В поисках доверия

Среди многих элементов общественных и межличностных отношений едва ли не центральное место занимает доверие (или, напротив, его дефицит или отсутствие). Многие аспекты доверия, а также его влияние на происходящие события подробно исследованы. При этом речь идет о различных срезах, масштабах явления — всемирном, федеральном, региональном, муниципальном, частном. Поэтому вполне уместен и актуален вопрос о доверии в политическом развитии Иркутской области. Разумеется, рассмотрение этого вопроса невозможно без федерального (всероссийского) контекста.

Следует отметить, что социологические исследования отношения различных категорий избирателей к общественным институтам и отдельным руководителям, как правило, не совсем корректны и дают весьма большую вилку результатов. Причиной являются разные методики опроса, а также — в той или иной степени и форме — ангажированность ряда исследователей, которые «запрограммированы» на получение определенных результатов. Поэтому вместо цифр корректнее использовать лишь определенные тенденции, наличие которых представляется несомненным.

Так, весьма разнится отношение к различным структурам силовых органов, имеющих федеральное подчинение, однако работающих в каждом регионе, зачастую на глазах у населения и при высоком уровне внимания к этой работе. Несомненно, по-прежнему высок уровень доверия к Вооруженным силам, причем к армии в целом, но, как правило, не к отдельным ее представителям. Близок (и даже выше) рейтинг доверия у структур МЧС. Несколько хуже, хотя тоже неплохая ситуация в этом отношении у ФСБ, Федеральной таможенной и иммиграционной служб, а также ФСКН – здесь уже весьма распространены суждения о коррумпированности этих органов, их коммерциализации, а также не вполне высоком профессионализме.

Куда хуже отношение к таким правоохранительным структурам, как полиция, суд и прокуратура. Здесь преобладают настороженные, пренебрежительные или отчетливо негативные оценки, и о сколько-нибудь широком распространении доверия говорить не приходится. Многочисленные скандалы с работниками этих органов, частое расхождение вынесенных вердиктов с преобладающими в обществе настроениями и с представлениями о справедливости, высокая, в массовом представлении, степень коррумпированности и криминализации, низкий профессионализм подрывают престиж полиции, суда и прокуратуры. Разумеется, строительство и укрепление правовых основ государства в такой ситуации крайне затруднены.

Примечательно, что уровень доверия находится в существенной зависимости от образовательного, социального статуса, возраста, политических предпочтений. Так, в среднем классе (и слоях выше среднего), среди творческой и научно-технической интеллигенции, сторонников правых партий («Гражданская платформа», «Яблоко», РПР-ПАРНАС) сильны настроения системного неприятия органов власти (включая правоохранительные структуры), присутствует понимание, что ситуация здесь связана с общим вектором развития страны. Кроме того, этим категориям населения в целом чужды патриархальные настроения – «царь (начальник) хороший, да только бояре (подчиненные) плохие». Напротив, преобладает точка зрения, что расстановка кадров и, следовательно, состав окружения (свиты) — это одна из главных обязанностей руководителя, за качество исполнения которой он должен нести персональную ответственность.

Следует отметить, что некоторые из названных структур (особенно МВД) в последнее время прилагают серьезные усилия для выхода из кризиса доверия со стороны населения. В частности, работа полиции теперь сопровождается высоким уровнем гласности, порой даже граничащим с пределами допустимой целесообразности (речь о расследовании некоторых уголовных дел). Однако проблемы в этом секторе правоохранительных органов столь масштабны, глубоки и запущенны, что для кардинального изменения ситуации потребуются значительные усилия и немало времени.

Противоречивым является массовое отношение к структурам образования и здравоохранения. В крупных городах преобладают суждения о дорогой и неэффективной медицине, однако наличие выбора для существенной части населения все же смягчает ситуацию. Понимание, что значительная часть здравоохранения является и будет впредь частично платной (а, например, стоматология — фактически полностью платной), уже усвоено частью горожан, особенно среднего и молодого возраста. И все же преобладает точка зрения, что «наша медицина в целом уступает зарубежной».

Примерно такая же ситуация в отношении высшего образования, с той разницей, что уровень его коррумпированности считается более высоким, чем в здравоохранении. В меньшей степени коммерциализация коснулась школьного образования, но и здесь наблюдаются похожие тенденции в массовом сознании, правда, с отставанием по времени. Сказанное не означает несостоятельность новых тенденций в общественной жизни, как таковых. Речь идет о незавершенности, искривленности этих процессов, отсутствии их тесной корреляции с массовым сознанием. Отсюда во многом и происходит такой феномен, как повсеместный кризис доверия. В то же время многие люди воспринимают, например, коррупцию как «неизбежное зло, с которым приходится мириться». Иначе говоря, «неприятие в теории» соседствует в сознании с низким уровнем критичности на практике и готовностью принять «существующие правила игры». С другой стороны, ошибочным является и утверждение, что «события развиваются только так, как они могли бы развиваться, и крупных ошибок со стороны власти, по существу, не допущено».

За постсоветское время везде, включая Иркутскую область, интеллигенция исчезла из массового сознания как значимая категория, хотя и раньше пиетет перед интеллигенцией был не столь высок, как на этом иногда настаивают. Во-первых, многие считают, что у интеллигенции, как таковой, нет права на «преобладающую точку зрения», так как этот слой населения «крайне продажен и вообще мало что собой представляет». Во-вторых, многие отказывают интеллигенции в существовании как особому слою, в их понимании интеллигентные люди есть в разных слоях общества (следовательно, интеллигент — не статус и не профессия). В-третьих, из-за сильной маргинализации и люмпенизации населения его существенная часть вообще не имеет представления об этих вопросах.
 

За постсоветское время везде, включая Иркутскую область, интеллигенция исчезла из массового сознания как значимая категория, хотя и раньше пиетет перед интеллигенцией был не столь высок, как на этом иногда настаивают. Во-первых, многие считают, что у интеллигенции, как таковой, нет права на «преобладающую точку зрения», так как этот слой населения «крайне продажен и вообще мало что собой представляет». Во-вторых, многие отказывают интеллигенции в существовании как особому слою, в их понимании интеллигентные люди есть в разных слоях общества (следовательно, интеллигент — не статус и не профессия). В-третьих, из-за сильной маргинализации и люмпенизации населения его существенная часть вообще не имеет представления об этих вопросах.

Несколько социологических центров фиксируют высокий уровень доверия населения к религии, и прежде всего — к Русской православной церкви. Представляется, что методика опросов в этой сфере должна быть наиболее филигранной и деликатной, ибо на эмпирическом уровне все же следует разделять симпатию к православию, православную веру, воцерковленность и отношение к церковным иерархам. Среди избирателей молодого и среднего возраста при широком распространении общих (культурологически-мировоззренческих) симпатий к православию ощущается настороженность к перспективам клерикализации (смешения светской и религиозной сторон жизни), а также к священникам («Бог и его служители — не одно и то же»). Отсюда некоторое падение даже поверхностного интереса к РПЦ в сравнении с 1990-ми годами, нарастание апатии к вероучениям. В то же время некоторая часть населения обращается к другим ветвям христианства — Римско-католической церкви, различным течениям протестантства, включая крупные общины баптистов и иеговистов. Отход от веры и/или прозелетизм в меньшей мере касаются последователей ислама, буддизма и иудаизма.

В целом можно характеризовать уровень массового доверия к Церкви как не вполне благополучный, хотя и имеющий определенную устойчивость («твердое ядро сторонников») и потенциальные резервы для роста. При этом церковным иерархам для сохранения собственного лица и конфессиональной самостоятельности, возможно, следует пройти через «верблюжье ушко» — не избегая общественно-политической тематики, не становиться в явную оппозицию к власти, но и не высказывать ей постоянную и безусловную поддержку.

Традиционно низким (как и для России в целом) остается уровень доверия и узнаваемости представителей законодательной власти — депутатов Законодательного собрания области, а также муниципальных дум. В основе такого отношения — до сих пор не получившее широкого распространения понимание специфики законодательной (представительной) ветви власти, а следовательно, и необходимости ее существования. Здесь скорее уместно говорить не о кризисе доверия, а о его изначальном и затянувшемся отсутствии. Правда, тут наблюдается примерно такой же раскол среди избирателей, как в отношении правоохранительных органов или иерархов РПЦ. Преодолеть сложившуюся ситуацию за короткий период времени невозможно, однако в случае ее консервации и «ничегонеделания» она затянется очень надолго.

Близкая ситуация и в отношении политических партий. Особенно ощутим кризис доверия ко всей «большой четверке» — «Единой России», КПРФ, ЛДПР, «Справедливой России», а их нынешние позиции сохраняются во многом из-за отсутствия убедительных альтернатив и низкой требовательности значительной части избирателей («лишь бы не было войны», «этих хоть знаем, а вдруг другие хуже?»). По существу, речь идет не о «партиях надежды», а о «партиях привычки», опорой которых является массовая апатия населения.

Несколько выше уровень доверия к исполнительной власти – губернатору, правительству области, мэрам муниципальных образований. Во-первых, этому способствует сам статус исполнительной ветви власти в глазах населения — «главная власть», которая «хоть что-то может». Отсюда более высокий уровень персонификации: на вопросы «Кто является губернатором Иркутской области?» или «Кто такой Сергей Ерощенко?» дают правильный ответ (или вообще дают ответ) намного больше респондентов, чем на вопрос «Кто является председателем Законодательного собрания Иркутской области?» или «Кто такая Людмила Берлина?». Похожая же ситуация, если сравнить мэра Иркутска и председателя городской думы. В то же время такое отношение предполагает и высокий уровень ответственности главы исполнительной власти в глазах населения, однако эту тенденцию как раз во многом блокирует подход «царь хороший, бояре плохие».

Вместе с тем частая смена губернаторов Иркутской области и слабая информированность населения о механизмах, пружинах этих отставок и назначений подрывают авторитет губернаторской власти в глазах значительной части населения. В такой обстановке попытки форсированного возвращения сакральности (по существу — высокомерности, напыщенности и закрытости) губернаторской власти могут привести лишь к очередному кризису в региональном руководстве. По существу, квалифицированным ответом на дефицит доверия к губернаторской власти в Иркутской области является односложный в произнесении, но трудный в исполнении рецепт: много и эффективно работать. Иными словами, «делай что должно, и будь что будет».

Отдел политики Альтернативного информационного
агентства Иркутской области (Альтаир)