О частном придется забыть

В ближайшие годы важнейшими для каждого жителя страны должны стать общие дела и проблемы — иначе России не выжить...

Предновогодние события в Москве, трактуемые большинством наблюдавших как «массовые беспорядки на почве напряженных межнациональных отношений», не могли остаться без внимания высших органов власти. Президент Российской Федерации Дмитрий Медведев и председатель правительства Владимир Путин действительно прокомментировали столкновения москвичей с ОМОНом, происходившие буквально под стенами Кремля. К сожалению, новая национальная политика государства Российского в этих заявлениях пока не просматривается.

Назад в СССР?

Пространный монолог Владимира Путина, посвященный проблеме, придется цитировать по частям, поскольку в нем содержатся несколько важных моментов, заслуживающих внимания.

Для начала председатель правительства заявил: «В Советском Союзе не было таких проблем с межнациональными отношениями. Советской власти удалось создать обстановку межэтнического и межконфессионального мира. Не было таких проблем, где бы мы ни жили...».

К сожалению, это не так. По подсчетам историка Владимира Козлова, приведенным, в частности, в его монографии «Массовые беспорядки в СССР», только в период с 1953 по 1960 год произошло 13 случаев столкновений русских с чеченцами и ингушами; 7 — русских с другими этносами (калмыками, узбеками, азербайджанцами, эстонцами, армянами, болгарами), плюс множество случаев столкновений между представителями других национальностей. Эта статистика дана без учета деятельности «лесных братьев», продолжавшейся в некоторых районах Западной Украины и Прибалтики до начала 60-х, однако она охватывает действительно всю страну — от западных границ до Бурятии.

Разумеется, в исследование Козлова попали только те столкновения, которые были зафиксированы в милицейских протоколах, — мелкие, на бытовом уровне, конфликты происходили гораздо чаще. С началом массового освоения целины и строительства крупных промышленных предприятий в Сибири столкновения между приехавшими на стройку и коренными жителями вылились в целую систему, которую Козлов выделил в особый «освоенческий» синдром.

На втором месте по количеству упоминаний окажутся, вероятно, конфликты между местными жителями и строителями-шабашниками или откомандированными на уборку урожая, на третьем —межнациональные конфликты с участием членов землячеств в армии. То же самое можно сказать и о межконфессиональной напряженности: большинство граждан, воспитанных в духе атеизма, могли о них не знать, но они были.

Современному российскому государству остается сделать всего один шаг — найти, чем можно заменить советский народ на современном этапе.

Далее Путин в своем выступлении отметил, что среди всех причин, позволивших создать в стране хотя бы видимость межэтнического и межконфессионального мира, он лично хотел бы выделить одну: «советской власти удалось создать некую субстанцию, которая оказалась над межнациональными и межконфессиональными отношениями. К сожалению, она была и носила идеологический характер. Это социалистическая идея.  Даже придумали некую новую общность людей — советский народ».

Придумали, но не в большей степени, чем конструкцию, описанную в Декларации независимости США словами «Мы, народ...». В официальной обстановке, предполагающей дальнейшее цитирование и утверждение в статусе официального клише, термин «советский народ» впервые прозвучал в начале 60-х, после 20 лет использования в песнях и прозе. Спустя еще десять лет, в 1971 году, постановление XXIV съезда КПСС объявило советский народ результатом долгой эволюции, позволившей слить воедино все классы, слои, нации и народности, населяющие СССР. А национальные формирования в Рабоче-крестьянской Красной армии были ликвидированы только в конце 30-х — то есть первые двадцать лет своей истории советская власть проводила совершенно иную национальную политику и даже допускала известную долю самостоятельности для входящих в СССР народов.

Современному российскому государству остается сделать всего один шаг — найти, чем можно заменить советский народ (если уж он запомнился председателю правительства как сравнительно неплохой вариант) на современном этапе. Владимир Путин сказал по этому поводу следующее: «Мы говорим: россияне, российский народ. Но это пока не то. Мы с вами не смогли найти эквивалента того, что было в Советском Союзе изобретено. И я думаю, что нам искать-то далеко ходить не нужно. Есть только одно, что может заменить то, что неплохо работало раньше, — это общероссийский патриотизм».

Осталось понять, что же такое общероссийский патриотизм, способный — как нам всем хотелось бы — погасить не только межнациональную, но и социальную напряженность.

Вперед — но куда?

Комментируя слова Владимира Путина, Дмитрий Медведев согласился — в целом — с оценкой советского наследия, но усомнился в возможности повторения пройденного: «Возможно ли повторение того, что было сделано в советский период? Мы с вами все реальные люди, понимаем: нет, невозможно, потому что Советский Союз был государством, построенным на идеологии, и, скажем откровенно, очень жестким государством».

Проблема, разумеется, не в том, что в России нет государства, как говорят некоторые, и не в том, что оно не может быть жестким. Проблема, похоже, в том, что у современного государства нет идеологии, которую можно было бы предложить всей стране, всем классам, прослойкам, нациям и конфессиям.

Создатели советского государства не задумывались о степени приемлемости своей идеологии для всех групп населения —недовольных могли репрессировать по любому признаку, вплоть до работы в определенных государственных структурах до революции или принадлежности к определенной национальности во время Великой Отечественной войны.

Современное государство вынуждено как минимум считаться с мировым общественным мнением и не может даже под вполне понятным предлогом борьбы с экстремизмом пересажать всех членов одной немногочисленной политической группировки.  Поэтому современному государству нужно быть очень убедительным, оно должно приводить конкретные и очевидные примеры достижений страны, чтобы «общероссийский патриотизм» имел под собой хоть какую-то базу.

В течение некоторого времени, в эпоху борьбы с «ретроградами-коммунистами», борьбы с терроризмом или борьбы с экономическим кризисом, государство не подкручивало идеологические гайки — и ничего, обошлось. Критиковать систему, при всех бесспорных недостатках, было трудно хотя бы потому, что она казалась защитником от реально существующих опасностей. Государство даже не нуждалось в том, чтобы граждане по привычке не делали разницы между государством и родиной — настолько все было очевидно: да, государство не очень эффективное, да, чиновники воруют, но без государства будет хуже (пример новых независимых государств перед глазами), а в будущем, может быть, все наладится. К тому же помогал потребительский бум, захвативший — в меру возможностей — действительно все слои населения.

Сейчас, на двадцатом году истории современной России, никаких ярко выраженных угроз существованию страны нет — не считать же ими аномальную жару или ледяной дождь? — а вот позитивных эмоций так и не прибавилось. Добавилось абсурда.

Как еще назвать ситуацию, когда вместо привычного прогресса и поступательного движения вперед страна все явственней откатывается назад? За минувшие двадцать лет Россия не построила ни одной железной дороги, сопоставимой с БАМом; автодороги явно деградируют; количество аэропортов сократилось на 990 единиц — причем если провинциальные аэродромы просто закрывали, то столичные, в которых сконцентрировано 76 процентов потока пассажиров, не справляются с нагрузками.

Рыночные отношения, на которые возлагалось столько надежд, вовсе не стали регулятором спроса и предложения — страна потеряла и парк самолетов, и авиапромышленность, и кадры конструкторов и рабочих. Миллиарды, сосредоточенные в строительной отрасли, не приносят ровным счетом никакой пользы — мало того что в провинции строят в десятки раз меньше, чем в бедное техникой советское время, так даже и в Москве стоят недостроенными более 500 объектов. Про Подмосковье, стремительно переходящее с «лампочки Ильича» на дрова и свечи, и вовсе говорить нечего.

Анекдотические истории, которые рассказывают о современном ракетостроении (как военном, так и космическом), звучат совершенно не смешно. Всего полвека назад страна за 15 лет ликвидировала последствия самой страшной войны и вышла в космос. Сейчас — при более передовой, как нас уверяют, системе распределения прибавочного продукта, знаний и ресурсов — каждый второй пуск ракеты «Булава» заканчивается провалом, спутники для системы ГЛОНАСС падают неизвестно куда, руководители научно-производственных объединений мухлюют, зарабатывая на продаже спутниковых снимков. И даже музыкальный фестиваль, приуроченный к 50-летию полета Юрия Гагарина, пройдет не в России и даже не на Байконуре, а на острове Тенерифе. И какой после этого может быть патриотизм, если самый удачный повод поднять стране самооценку попросту сливают — в России якобы невозможно провести мероприятие с соответствующим размахом.

Не буди лихо

Наверное, граждан — речь идет о таком подавляющем большинстве населения страны, что оставшееся меньшинство можно смело назвать исчезающе малым, — и не ждали ни на каких мероприятиях в честь 50-летия начала космической эры.  Граждане вообще, по большому счету, чужие на всех праздниках жизни, какие только приключились в последние годы.  Государственным служащим, за очень редкими исключениями, не очень важно, что происходит в экономике страны, в медицине, здравоохранении, образовании, — они точно знают, где получить те же услуги на более высоком уровне, и умело пользуются всеми появившимися в последние годы возможностями.

Если перед чиновниками поставят задачу сформировать «общероссийский патриотизм», они по привычке распилят деньги, и на этом все кончится. Пилили же деньги, выделенные на закупку медикаментов для скорой помощи в Москве, — чем патриотизм важнее жизни?

А тем, у кого возможностей уехать на Тенерифе нет, придется просто помнить, что мы когда-то были единым советским народом, который с полным правом гордился своей страной.

В утешение тем, кто действительно считает себя патриотом России вне зависимости от того, какой политический строй в данный момент установлен на ее территории и как оценивают ее руководителей за рубежами страны, следует сказать, что ни одна страна в мире не может похвастать тем, что окончательно решила проблему межнациональных отношений.

Проблема, похоже, в том, что у современного государства нет идеологии, которую можно было бы предложить всей стране, всем классам, прослойкам, нациям и конфессиям.

В США, которые наверняка будут приводить в пример, с расовой сегрегацией покончили всего полвека назад, а столкновения на почве расовых и межнациональных конфликтов могут вспыхнуть в любой момент. В Германии как раз в 2010 году наиболее компетентные специалисты признали, что попытки интеграции мигрантов в принимающее общество завершились провалом, в Великобритании коренное население все чаще чувствует себя угнетенным меньшинством. Франция с пугающей быстротой эволюционирует в нечто среднее между Третьим рейхом и СССР: преследуют цыган, но — по счастью — пока ограничиваются только высылкой. Конфликт между уйгурским меньшинством и ханьским большинством в Китае привел к сотням человеческих жертв. И так везде.

На общем фоне российские националисты, только что учредившие «Движение 11 декабря» и объявившие о намерении 11-го числа каждого месяца выходить на улицы городов страны с очередной порцией требований, выглядят просто плюшевыми зайками. Вот только трудно поверить, что эволюция новомодного движения приведет к дальнейшему смягчению нравов. А мнение президента и премьера для этих людей ничего не значит.

Борис Самойлов, «Байкальские вести»