И дольше века длится… том

Фундаментальный труд Татьяны Ларёвой о художниках Прибайкалья представлен читателям

28 января в областной библиотеке имени И.И. Молчанова-Сибирского («Молчановке») отмечали праздник — рождение новой книги. Да какой! Огромный красочный фолиант, тяжелый и еще не вполне «остывший», только-только из недр полиграфического издательства «Принт-Лайн», красовался на высоком мольберте, напоминая драгоценную икону на аналое. И пожалуй, она достойна стать «настольной библией» для любого исследователя художественной жизни нашего края, от пытливого школьника до профессора университета.

 «История изобразительного искусства Прибайкалья XX— начала XXI века» — так назван этот титанический труд известного сибирского художника, искусствоведа, педагога, ученого Татьяны Ларёвой. Материал для книги собирался и систематизировался на протяжении двух десятилетий, он охватывает исторический пласт с 1900 по 2015 год.

В увесистом томе — информация практически обо всех периодах и именах, связанных не только с живописью, графикой, скульптурой, но и с прикладными, народными, традиционными и современными направлениями творчества, 412 персоналий художников, музейщиков, галеристов, искусствоведов. Книга выполнена на плотной мелованной бумаге, украшена великолепными репродукциями и фотографиями лучших работ наших земляков, снабжена ценными документальными иллюстрациями. Она не только ошеломит читателя энциклопедическим размахом, исторической полнотой, но и наградит волнующими размышлениями о судьбах искусства, его бескорыстных служителей, которые живут и работают рядом с нами. 

Давайте полистаем эту роскошную монографию вместе с автором.

— Одной из первых в книжке идет глава о предыстории, еще о досоветском периоде с конца XIX  века, — рассказывает Татьяна Ларёва. — Хотелось показать, что уже тогда Иркутск был городом просвещенным, образованным, интеллигентным. Здесь и общество художников было организовано, и выставки проходили грандиозные, в том числе приезжали выставки из Санкт-Петербурга и даже из Парижа! И модный в начале XX века стиль модерн в Иркутске ярко был представлен…

— Татьяна Григорьевна, в вашей книге я увидела репродукцию изумительного витража «Алёнка», до боли знакомого с детства, — на лестнице в «Детском мире» — одно из первых моих ярких эстетических впечатлений. Теперь вот смогла прочитать его историю.

— Да, это замечательная работа архитектора-модерниста Александра Артюшкова, который строил магазин готового платья купца Л.Б. Мерецкого на Пестеревской — ныне Урицкого. Фрагменты витража изготовили в Париже, а здесь собрали. Благодаря уникальному художнику по стеклу Борису Бычкову эта «Алёнка» получила второе рождение в 1971 году. Прекрасный образчик модернизма.

У нас в городе много было замечательного в эстетическом смысле. В Казанском кафедральном соборе прихожане любовались копиями картин Корреджо, богатая галерея Владимира Платоновича  Сукачева была открыта для посетителей. Поэтому и сохранились традиции, и развивались. Не на пустом месте выросла и окрепла мощная живописная школа иркутян, расцвела богатая художественная жизнь Прибайкалья. Мне очень хочется надеяться, что моя книга будет полезна, востребована, хотелось бы ей пожелать доброй судьбы. Пусть знают наших!

Москвичи порой говорят: «Ну какое у вас в Иркутске, в Сибири может быть искусство? Вот у нас — да, не чета провинции!» Тогда во мне поднимается воинствующий патриотизм. У нас еще покруче события были и есть, чем где-нибудь в центре. Потому что истоки глубочайшие и чистейшие, потому что гремучая смесь национальных культур, дух свободы, не знавший крепостного ярма, отвага и жизнестойкость сибиряков — вот что питает творческое пламя!

Обязательно увезу экземпляр книги в Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина, где я училась, пусть хранится в научной библиотеке. Пусть наши сибиряки войдут в этот богатейший фонд мирового интеллектуального арсенала.

Книга Татьяны Ларёвой пронизана любовью к одаренным землякам. Автор уделила внимание не только признанным мастерам, не только высокому искусству профессионалов. На страницах пристальной летописи место нашлось и любителям-рукодельникам, умельцам народных ремесел. Упомянут теплым словом даже молодой немой бурят, промышлявший на улицах дореволюционного губернского центра продажей портретов, которые рисовал с прохожих на самой простой бумаге обычным свинцовым карандашом. Портреты самоучки отличались необыкновенной выразительностью и мастерским сходством. Татьяну не смутило, что память города не сохранила даже прозвища паренька. На фоне громких и титулованных имен он скользнул мимолетной трепетной тенью и оживил, подарил достоверность образу далекого прадедовского Иркутска.

Татьяна сама из народа, из самобытной «крестьянской аристократии». Родилась в семье учителя, директора сельской школы в селе Екатерининском, Омской области. Детство запомнилось ей постоянными кочевьями от деревни к деревне, где отец поднимал образование, создавал при школах народные театры, сам в них ставил спектакли, играл, устраивал музыкальные и поэтические вечера. А еще, сколько помнит себя, прирожденная художница всегда рисовала — всем, что под руку попадется, и все, что радует глаз. Особенно радовали и вдохновляли приметы народной жизни: беление льняных и конопляных холстов на речке в погожий летний день, песни деда-латыша на крыше с гармошкой на праздник Купалы — по-латышски Лиго, деревенское гулянье в Солнцеворот, на Масленицу, — все это станет сюжетами будущих картин и графических работ. Учеба в Иркутском училище искусств, работа в Усть-Ордынской художественной школе познакомит с древней, загадочной, исполненной архаической силы бурятской культурой. Экзотическая мифология и поэтика коренных обитателей Прибайкалья навсегда пленили, зачаровали чуткую душу девушки.

— Я тогда рисовала как сумасшедшая, остановиться не могла. Так меня захватили эти колоритные азиатские лица, скуластые, с раскосыми глазами, с какой-то первобытной тайной во взгляде. Как-то раз среди ночи вскочила, склеила картон из слоев грубой  оберточной бумаги — и рисовала ёхор прямо углем. Рука точно летала по листу. Казалось, образы сами проступали, являлись из какой-то незримой мистической волны, из глуби веков. Так начинался у меня большой цикл «Сибирская Азия»: шаманки, табунщики, национальные праздники степняков, древние обряды инициации. Чтобы прикоснуться к обширной и загадочной теме этносов Сибири, я испрашивала напутствия у знаменитого шамана Соднома Гомбоева из Улан-Удэ. Удивительный человек, кандидат химических наук, красавец, улыбка у него — как утренняя заря. Говорит: «Нам, шаманам, нельзя злыми быть, мы ведь должны нести добро». Вот он благословил мою работу, провел обряд, предсказывал успех. А двадцать лет спустя отыскал меня в Иркутске, навестил, привез свои книги о шаманизме.  

Портрет Соднома Гомбоева в «азиатской» серии Татьяны, конечно, есть. Но помнит она не только его, человека известного. Не забывает и скромных героев из толпы, однажды мимолетно встреченных, но оставшихся в сердце навсегда. Например, старую бурятку, заглянувшую затемно к завклубом Любе, что дала молодой художнице приют. «Ночная гостья» с холста смотрит испытующе, пристально, а в трубке, изогнутой ястребиным клювом, огонек горит, дразня и тревожа беспокойную мглу. Кажется, протяни руку — и обожжешься.

Живой, узнаваемой правдой наполнены работы Ларёвой «Смутное время, или Тени большого города». Горькой, саднящей правдой. Большинство из этих жанровых сцен и портретов писались в «лихие 90-е», тогда Татьяна нередко рисовала с натуры прямо на рыночной площади, обитатели которой знали, привечали чудачку с этюдником. Вот они, запечатленные цепким глазом живописца: «Бездомный» с собакой — парень, с которым когда-то училась в училище искусств. Бродяжка, согревающийся у костра из ящиков в «Рождественскую ночь». «Бомж» — рыночный грузчик без кола без двора. Сколько человечности, деликатного сострадания в этих картинах, созвучных гуманизму передвижников. Автор не судит и не стыдится своих отверженных героев, тихим светом печали и невольной вины освещены у нее эти «пропащие души».

— Девяностые годы у меня и в книге проходят особняком, — признается Татьяна. — Это, наверное, самая выстраданная, самая горькая и в то же время вселяющая надежду глава. Это было не просто тяжелое время. Оно обрушилось на нас как шок, как взрыв, который выбил из-под ног все привычные устои. Развалился Союз художников, реальной была угроза потерять мастерские, ускользала почва, на которой все держалось, рассыпалась единая картина мира, само пространство и время теряли свои незыблемые качества.

Художники, люди ранимые, остро и глубоко чувствующие, ощущали все это особенно мучительно. Для кого-то это стало непосильным испытанием. Сорок три художника из плеяды прибайкальских талантов не пережили этого перелома. О них я пишу с нескрываемой болью. Мятежный, бунтарский гений Бориса Десяткина, ушедшего из жизни в 48 лет, хрупкое, поэтическое дарование Сергея Коренева, нервное и тонкое искусство Александра Шпирко, безвременный закат многих других ярких талантов — вот скорбная дань земляков этому суровому периоду.

И все же, несмотря на «крушение мира», на беспощадные атаки внешнего «мрака», многие художники именно в это «смутное время» почувствовали какую-то чрезвычайную свою значимость, открыли в себе некий возрождающий нерв, осознали ответственность своего предназначения.  Даже погибая, теряя силы, они высказывались с такой предельной искренностью и глубиной, что поднимались до подлинных художественных высот.

— Татьяна Григорьевна, вы писали свой капитальный труд на протяжении двадцати лет. Кроме личных наблюдений, конечно, использовали обширные архивные данные, откуда собиралась информация?

— Многих фондов, которыми я еще успела воспользоваться, теперь уже и нет. К счастью, сохранен архив дома творчества «Челюскинское» под Москвой, где много работали наши художники. Что-то нашла в Государственном архиве Иркутской области, Архиве управления внутренних дел, многое почерпнула в архиве областного художественного музея, где я работала шесть лет и куда передала свои личные изыскания – творческие досье иркутских коллег. Будучи какое-то время заведующей выставочными залами областного отделения Союза художников, изнутри наблюдала художественную жизнь Иркутской области и, конечно, участвовала в ней, изучала делопроизводственную документацию организации.

Все, что мне удалось добыть в этом длительном поиске, я сохранила в книге, ввела в научный оборот. Вся информация систематизирована, хронологически выстроена. Если что-то упущено, несправедливо забыто, я была бы только рада, если бы искусствоведы подхватили мою эстафету, продолжили и дополнили мое исследование. Летопись искусства Прибайкалья — движущийся живой поток, она заслуживает и второго, и третьего тома. Надеюсь, за ними дело не станет.

— Художники нашего края хорошо известны и за пределами Иркутской области, иркутская живописная школа не просто выжила и состоялась, она продолжает развиваться и множить свою славу. В чем, на ваш взгляд, ее сильные стороны?

— Прежде всего, в крепких, надежных корнях реалистической традиции. Все многообразие, смелость и новизна стилистических поисков и новаций у наших земляков базируются на могучем фундаменте русского реализма, который, в свою очередь, основывается на классике итальянской школы.

Я прошлым летом съездила в Италию, еще раз ощутила могучую, неувядаемую силу изначального эстетического идеала. Микеланджело — гениальный ученик великих древнегреческих скульпторов, которым двигало стремление к совершенству. Это божественное искусство, свыше дарованное и ввысь поднимающее человека. У наших живописцев эта прививка вечного, нетленного чувствуется в самых неожиданных опытах и экспериментах.

— Вы обо всех написали с необыкновенной бережностью. Чувствуется, что старались не допустить ни малейшего субъективизма, оставляя читателю свободу оценивать и выбирать предпочтения.

— Иначе и быть не может в таком обзорном синтезе жанров, направлений, стилей, имен, каким является наше детище. Конечно, у кого-то вклад в искусство больше, у кого-то скромнее, невозможно сравнивать или противопоставлять профессионалов и любителей. История не судит. Мы пишем о достигнутом, подводим итог. Главный герой всего большого фолианта — душа творца, которая помогла каждому из названных людей выразить себя, что-то оставить нам в дар из своей сердечной сокровищницы. А мы, все, кто работал над книгой, лишь взяли на себя труд обобщить этот коллективный творческий опыт.

Марина Рыбак, «Байкальские вести».

Фото Яны Ушаковой, «Байкальские вести».

На фото: Татьяна Ларёва и ее книга;

Слева направо: Редактор книги Альбина Глюк, Татьяна Ларёва, 
фотограф Анна Ларёва (дочь автора)