Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Работаю 24 часа в сутки

01 августа, 2011

 

 

Юбилейное интервью со Станиславом Гольдфарбом

 

 

 

Трудно сказать, в каком из своих амплуа он более успешен — как ученый-историк или как организатор, как талантливый менеджер или как литературный исследователь. Во всяком случае, имя его на слуху у всех, кто умеет читать, кто хотя бы периодически держит в руках газету, книжку или заходит в сеть.

 

 

Станислав Гольдфарб — генеральный директор газеты «Комсомольская правда — Байкал», доктор исторических наук, профессор, заведует межфакультетской кафедрой в госуниверситете, выпускником которого и является; автор нескольких книг, член двух творческих союзов — Союза журналистов и российских писателей, более того —возглавляет одну из писательских организаций в области. И наверняка какой-нибудь из его титулов я пропустила. Во всяком случае, сколько у него «Золотых запятых», «Золотых перьев», дипломов и тому подобных знаков профессионального отличия — не счесть.

Мы с ним на ты — знакомы с его студенчества: третьекурсником он переступил порог редакции «Советской молодежи», окунувшись в коллектив профессионалов, где и прошел свою первую журналистскую школу. Принес первую заметку, чуть позже стал вести на страницах «Молодежки» постоянную рубрику, а по окончании университета обосновался за столом ответственного секретаря редакции...

Может, кому-то покажется: везет же человеку, все у него как-то само собой складывается, получается, удается. Но так ли это?

Станислав Иосифович рассказывает, что родился он в Харькове, с пяти лет жил с родителями в военном гарнизоне, на окраине ядерного полигона Семипалатинска, отчего очень рано, в 48 лет, умерла мама. После школы успел поработать на заводе слесарем-медником 3-го разряда, чинил музыкальные инструменты — гобои, флейты, саксофоны.

Учиться приехал в Иркутск — как сын офицера, знал об этом городе только то, что здесь стоял штаб дальней авиации.  Правда, поначалу хотел поступать... в культпросветучилище, однако директор училища посоветовала ему попытаться пойти в университет — и он успешно выдержал вступительные экзамены.

В 1974 году поступил на истфак ИГУ, а в 1987-м уже защитил кандидатскую диссертацию. Не успеваю я выразить свое восхищение, как он комментирует: по современным меркам — поздно...

— Потом была докторская, ее я защитил в 2003 году, тоже не рано. Люди защищаются, бывает, и более молодыми. И я мог защититься раньше, — но получилось как получилось. Я был карьеристом в понимании некоторых — хотел много работать, а мне это не всегда позволяли. Например, хотел преподавать —не пускали. Даже моя любимая теща Елена Ивановна Шастина, которая заведовала кафедрой в педагогическом, говорила: в моем институте тебя не будет. У нее были свои представления о том, «как надо». Тесть, Анатолий Михайлович Шастин, —крупная фигура в тогдашней литературной жизни Иркутска, возглавлял писательскую организацию, но у меня не было ни книг, ни публикаций, которые он бы «продвигал». Ничего этого не было.

— Тебя считали карьеристом, — а ты сам тогда ставил перед собой какие-то задачи, хотел чего-то добиться?

— Я всегда мечтал играть в ансамбле — любил гитару. Мы все в то время болели «Битлами», ломали телефоны, чтобы сделать звукосниматели... Но никаких особых задач перед собой я не ставил. Даже наоборот: каждый год помечал, кем я уже не стану.

К 30 годам я уже точно знал, что не стану генеральным секретарем, секретарем обкома комсомола, хотя активно работал в комсомоле, не стану министром... Но исходил я не из тщеславия, не из честолюбия. Я всегда работал двадцать четыре часа в сутки...

— Трудоголизм, я знаю, за тобой водится, — но так уж двадцать четыре? У тебя есть какой-то секрет работоспособности? Ведь у каждого человека есть и потребность отдыхать.

— Я скажу, что не умею отдыхать, — ты будешь смеяться...  Потому что отдых — это тоже умение организоваться. Лечь на диван с книжкой или часами глазеть на море — я этого не понимаю, это не для меня. Мне это скучно.

— А что для тебя — весело?

— Весело — лечь с рукописью, с материалами, с компьютером... И на ближайшие 25 лет, которые я себе отмерил, я себе нарисовал, что я должен сделать, что еще могу успеть.

— ???

— Кое о чем ты уже знаешь: вышла книга «Мир Байкала». Но это будет исторический триптих, готовлю вторую часть — «Лена-река» и третью — «Ангара-река». Я нарисовал себе такую гипотезу: мы здесь, с нашими водными ресурсами, являемся речной цивилизацией, а живем как цивилизация континентальная. Строим свою жизнь так, будто вокруг нас воды нет. Я хочу доделать этот триптих, и на работу уйдет еще лет пять.

Кроме того, я же заведую кафедрой связей с общественностью и рекламных технологий ИГУ и потому хочу написать учебник. Как оказалось, по нашей специальности учебников нет.

...На некоторое время Станислав Иосифович отвлекается — полемизирует со своими невидимыми оппонентами, утверждающими, что газета не сегодня завтра помрет. «Как она может помереть, если человек создан таким, что он видит, слышит, читает? Мы же знаем, что есть арифметика, есть Эвклидова геометрия, а есть и не-Эвклидова. Так же и здесь.  Ну видоизменится что-то...»

А потом говорим о планах, связанных с литературой, точнее — с литераторами:

— Очень хочу выпустить книжку о Левитанском, сделать книжку об Исааке Гольдберге, которого считаю выдающимся писателем, — а о нем нет, по сути, ничего. Хотел бы сделать книжку вообще об иркутских писателях, потому что считаю, что это была такая уникальная среда... Сколько знаковых имен, сколько даже чиновников вышло из иркутских писателей. Основы современной мировой драматургии оказались заложены в Иркутске — это Вампилов. Феномен Распутина с его постдеревенским миром, о котором лучше него никто не написал, — это тоже Иркутск. В советское время министерство по делам писателей возглавлял Георгий Марков — тоже Иркутск.

— У тебя уже есть готовые, изданные книги о писателях.

— Да, это «Час выбора» об Анатолии Михайловиче и Елене Ивановне Шастиных; книга о Марке Сергееве — «Не отдавайте сердце стуже»; сейчас заканчиваю работу над книгой, которая будет называться «Иркутское время Юрия Левитанского». Я бы очень хотел и об Анатолии Кобенкове книжку написать. Потому что больше — некому: в этом проявляется и недооцененность какая-то... Не бывает пророков в своем Отечестве!

— Ты когда-нибудь думал, что тебе придется возглавить писательскую организацию?

— Я, как реалист, понимаю, что в организацию того союза (имеется в виду Союз писателей России. — Авт.) я бы, конечно, никогда не попал. По ряду причин. Сейчас на все это смотрю с иронией. Свой приход в писательские начальники я понимаю как менеджерскую задачу не дать организации окончательно развалиться. Потому что, по большому счету, нужен профсоюз для защиты житейских, бытовых сторон жизни творческих людей. А руководить ими? Надо ли? Кроме того, я очень хочу, чтобы иркутские писательские организации воссоединились, как это было раньше. Единой организацией жить будет намного легче.

А так... Если писатель ежечасно думает о хлебе насущном, о том, как прокормить семью, приглашать его на бесплатное выступление, предлагать безгонорарную публикацию по меньшей мере некрасиво, даже как-то подловато. А сегодня сложилась система, когда творческие организации не выживают, хотя — общество этим пользуется, власть — пользуется... И слава богу, человек сегодня еще не разучился читать, думать, любить...

Вот царь-батюшка понимал, кто такой Александр Сергеевич Пушкин, а у нас писательский люд доведен до ручки. Спасибо губернатору, те премии, которые нынче выплачиваются, иного автора год могут кормить. Но ведь лауреатов не может быть много.

— Вернемся к твоему образу жизни. 24 часа в сутки работать — это, конечно, хорошо, но получается, что у тебя не бывает ни каких-то рыбалок, ни досуга...

— Если меня зовет кто-то — поехали на пару дней на турбазу, — я с радостью поеду. Но планировать «беру удочку, иду на рыбалку» — такого нет. Я, конечно, не монстр какой-то, который напивается кофе до одури — и работать. Я, вообще-то, нормальный человек, в двенадцать-в час ночи ложусь спать, в полшестого-в шесть встаю, и мне хватает.  Особенно хорошее время с шести утра до девяти. Все спят, можно работать. Мне не надо как-то особо готовиться, сажусь и работаю.

— Ты, говорят, и в самолете сидишь с компьютером на коленях.

— Да везде, у меня столько компьютеров... У меня, пардон, даже в туалете стоит компьютер. Я выстроил технологию своей работы. Я не могу долго работать над чем-то одним.

— На разных компьютерах — разные рукописи?

— Все пишущие работают по-разному. Я знаю больших писателей, которые запирались и пока не закончат какую-то книгу, какую-то вещь, не выходили из дому. Это определенный психотип. У меня по-другому. Не могу часами просиживать над чем-то одним — я от этого дурею. Я в свое время много сидел в архивах, работал с материалами, и эта усталость, конечно, копится... Но если я делаю учебник —это один набор источников, и сосредоточено все за одним столом. Завтра надо выступить на конференции — сажусь за другой стол, где все к этому готово. И так могу неделями и месяцами по кругу ходить. А самое счастливое время для меня — 1 января.

— Чем же?

— У меня, как правило, работа длится год, два... А каждое первое января я разгребаю стол. Работа завершена, пространство расчищено для новой работы, я счастливый человек. Остается компьютер, бумага, ручка. Я готов к новому.

— Здесь, в редакционном кабинете, у тебя огромная библиотека, — это же не просто так?

— Эта библиотека — специально для коллектива «Комсомольской правды».

— А сотрудники заходят сюда?

— Заходят, а тех, кто не заходит, я сюда загоняю. Могу сказать, весь мой коллектив классику прочитал. Вот Бунин стоит, Стендаль, Гюго... Мопассан, Марк Твен, Конан Дойл, «всемирка»... В нашей профессии надо обязательно читать.

— Кто бы спорил. Сам ты, насколько я знаю, написал одну художественную вещь — повесть для подростков «Золотая кариока». Есть что-то еще в планах, на столе, в компьютере?

— Есть одна повесть... Дал одному писателю почитать — он скривился: по-моему, говорит, для детей надо писать по-другому. Дал другому — говорит, понравилось. Я человек очень сомневающийся. А называется эта вещь — она тоже детская — «Пионовая поляна». События — на Байкале.

...Вспомнили и совместную, написанную с Олегом Желтовским книжку — «Необычайные приключения спортсменов в Иркутске» — а также то, что Никита Михалков по ней фильм снял, «Сибирский цирюльник».

— Именно ваша книжка легла в основу киносценария?

— Утверждать, что именно эта книжка взята за основу, — это будет и правда, и неправда. Никита Михалков — большой художник, он многое менял. Но то, что он ее держал в руках, что я ему четыре часа рассказывал на камеру про эту книжку, — это правда. Я ему про эту машину говорил, которая по тайге может идти и крушить все на свете, — и это тоже вошло в фильм. Есть еще какие-то узнаваемые детали. Они мне предлагали быть научным консультантом...

— Что ты в людях ценишь больше всего?

— Люблю умных собеседников. Не люблю людей, которые обманывают, говоря по-нынешнему — кидают. Очень не люблю тех, кто, будучи твоими друзьями и не без твоей поддержки достигают определенных высот, вдруг напрочь тебя забывают, не узнают... Очень не люблю бездельников. Не нравится мне, когда люди ничего не хотят, ни к чему не стремятся, ничего не добиваются...

Мне страшно не нравится, когда человек мало зарабатывает. У меня в конторе если человек мало зарабатывает, я непременно интересуюсь, почему.

— Может, ему просто мало платят?

— У нас платят не мало, а по труду. И если рекламщик, скажем, зарабатывает меньше, чем мог бы, я считаю, это ненормально. Мне кажется, сегодня люди должны хорошо зарабатывать и жить получше, потому что есть такая возможность.

— Были в твоей жизни ошибки, проколы, которых ты стыдишься?

— Проколов было множество — я живой человек, но так, чтобы сильно стыдно было, — не помню. В карман никому не залез, никого, по большому счету, не подводил. Что-то, может, сделал бы сейчас по-другому.

— А чем можешь гордиться?

— У меня отличная семья, дети — все как у людей. Я знаю, что делаю свою работу нормально. Насколько могу — не халтурю. Все время что-то строим, придумываем. Нередко — такое, что и Москва идет по нашему пути.

Мы первыми в нашей системе купили офис для «Комсомолки», чем за 15 лет сэкономили много средств. В небольшом городе я умудрился построить большую типографию. Газета, в которой работаю, — лидирующая. Мы первыми открыли телевидение, чего у 99 процентов печатных СМИ просто нет, пресс-центр, который у нас стал инструментом для работы.

Мы первыми запускаем коллекции — мягко говоря, я причастен к внедрению самой идеи распространения таких коллекций.  Сейчас думаем открыть сеть фирменных кафе «Комсомольской правды», где вся «сувенирка» будет продаваться, газеты, плюс Интернет и чашечка кофе. В таком ключе Coffee-book еще никто не делал. К концу года, надеюсь, появится и радиостанция «Комсомольская правда». Идей много, успеть бы сделать побольше...

— Что же, желаю тебе успеха — это в твоем стиле! И от имени всех твоих читателей и твоих коллег поздравляю с 55-летним юбилеем!

 

Любовь Сухаревская, «Байкальские вести».
Фото автора

 

 


Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии