Кто был «против»?

Почти все оценки «забытого юбилея» — двадцатилетия всенародного голосования о сохранении Союза ССР —  сконцентрированы на факте, что значительное большинство положительно ответило на витиеватый вопрос референдума 17 марта 1991 года. Однако более пятой части избирателей, голосовавших на территории СССР, в том числе свыше четверти россиян, не поддержали сохранение Советского Союза. В крупных городах (включая Иркутск) доля тех, кто «против», составляла, как правило, 35—40 процентов. А, например, иркутский Академгородок большинством голосов отказал Союзу ССР в праве на дальнейшую жизнь. Кстати, социология тогда четко фиксировала буквально ежедневный прирост голосов «против». И если бы референдум проводился, скажем, не в марте, а в июле 1991-го, то преимущество «союзников» было бы уже минимальным.

Чем же руководствовались те, кто голосовал «против» (в том числе автор этих строк)? Как уже сказано, весна 1991 года — время острейшей политической борьбы, прежде всего, между КПСС и разношерстной коалицией антикоммунистов. Отсюда недоверие оппозиции к любым формулировкам, включающим термины «советский» и «социалистический». Оппозиционные движения и партии (в первую очередь «Демократическая Россия») считали, что слова «обновленная» и «равноправные» в формулировке вопроса призваны лишь закамуфлировать главную задачу реакционеров: сохранение коммунизма и Советской власти.

Получалось так: голосовать «против» — значит способствовать распаду союзного государства; однако голосовать «за» — тормозить реформы и консервировать власть коммунистов. Демократическая оппозиция выбрала первый вариант, хотя, надо сказать, не без колебаний. Кстати, в Иркутске противники СССР тогда не были допущены на телевидение и радио, однако уличная (в том числе наглядная) агитация «против», да и встречи оппозиционеров в коллективах хотя и не приветствовались властью, но и не запрещались. В отличие от, скажем, референдума по объединению Иркутской области и Усть-Ордынского Бурятского автономного округа весной 2006 года (казалось бы, в «демократическую эпоху»). Пять лет назад свободный обмен всеми «за» и «против» подменили в Прибайкалье «выполнением государственной задачи особой важности» в режиме монолога на заданную тему.

Противники КПСС с большим волнением следили за судьбой второго вопроса референдума-91 — об учреждении российского президентства. Парадокс, но ответов «за» было получено почти столько же, сколько за сохранение СССР. Помнится, оппозиционеры вздохнули тогда с облегчением: главное, осязаемое — у России будет свой президент (а таковым видели исключительно Бориса Ельцина). И этот результат с лихвой компенсировал ностальгию по СССР. Уже тогда среди демократов были в ходу разговоры: мол, главное — мы выиграли российский референдум, а «союзная» затея ЦК КПСС во главе с Горбачевым обречена на провал, так как вердикт по «искусственному вопросу» явно противоречит основной тенденции («мейнстриму») развития событий.

И тогда, и сейчас к этим настроениям весны 1991 года можно относиться и позитивно, и негативно. Но — так было.

Юрий Пронин, «Байкальские вести»