Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Забытый герой великой эпохи

08 августа, 2012

 

Русский царь против французского нашествия

Один из мифов Отечественной войны с Наполеоном, двухсотлетие которой отмечается в нынешнем году, — роль в ней российского императора Александра I. Уж как только его не «прикладывали»: и слаб, и трусоват, и мстителен. В главные герои российского руководства прочно зачислен фельдмаршал Михаил Кутузов, а Александр Павлович — в лучшем случае сбоку припека, а чаще — даже помеха в противостоянии агрессору, чуть ли не помощник французов.

 


Не сумев в июле-августе разбить порознь русские армии Михаила Барклая де Толли и Петра Багратиона, допустив их соединение и, опять же, не добившись успеха в Смоленском сражении с объединенной группировкой, Наполеон уже тогда проиграл войну. Дальнейшее было, как говорится, делом техники — последовательное использование фактора огромных пространств и сурового климата, арьергардные бои, беспокоящие удары по растянутым коммуникациям, партизанские действия армейских и крестьянских отрядов («дубина народной войны»). Эта линия была непривычна для Бонапарта и по тем временам оригинальна, отличаясь от шаблонов военного искусства. Отличие было столь разительным, а число «горячих голов» в России, желающих «смертного боя», столь велико, что найти не столько даже разработчиков, а исполнителей стратегии малой крови и, выражаясь спортивным языком, «розыгрыша до верного» оказалось непростым делом. И поэтому союз двух руководителей — давно прославленного Михаила Кутузова и до сих пор не оцененного по заслугам императора Александра
I — стал буквально Провидением для России.
 


Такого мнения придерживались многие современники: не всем была по душе и не по масштабу мышления тактика «заманивания и изматывания», с которой почему-то связывали только царя. Оно и понятно — хотелось биться с врагом «стенка на стенку» («Мы долго, молча отступали/Досадно было, боя ждали…»), хотя на самом деле даже однодневное генеральное сражение было ошибкой русского командования с военно-стратегической точки зрения и, по существу, уступкой Наполеону, традиционно ставившему на «решение вопроса» за один присест. Это тот случай, когда в оценке Александра I ошибались и Пушкин, и Толстой.

Бородинская битва — шаг, сделанный по требованию армии, общества и, как следствие, царя. То есть решающую роль сыграли политический, психологический и даже исторический фактор: по точному замечанию публициста Петра Романова, нужно было оставить что-то яркое для потомков, а в этом отношении хитроумно-уклончивая тактика Кутузова была чрезвычайно эффективна, но недостаточно эффектна. В 1812 году в России, по существу, повторилась тактика древних римлян против, казалось, непобедимого Ганнибала: после серии проигранных сражений они стали уклоняться от схватки, тянуть время, брать врага измором и в итоге вытеснили его из Италии. И только намного позже, уже на земле Карфагена, Ганнибал был разгромлен в генеральной битве (сравним с Ватерлоо Наполеона в 1815 году)…

 


Даже однодневное генеральное сражение было ошибкой русского командования с военно-стратегической точки зрения и, по существу, уступкой Наполеону, традиционно ставившему на «решение вопроса» за один присест… Бородинская битва — шаг, сделанный по требованию армии, общества и, как следствие, царя. То есть решающую роль сыграли политический, психологический и даже исторический фактор: …нужно было оставить что-то яркое для потомков, а в этом отношении хитроумно-уклончивая тактика Кутузова была чрезвычайно эффективна, но недостаточно эффектна. 
 

 

Весомый вклад в мифологему «хороший Кутузов — плохой Александр» внесли советские лидеры, особенно Иосиф Сталин, и подчиненные им историки. Оно и понятно: надо было как-то отделить «эксплуататорский строй» от побед русского оружия. Символом темных сил логично было сделать самодержца, а воплощением военной славы — полководца, известного не только своими талантами, но и причудами. В духовном плане Кутузова выставили чуть ли не предтечей будущих революционеров, что уж совсем абсурд. Впрочем, подобную комбинацию «провернули» и в отношении не менее знаменитого полководца Александра Суворова, попросту замолчав о его репутации жестокого крепостника и усмирителя пугачевского и польского восстаний.

В противопоставлении фельдмаршала императору есть лишь один (правда, немаловажный) момент истины — отношения между Александром I и Кутузовым действительно желали лучшего. Однако итогом сложного сочетания мотивов и компромиссов, включая всплеск ненависти к иностранцам на русской службе, стало решение царя назначить Михаила Илларионовича на должность главкома русской армии. Император исходил из непоколебимой — и тоже замалчиваемой в советское время — позиции бескомпромиссной борьбы с захватчиками: по его словам, сказанным французскому посланнику за полтора месяца до вторжения наполеоновской армии, он был готов отступать хоть до Камчатки, но продолжать войну с Бонапартом, а возможность мирного соглашения, пока иностранные войска находятся на территории России, категорически не допускал. Этим духом проникнуто и его обращение к русским войскам сразу же после начала войны.

 


В 1812 году сложился тандем императора Александра I и фельдмаршала Кутузова, причем самодержец решал, в основном, политические вопросы, а фельдмаршал — военные, при этом оба действовали грамотно и в стратегии, и в тактике. Но если о дарованиях Кутузова говорилось давно и много, то Александр, будучи политическим героем Отечественной войны (и, кстати, в не меньшей мере, освободительного похода русской армии 1813—1814 годов и последующего урегулирования европейских дел на Венском конгрессе), в этом качестве незаслуженно забыт. 
 

 

При этом степень личной неприязни к Наполеону со стороны Александра — человека с европейским воспитанием, свободно говорящего по-французски, — была близка, например, к ожесточению противостоящих сторон в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов. Поражения под Фридляндом и особенно под Аустерлицем жгли душу и сердце Александра Павловича словно каленое железо. Сказывалось и полное неприятие домом Романовых всей практики восхождения, философии и государственной деятельности Бонапарта — «корсиканского чудовища». Унижение от соглашений 1807 года в Тильзите подлили масла в огонь: где только мог, российский император пытался отвязаться от «колесницы самозванца» — саботировал (сначала скрытно, а потом явочным порядком) Континентальную блокаду, задуманную Наполеоном как средство удушения Британии, отказал французскому визави в сватовстве к своей сестре Анне Павловне, тем самым буквально взбесив Бонапарта.

Тем не менее на практике Александр обозначил для себя предел допустимого: отступать нельзя было дальше Москвы. Собственно, не сдавать Москву и не вести переговоры с Наполеоном ему пообещал при назначении и Кутузов. Отсюда и Бородино, и коллизия знаменитого совещания в Филях: военные соображения подсказывали Кутузову отступление, политические и в конце концов гражданские — не отдавать Москву и затевать новое сражение. Принятое вопреки мнению большинства генералов решение, однако, оказалось в итоге правильным и с политической, и с гражданской точки зрения. Но тогда, в сентябре 1812-го, когда война, если присмотреться внимательнее, была уже давно и бесповоротно проиграна Наполеоном, сдача Москвы — особенно после обнадеживающих итогов Бородинской битвы — была воспринята очень болезненно, особенно в Петербурге. Это был тяжелый период для русского императора, популярность которого резко упала, а насмешки в его адрес уже не скрывались. Но Александр выстоял — он по-прежнему поддерживал линию Кутузова на истощение наполеоновской армии. Россия победила, несмотря на факторы риска, главный из которых – наличие крепостного права — просто не успел сказаться из-за скоротечности войны и наполеоновской недооценки нюансов российской политики (что, при  многих различиях, роднит его с другим завоевателем — Гитлером).

 


Царь исходил из непоколебимой — и тоже замалчиваемой в советское время — позиции бескомпромиссной борьбы с захватчиками.  О мирном соглашении, пока иностранные войска находились на территории России, он не хотел даже слышать. При этом степень личной неприязни к Наполеону со стороны Александра — человека с европейским воспитанием, свободно говорящего по-французски, — была близка, например, к ожесточению противостоящих сторон в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов. 
 

 

Твердая позиция Александра Павловича вдохновляла его приближенных, хотя, как уже сказано, не всем была понятна поддержанная им стратегия «выжженной земли» и содействия самораспаду Великой армии без крупных сражений, пусть даже ценой потери значительных территорий. Таким образом, даже после назначения Кутузова продолжалась реализация линии русского шотландца Барклая де Толли (включая и «вынужденное» генеральное сражение, во время которого Барклай проявил себя с наилучшей стороны), а единственная причина смены командующих была опять-таки политико-психологической: отступление армии под командованием генерала нерусской национальности воспринималось как трусость, позор и даже предательство. Волна ура-патриотизма заставила Александра Павловича назначить пожилого, но популярного в войсках Михаила Кутузова.

Выражаясь современным языком, в 1812 году сложился тандем императора Александра I и фельдмаршала Кутузова, причем если самодержец решал, в основном, политические, дипломатические вопросы, то фельдмаршал (а им Михаил Илларионович стал повелением императора сразу после Бородино, но до сдачи Москвы) — военные, причем оба действовали грамотно и в стратегии, и в тактике. Но если о дарованиях Кутузова говорилось давно и много, то Александр, будучи политическим героем Отечественной войны (и, кстати, в не меньшей мере, освободительного похода русской армии 1813—1814 годов и последующего урегулирования европейских дел на Венском конгрессе), в этом качестве незаслуженно забыт. А ведь Александр Павлович лично курировал, например, столь важные отношения с Англией — злейшим врагом наполеоновской Франции, а также с очень сильным и тоже часто недооцениваемым персонажем европейской политики — французским маршалом Бернадотом, одним из сподвижников Наполеона, ставшим шведским кронпринцем, а затем королем, но еще до 1812 года переметнувшимся на сторону России. Примечательно, что Бернадот наряду с Барклаем и зарубежной агентурой русской разведки настоятельно рекомендовал Александру избегать больших сражений в войне с Бонапартом…

 


Сдача Москвы — особенно после обнадеживающих итогов Бородинской битвы — была воспринята очень болезненно, особенно в Петербурге. Это был тяжелый период для русского императора, популярность которого резко упала, а насмешки в его адрес уже не скрывались. Но Александр выстоял — он по-прежнему поддерживал линию Кутузова на истощение наполеоновской армии. Россия победила, несмотря на факторы риска, главный из которых — наличие крепостного права — просто не успел сказаться из-за скоротечности войны и наполеоновской недооценки нюансов российской политики (что, при  многих различиях, роднит его с другим завоевателем — Гитлером).
 

 

Лучше поздно, чем никогда. Давно пришла пора восстановить историческую справедливость — и, если хотите, следуя сегодняшней лексике Кремля, разоблачить одну из фальсификаций войны 1812 года. Александр I — многогранный, сложный и неоднозначный персонаж — все же достоин оценки со знаком «плюс», а также благодарности потомков за огромный вклад в победу над вооруженным неприятелем и защиту независимости нашей Родины.

 

Юрий Пронин, «Байкальские вести».

На фото: 1807 год. Унижение в Тильзите:
справа — Наполеон, слева — Александр
I;

Российский император достоин оценки со знаком «плюс»;

Бородинская битва стала уступкой общественному мнению

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии