицей (группой) исследователь признал «лингвистико-этнографическое семейство», а ее внутреннюю структуру увидел в особенностях восприятия мира и других показателях, составляющих понятие «характер». По его словам, именно «различия в характере народа», впитавшие в себя все особенности его религии, истории и культуры, являлись отличительными признаками цивилизаций. В совокупности культурно-исторических форм, установленной Данилевским, автора особенно интересовали цивилизации романо-германского (включая англосаксов) и славянского типа.

Каковой же, по мнению автора, была специфика «характеров» представителей этих цивилизаций?

Культура (душа) как типологическая основа цивилизации О. Шпенглера

Освальд Шпенглер (1880–1936) родился в Бланкенбурге (Германия). В 1904 году он стал доктором философии. После смерти матери (1910) ученый получил наследство, которое позволило ему обрести статус «свободного художника» и приняться за исследование. Свою работу он назвал «Закат Европы».

Немецкий философ претендовал на создание морфологии всемирной истории. К исследованию специфики культур – «организмов большого стиля» – Шпенглер обратился вслед за Данилевским, но не упоминал о книге русского геополитика, хотя, возможно, был с ней знаком. Уроженец Бланкенбурга, ссылаясь на Гете, считал «ключом» к познанию общества «учение об образе», о «метаморфозе».

Следуя за Данилевским, Шпенглер подчеркнул факт «членения культур» (культурно-исторических типов). В мировой истории он выделил античную, западную, индийскую, вавилонскую, китайскую, египетскую, арабскую, мексиканскую культуры. Ученый показал, как эта субстанция, являясь «передним планом» истории, «олицетворяет» душу, выступает «в форме народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук», экономики, несет «великие символы жизни», «чувства».

Морфологические представления Шпенглер облекал в символическую форму. Многоцветие конкретной культуры он выводил из пра-символа. Этим кодом фаустовской души автор считал «безграничное пространство», а русской – «бесконечную равнину». При этом русскую культуру философ квалифицировал как не вполне оформившуюся, но внимательно изучал ее особенности.

1-2.jpg

Н.Я. Данилевский о специфике романо-германского характера

В исследовании «характера» «народов романо-германского типа» Данилевский обратился к религии (католицизму) как важнейшей субстанции, формирующей духовную основу цивилизации, и учел ее влияние в своем вердикте. Он убедился, что найти различия в «психическом строе» народов «весьма трудно». Однако предположил, что можно отыскать в истории этноса черты, «которые высказывались бы… во всей исторической жизни», и принять их за «этнографический признак» народа, выражающий «особенности его психического строя». Такие качества автор «нашел» в источниках, применив метод экспертной оценки. В формулировке Данилевского они фиксировались как «чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности», стремление поставить «свой образ мысли, интерес» выше всякого иного интереса, а кратко – как «насильственность».

Вооружившись этой гипотезой, ученый обратился к изучению «европейской истории». Он рассмотрел факты «религиозной нетерпимости» представителей исследуемого социума. Примеры проявлений национального характера автор видел, например, в стремлении «огнем и мечом» крестить «племена Восточной Германии… при Карле Великом», в крестовых походах, в хитрости иезуитов, жестокости инквизиции, в массовых убийствах католиками гугенотов во Франции. Упомянутые черты характера, по наблюдениям исследователя, дали о себе знать и в «мирской жизни» – в «колониальных завоеваниях», «торговле неграми», «рабстве». А в истории «новой Европы» сказались в схватке за «равенство, братство, свободу» с помощью огня и меча.

Предпринятый исследователем анализ выявил некоторые психологические особенности носителей западной культуры: энергию, динамизм, эгоцентризм. На этом основании он строил заключение о характере деятельности романо-германских народов. В психологических особенностях представителей европейской культуры как индикаторах цивилизации Данилевский видел предпосылки для прогноза взаимоотношений культурно-исторических типов. «Насильственность» как постоянно действующий фактор, по его мнению, должна была заявить о себе и в будущем.

О. Шпенглер о специфике фаустовской души

Шпенглер размышлял о душе как субстанции, формирующей культуру на новом витке науки. Он подчеркивал, что нельзя получить «точное знание» об этом предмете. Однако на практике морфологические изыскания философа уточняли и развивали гипотезу Данилевского о характере романо-германских народов. Его мысли об особенностях фаустовской души, если отбросить их позитивную оценку, были, по существу, близки к заключениям русского геополитика.

Ценитель Вагнера считал, что описать «душу», раскрыть «органическую логику», «трагическую структуру» бытия способно образное познание. «Тонкую» конструкцию мира Шпенглер изображал, опираясь на прасимволы. Эту квинтэссенцию фаустовской духовности немецкий философ видел в «безграничном пространстве», а ее важнейшим качеством считал «культуру воли», «характер».

Динамизм, активность души западных поклонников Гете философ фиксировал в ее «побуждениях» – в самоутверждении, в «претензии на власть», в войне со всяким, «кто мыслит … иначе», и, подобно Данилевскому, раскрывал ее зримый исторический образ. Его героями выступали «фаустовские священники», «которые, сидя на боевом скакуне, вели людей в кровавые сечи», «рыцари», «кардиналы». Они, по мнению Шпенглера, демонстрировали «неукротимую жизненную силу… западноевропейской истории», не схожую с «раннехристианской кротостью», «перетолковали» «Мораль Иисуса» в «повелительную». «Наше достояние», подчеркивал философ, есть «воля к власти… страстное желание возвысить собственную мораль до всеобщей истины, навязать ее человечеству, желание… уничтожить все, что не таково... «Я»… господствует в картине «мира» и в самой нашей истории».

В итоге апология «Я» Шпенглера («Я… господствует в картине «мира», и в нашей истории») соотносилась с оценкой этого «Я» Данилевского («чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности»). Вдохновлявшие немецкого философа «кровавые сечи» «фаустовских священников» виделись Данилевскому в рамках его исследования как проявления «насильственности» характера оппонентов.

Н.Я. Данилевский о специфике русского характера

В определении русского характера Данилевский опирался на идеи Константина Аксакова, который считал историю народа «житием». В этой оценке отразился духовный посыл, звучавший в древнерусской литературе, в частности в «Повести о Куликовской битве» (XVI век). Ее автор, обращаясь к милости Христа, «пречистой девы мати божией», просил их вселить «в сердца наши кротость, тихость, смирение, любовь, потому что бог есть любовь». Особенность заключения Аксакова как методологического вектора состояла в том, что факт движения народа к идеалу он принимал за свершившийся акт.

Данилевский разделял подход Аксакова и также искал коренные психологические черты этноса в русле православных добродетелей. Он подчеркивал качества, которые народ демонстрировал в истории: «кротость духа», «перевес» «общенародного элемента над элементом личным».

Данная оценка, по словам автора, раскрывала особенности психологии крестьянства. Однако она не учитывала влияния на исследуемый характер языческого дионисического начала, проявившегося в «бунтах», в жизни старообрядцев, позже подчеркнутого Н.А. Бердяевым, и не касалась психологии носителей «европейского колорита», порожденных реформами Петра I.

Для проверки выявленной тенденции русского характера Данилевский обратился к «великим моментам» истории отечества. Так, в летописном сообщении о «призвании варягов», в акте принятия христианства, в событиях «смутного времени» – освобождении Москвы от польских захватчиков в 1612 году автор видел преобладание «общенародного элемента» над «личным», проявление «терпимости», реализацию «мысли и чувства», охвативших весь «русский народ».

Характеризуя освоение народом территории страны, автор сравнил действия наших «искателей приключений» с поведением Писарро и Кортесов и квалифицировал российскую колонизацию как мирное «расселение», которое не было «покорением» и не вело к уничтожению «инородцев». А, обращаясь к теме религиозного раскола Русской православной церкви, отмечал, что народ не сочувствовал «гонению на старообрядчество», демонстрировал миролюбие, противоположное «насильственности» западных соседей. При этом факты «религиозной нетерпимости» со стороны власти автор, вопреки объективным свидетельствам, считал «слабыми, бледными».

В перечень значимых свершений русской истории Данилевский включил и отмену крепостного права. Он квалифицировал этот процесс как мирный, осуществлявшийся «без всякой борьбы». А получившие широкую известность в России волнения в селе Бездна, Казанской губернии, закончившиеся массовым расстрелом «митингующих» селян, признал «жалким недоразумением»?

В итоге логика исследования подводила автора к заключению, согласно которому славянская цивилизация в своей глубинной духовной основе не была нацелена на экспансию.

3-4.jpg

О. Шпенглер о специфике русской души

Специфику русского культурно-исторического типа Шпенглер раскрывал, используя как источник русскую литературу. Он изучал Н.М.Карамзина, К.С. Аксакова, Л.Н. Толстого, М. Горького, ссылался на В.И. Ленина, особенно ценил Ф.М. Достоевского. По убеждению философа, сформировавшемуся в ходе научных изысканий, связь России с Западом внутренне была «ничем не оправдана», ибо «русский инстинкт» отделил «“Европу” от “матушки России”».

Шпенглер доказывал, что глубинная суть фаустовской и русской душ не совпадают. Их прасимволы – «безграничное пространство» и «бесконечная равнина», несли в себе разные представления о пространстве, воле, любви, отношении к деньгам. Русскую душу философ считал «безвольной», а в ее тяге к свободе видел желание уйти «от обязанности личного деяния», «раствориться в братском, горизонтальном мире». Западное «я», попытки «возвысить себя», по словам исследователя, являлись для русского «суетой», признаком «тщеславия».

В оценках русской культуры Шпенглер сближался с Данилевским, критиковавшим слепое подражание Европе. Он определял ее как псевдоморфоз, поддельную форму, навязанную Петром I. По заключению философа, «чуждая древняя культура» Запада подавила юную культуру России. «Первобытную душу» втиснули в инородные формы «барокко… Просвещения… XIX столетия», которые «дух прарусскости» не мог постигнуть. В стране возникло два мира: «мнимо городской», проникший с Запада, связанный с капиталом, и мир «глубинной России», где «деньги ради денег» – кощунство, а в религиозном чувстве – «грех». (В размышлениях о «небуржуазности» русской души Шпенглер был близок к Бердяеву.) Подлинную «душу края», по утверждению Шпенглера, ссылавшегося на Достоевского, нес в себе «простой народ».

Другой ипостасью русской души, описанной Л.Н. Толстым, по словам Шпенглера, являлся «петровский дух» – «просвещенный, социально направленный рассудок». Рассуждения немецкого философа о России развивались в направлении, заложенном русским геополитиком. Носителем «русского духа» Шпенглер вслед за Данилевским считал «простой народ» – крестьянство. Его заключение о суетности выпячивания «я» в русской культуре совпадало с соответствующим тезисом Данилевского о «перевесе» у нас «общенародного русского элемента над элементом личным».

Данилевский и Шпенглер о перспективах взаимодействия России и Европы

Данилевскому и Шпенглеру для ответа на интересовавшие их вопросы бытия потребовалось введение в научный оборот новой методологии исторического исследования. Ее применение открыло неизвестные прежде возможности осмысления прошлого и прогнозирования будущего. Близость «заключений», полученных в ходе изысканий «независимых» исследователей морфологии истории, свидетельствовала о результативности метода цивилизационного анализа.

Данилевский создал типологическое направление в историческом исследовании. Он ушел от трактовки международных отношений как явления ситуативного, осознал значение исторического прогноза и реализовал его на практике. Цивилизационный метод ученого, развиваясь, вошел в XXI век, а идеи его критиков, сторонников «линейной» методологии, включая классика историографии С.М. Соловьева, остались достоянием XIX столетия.

В итоге типологических изысканий по истории цивилизаций Данилевский пришел к выводу о принадлежности России и Европы к разным культурно-историческим типам, наличии между ними, говоря современным языком, ментальных противоречий, которые в перспективе могли породить столкновения между цивилизациями. Научные исследования геополитика убедили его в том, что Европа считала и впредь будет считать наше отечество «чужим» и даже «враждебным» миром. Согласно его прогнозу, она никогда «не признает нас своими». Европа «видит в России, в славянах… и в славянстве не чуждое только, но и враждебное начало».

Спустя пятьдесят лет после Данилевского о будущем западной цивилизации, ее амбициях высказался Шпенглер. Доктрина философа, развиваясь в направлении, заложенном русским геополитиком, углубляла представления о реальности. Его морфологическая установка изменила парадигму исследований, проблематику, на порядок повысила возможности теоретического осмысления проблемы, открыла перспективы для сравнительного изучения культур, геополитического прогноза.

Философ смотрел на русскую культуру со стороны, как «независимый эксперт», а палитру фаустовской души раскрывал «изнутри», как «заинтересованный» наблюдатель и в контексте своей доктрины подтвердил предположения и опасения Данилевского. «Фаустовская культура, – заключал Шпенглер, – всегда была направлена «на распространение… политического, экономического или духовного характера». Все мыслители и вожди от Экхарта до Канта и от Оттона Великого до Наполеона желали «покорить мир», увеличить «собственную жизненную единицу… за счет других». Новое время немецкий философ характеризовал как «эпоху колоссальных конфликтов», в которой со времен императора Наполеона идет «война чисел, скорости, техники». А наступившее двадцатое столетие виделось ему эрой «борющихся государств», «войны за наследство», в которую вступят, применяя «новую и сверхновую технику и тактику», Индия, Китай, Южная Африка, Россия, ислам.

В перечне «мобилизованных государств» на первом месте мыслитель видел свое отечество. «Нестерпимое напряжение», свидетельствовал он, толкает Европу на подлинный фаустовский путь – «первополитики всего живого» – войны. Так, по словам Шпенглера, «завершается спектакль высшей культуры».

Александр Маджаров, доктор исторических наук, профессор,
член Союза писателей России, специально для «Байкальских вестей»

 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии