Марина Ташлыкова: Язык живет и развивается, независимо от условий

Лекторий «Научные Weekend`ы», посвященный столетию Иркутского государственного университета, продолжает свою работу. В субботу, 7 апреля, директор Института филологии, иностранных языков и медиакоммуникации Марина Ташлыкова прочитала иркутянам лекцию «Маршрутами современной филологии: из джунглей Амазонии в лаборатории машинного перевода».

Семь тысяч на семь миллиардов

– Филология занимается литературой и языком, я как раз представитель второго направления. Люди по-прежнему думают, что филологи изучают написание «-жи-» и «-ши-», что типичный филолог – это такая романтическая девушка… Забегая вперед на полгода и предваряя доклад, который будет у нас осенью, я скажу так: филологию надо любить за то, что она приводит в порядок ум. Средними мозгами современную филологию уже не понять, – предупредила слушателей Марина Ташлыкова.

Перед современными филологами стоит в первую очередь проблема подсчета существующих языков и разделения языков и диалектов. В Германии, например, есть несколько литературных языковых норм – «хох-дойч» при этом так сильно отличается от «байриш» (баварского), что гости из Берлина практически не понимают жителей Мюнхена. В России мы можем понять носителя любого диалекта, в немецком уже не так. Общее количество языков в мире примерно равно семи тысячам (что ровно в миллион раз меньше, чем количество живущих на Земле людей), и это количество можно представить в виде пирамиды.

На вершине будут находиться десяток языков-гигантов, крупнейший из которых китайский. Но и в китайском есть мандаринский диалект (800 млн носителей), кантонский (около 80 млн) и так далее. Китайский при этом не станет языком международного общения, потому что он слишком сложный. Вторым по распространенности становится английский – по количеству носителей он только третий, но зато он достаточно прост, чтобы стать международным. Вторым по числу носителей считается испанский, далее следуют еще несколько крупных, но для филологов интереснее языки Африки и Океании. В Океании на площади 1,26 млн квадратных километров проживает около 11 млн человек, но там используют 450–500 языков. У некоторых из них всего 300 носителей, лишь у семи из них 50 тыс. носителей и более.

– В России есть Дагестан, где на площади 50 тыс. квадратных километров живут 3 млн человек, 30 народов и более 30 языков, статус государственного имеют 13 языков, не считая русский. Я спрашивала одного нашего аспиранта из Дагестана: на скольких языках говорят у вас на кухне? На восьми! Есть два языка с 1 млн носителей, а есть и такие, которые называют одноаульными – всего 200–500 носителей. Трудно даже представить, как у людей в голове переключение происходит с одного языка на другой, – рассказала Марина Ташлыкова.

Языки отличаются не только количеством падежей (в русском шесть, в финском 15, а в табасаранском – 46), но и самой системой извлечения звуков. Слушателям лекции показали небольшой видеоролик об одном из бушменских языков, в котором преобладают щелкающие звуки – больше всего это было похоже на речь инопланетянина из известного фильма «Люди в черном – 3». В андийском языке, носители которого живут в Дагестане, для слова «этот» есть несколько вариантов в зависимости от местонахождения того, о ком идет речь.

Свой – чужой

– Есть популярный у филологов пример. Вот фраза: «Я посмотрела фильм «Дядя Ваня на 42-й улице». В языке миан из Папуа-Новой Гвинеи будет понятно, когда именно посмотрела – вчера, сегодня или давно. Индонезийский язык – по форме глагола вы не поймете, я уже посмотрела фильм или только планирую это сделать. В русском языке понятно, какого я пола. В мандаринском будет четыре разных слова для «дяди». В амазонских языках не будет никаких чисел и слова «улица». В одном из языков Океании слово «вперед» – это всегда только в ту сторону, где океан. У индейцев Амазонии есть описание пространства только по сторонам света: «Мальчик к югу от Мэри – мой брат», и никак иначе. Возникает вопрос: откуда они вообще знают, где какая сторона света?

– Другой вопрос: если люди говорят по-разному, то они и думают по-разному? – поставил слушателей в тупик лектор. – Надеюсь, мне удалось вам объяснить, что за языковыми структурами скрываются структуры нашего сознания. Если это знать, то можно действовать и в обратную сторону – при помощи языка влиять на сознание слушателя.

Наиболее яркий пример манипуляций – использование форм с «-тся» в агитационных материалах перед выборами: «Проголосуйте за нас – и вы увидите, как восстановятся наши фабрики и заводы!». Неизвестно и не сказано, кто восстановит, это случится как бы само собой. Можно скрыть проблему за синонимами: «дураки – некомпетентный менеджмент, дороги – транспортные сложности». Можно манипулировать терминами «наша подводная лодка – вражеская субмарина», «наш разведчик – иностранный шпион». По одному-двум словам сразу можно понять, что перед вами – свой или чужой.

Пейзаж на микросхеме

Лингвистика нужна не только для различения «-жи-», «-ши-», она раскрывает богатство языкового пейзажа, описывает их судьбы, раскрывает родство языков. Язык – это средство доступа к сознанию говорящего и инструмент власти. Языкознание позволяет понять, что люди знают о мире и себе, не зная, что они это знают. Практически лингвистику можно приложить к преподаванию языков, составлению словарей, лингвистической экспертизе, можно даже поставить диагноз и определить, какой участок мозга поврежден. Есть прикладные аспекты: машинный перевод и автоматическое распознавание символов, автоматическое извлечение данных, информационный поиск – все вы этим уже пользуетесь. Далее можно строить системы управления знаниями и создавать электронные словари.

Машинный перевод – давняя мечта многих поколений людей. 7 января 1954 года в Нью-Йорке был поставлен эксперимент фирмы IBM по машинному переводу с русского на английский. Личный переводчик Дуайта Эйзенхауэра и организатор синхронного перевода на Нюрнбергском процессе Леон Достер, кибернетик Норберт Винер и его коллега Уоррен Ивер поставили перед собой задачу перевода как дешифровку текста – а это уже была чистая математическая задача. К столь интересной проблеме подключились основатель IBM Томас Уотсон и его команда, которая приспособила к задаче компьютер с быстродействием 2000 операций в секунду. Взятые из учебника по органической химии слова на кириллице машина не поняла, поэтому русский текст записали латинскими буквами – и кое-как перевели 250 слов. СМИ подали это событие как большую победу, джорджтаунская группа получила несколько миллионов долларов, но перевод неформализованного текста так и не получился, потому что машина так и не научилась понимать синонимы.

В 1966 году финансирование группы было закрыто. Тем не менее военные продолжали настаивать на продолжении работ, новые проекты появлялись практически ежегодно. В СССР аналогичные задачи решали Дмитрий Панов и Александр Ляпунов, к которым присоединились Юрий Апресян, Александр Жолковский и многие другие кибернетики и филологи. Прошли десятилетия, вложены миллиарды долларов, но машины все еще делают ошибки – всему мешает многозначность слов. Например, «переехали в другую страну» машина перевела как «переехало машиной»; фразу «был обнаружен мертвым на месте пожара» машина перевела как «был обнаружен мертвым человеком».

– Если у нас два слова имеют три варианта прочтения – это восемь комбинаций, если семь слов по семь значений – это уже более 823 тыс. комбинаций. Вот фраза: «Он видел их семью своими глазами». Мы все поняли – видел сам, а машина поймет так, что у него семь глаз. Еще сложнее: «Он видел их семью своими глазами» – можно прочитать и так, что он, бедолага, ослеп и думал, что семья станет его глазами. А фраза «Эти типы стали есть в цехе» – мы понимаем, что речь о сортах стали, а машина может понять, что какие-то странные типы стали обедать в цехе. И это еще письменный текст, а не живая речь, – напомнила Марина Ташлыкова.

Неграмотный? Получи штраф

Из лекции автор сделала несколько выводов. В том числе о том, что языкознание имеет стратегическое значение для общественных наук и может существенным образом способствовать изучению человеческого рода. Слушатели задали лектору множество вопросов, но большая их часть касалась связи лингвистики и политики – о распаде СССР и судьбах языков Прибалтики, об изучении бурятского языка (которое сталкивается с большими проблемами) и сохранении погибающих языков.

Человечество привыкло к мысли о сохранении редких животных, но никак не может прийти к выводу о сохранении редких языков. Научные инструменты лингвистики позволяют понять, что происходит с языком, но не с его носителем. Современные школьники и даже студенты не справляются с простейшими заданиями, но с русским языком от этого ничего не случится, язык будет развиваться и переживет все – как океан переживает загрязнение его пластиком. 

– Есть воры и убийцы, но это не характеристика социума в целом. Есть Чикатило – и есть неграмотный Ваня. Есть способы влиять на неграмотных людей и их наказывать. Повесил неграмотную вывеску – получи штраф. По-другому нельзя, – закончила свою лекцию Марина Ташлыкова.

Записал Борис Самойлов, «Байкальские вести»