Поэма о звездочке

«В семидесятые годы прошлого века в Москве на углу улицы Чаплыгина и Большого Харитоньевского переулка на первом этаже старого пятиэтажного дома жила хорошенькая, опрятная девочка с вьющимися светлыми волосами, темно-зелеными глазами и тонкими чертами лица…». Так начинается «Звездочка», повесть известного современного прозаика Алексея Варламова, по которой режиссер Валентина Просекина написала инсценировку и поставила ее с актерами театра-студии «Диалог».

Она не стала менять авторское название, не стала переносить место действия куда-нибудь на Северный полюс или в заброшенный подвал или чердак, не рискнула вольно вводить других действующих лиц из прочих произведений этого автора, чтобы получился «микс», что ныне модно в режиссерской среде. Иногда такие ходы оправданны, когда внятно донесены до зрителя, а зачастую — нет и остаются только замыслами в их головах и недоуменными вопросами зрителей: «А что это было?».

Валентина Семеновна — человек и режиссер старой закваски, «матерый человечище», добивающаяся от своих актеров правды жизни на сцене «и гибели всерьез», понимающая высокую миссию театра. Вместо эффектной формы и театра представления, ей не близкого, для нее важна жизнь человеческого духа, потому что держит она оборону театра психологического, все более вытесняемого сегодняшним временем.

Каждый имеет, как говорится, право высказать свою точку зрения, ведь каждый спектакль того или иного режиссера — это его личное высказывание, его мировоззрение, его жизненные принципы, его стилистика, почерк, художественный вкус, его, наконец, слово о сегодняшнем дне, о времени и о себе. И когда смотришь спектакль, в нем невольно проглядывают все перечисленные выше составляющие, то есть лицо самого режиссера.

Точно следуя за автором, очень тонко, деликатно, внимательно, подробно, она проследила, я бы даже сказала, исследовала некоторые факты биографии главной героини повести Алексея Варламова — девочки Лизы. И только ввела в действие еще одно лицо, которого нет у автора, — Лизу взрослую, предлагающую зрителю вместе пройти теми дворами, переулками и домами, где прошло ее детство. Она вспомнит людей, оставивших след в ее душе, и словно паутинку снимет с милых когда-то ее сердцу вещей и предметов налет времени. И они оживут под ее взглядом, перенеся ее и нас почти на 50 лет назад, в 70-е годы прошлого века, приоткрыв тайну ее семейной истории. Всего одной из миллиона других. Воссоздать обстановку времени помогают музыка и сценография, относящие в эпоху 70-х.

Начинает свой рассказ Лиза-большая: обаятельная, красивая (артистка Мария Дидикова), который органично переходит к Лизе-маленькой (Соня Морозова), о которой, конечно, нужно сказать особо. Валентине Семеновне повезло найти эту девочку, иначе бы не было спектакля. Не зря же говорится: как бы ты ни хотел поставить Гамлета, но если его нет в труппе, спектакля не будет. Здесь был тот же случай. Загоревшись повестью Варламова, на одном дыхании написав инсценировку, она прочитала ее на труппе. Инсценировка всем понравилась, но…

В труппе не было девочки, главной героини. Ее искали, но какое-то время безуспешно. И наконец повезло. Однажды на «смотрины» девочку привела одна из участниц студии «Диалог», по профессии воспитатель детского сада. Этим юным талантом оказалась Сонечка Морозова. Такая же, как у Алексея Варламова, опрятная, тоненькая, хорошенькая, с тонкими чертами лица и умными глазами. Очень серьезная. Но пока всего этого было недостаточно. Сможет ли? Внимательно выслушав режиссера, то, во что она ввязывается, и какая это трудная работа, каждодневные выматывающие репетиции, когда нельзя хандрить и капризничать, она подумала и все равно согласилась, конечно не до конца понимая всю трудность начинаемого пути. Но главная трудность ложилась на плечи мамы Иры, которая должна была своевременно привозить шестилетнее дитя на ежевечерние репетиции до позднего часа, прихватывая и выходные дни, оставляя все домашние дела.

Впрочем, оставим за рамками рассказ о тяготах актерской жизни, читателям это вряд ли интересно, лучше перейдем к результату. А результатом явилась премьера, на которой я и побывала.

Перед глазами зрителей проходят картины детства Лизы, которую воспитывают бабушки — богомольная, почти с ангельским характером, но с внутренним стоицизмом и достоинством баба Аля, правда часто идущая на поводу у волевой сестры (артистка Ирина Романова). И непримиримая, волевая, жесткая, сильная и деспотичная ее сестра — баба Шура (Елена Башкирцева). У обеих за плечами советское прошлое, которое искалечило им жизнь, — лагеря. Автор не распространяется, за что и почему в их жизни были эти самые лагеря, просто дает понять, что они в молодости натерпелись от коммунистического режима и хватили лиха по полной.

Смерть дочери бабы Али, матери Лизы, привела к решению взять девочку-сироту и воспитывать самим, так как об ее отце ничего не известно. Бабушки постоянно ссорятся, потому что полярность их характеров и взглядов на многие вещи не то что не совпадает, а исключает друг друга, но в одном они солидарны, и это их примиряет на некоторое время, — огромная любовь к внучке. Их забота о ней своеобразна, каждая воспитывает девочку на свой лад, стараясь вложить в ее маленькую головку больше знаний и больше «своей» правды. Одна — из жизни святых, другая — из жизни спартанцев.

Девочка живет в своем до поры до времени закрытом мире, который представляется ей в виде благословенной пришвинской страны Дриандии, где отношения людей идеальны, и все они добрые, хорошие, красивые. Трагедия приходит в семью нежданно, хотя подспудно ее можно было ожидать каждую минуту при той системе воспитания и вложенных в девочку гипертрофированных знаниях о жизни, которые она получила.

Переломным моментом явилась сцена, когда веселая и радостная Лиза прибегает домой, торопясь сообщить бабушкам счастливую весть. Она становится на табуретку, чтоб ее лучше разглядели, распахивает пальтецо, где на белом фартуке горит звездочка, и громко сообщает: «Меня приняли в октябрята!». Она ждет ответной восхищенной реакции, но вместо этого — ужас на лице бабы Шуры и испуг — бабы Али. Отсюда начинается будто отматывание событий назад. Даже не событий, они-то идут своим чередом, а любви, надежды и веры девочки во все то лучшее, чем она жила. Советской властью у бабушек сломана жизнь, каждая по-своему ее ненавидит. Баба Аля — тихо и бессловесно, не силясь даже перечить и высказываться по этому поводу. Баба Шура, напротив, высказываться не стесняется и резко заявляет девочке: «Сними эту дрянь!».

— Но почему? — не понимает Лиза. — Нам в школе сказали, что это маленький дедушка Ленин, он хороший!

— Он был мразью, — обрывает Лизу баба Шура, — и ты больше никогда не наденешь этот значок! Я не хочу растить лицемерку!

Тут сердце сжимается не только у маленькой Лизы, но и у каждого сидящего в зале. Глаза девочки потерянно смотрят на бабушек, потом в зал, на каждого из нас, как бы ища правды, ответа, подтверждения. В них нет детских слез, в них застыло недоумение, крах идеалов, в которые верили ее нежная душа и ее маленькое сердце, которое еще недавно так любило всех людей, радовалось от счастья. Теперь оно будто замерло, превратясь в лед. В одну секунду девочка, ничего не понимающая в тех жестокостях времени, через которое прошли бабушки, тонкая и чувствительная натура, принимающая мир открыто и доверчиво, повзрослела, но что стоило ей это ошеломляющее взросление в виде жестокой правды? Как ураган, вместе с ее верой и любовью в этот мир, он снес и ее саму.

Лора Тирон, «Байкальские вести».

Фото Евгений Зеленского.

На фото: «Меня приняли в октябрята!»;

Трудный разговор. Бабушка Шура и Лиза

Окончание следует.