Александра Коллонтай: женщина на вершине Октября

В состав первого советского правительства входила единственная женщина — Александра Михайловна Коллонтай. Ленин  30 октября 1917 года вручил ей написанное на бланке Петроградского революционного комитета удостоверение: «Республиканское правительство Совет Народных Комиссаров уполномочивает тов. А. Коллонтай народным комиссаром общественного призрения. Председатель В. Ульянов (Ленин)».

Девушка из «бывших»

В 1974 году Институт марксизма-ленинизма, согласно завещанию Александры Коллонтай, опубликовал ее дневник. Материалы  дневника и другие ее работы стали основой этой статьи о незаурядной личности, активной деятельнице российской истории XX века. Александра Коллонтай — дочь генерала Михаила Домонтовича, представителя старинного дворянского рода, восходящего к Рюриковичам. «Родилась я в 1872 году и выросла в семье помещичье-дворянской. Отец был генерал, украинец родом. Мать — финляндская уроженка, из крестьянской семьи. Детство и юность провела в Петрограде и Финляндии. Как младшая в семье и единственная дочь, я была окружена заботой всей нашей многочисленной семьи с ее патриархальными нравами. В гимназию меня не пустили — боялись, что там я столкнусь с «неподходящим элементом». В 16 лет я сдала экзамен на аттестат зрелости и стала посещать частные курсы и лекции профессоров истории, литературы и т. д. Вышла я замуж очень рано (в 19 лет. — Прим. авт.), отчасти в виде акта протеста против воли родителей» (Автобиография).

Избранником Александры стал троюродный брат, офицер русской армии Владимир Коллонтай. С начала 1890-х годов началась и политическая деятельность Коллонтай. В 1896 году она вместе с Еленой Стасовой собирала финансовые средства для бастующих текстильщиков, читала статьи российских марксистов в журналах «Начало» и «Новое слово». «Тогда, — вспоминает Коллонтай, — я еще не была сторонником Маркса, а скорее склонялась к народничеству и терроризму».

После развода Александра Коллонтай, оставив пятилетнего сына у родителей, уезжает в Швейцарию. «В Цюрихе я поступила в университет к профессору Геркнеру, чья книга о рабочем движении меня заинтересовала.  (Речь идет о книге «Arbeiterfrage» — Прим. авт.) Было характерно, что по мере того как я углублялась в область изучения законов экономики, становилась все более и более «ортодоксальной» марксисткой, а профессор Геркнер становился все более правым, став настоящим ренегатом. Мой профессор вторил Бернштейну, пел ему дифирамбы. Я решительно стала на сторону «левых», увлеклась Каутским, зачитывалась его журналом «NeueZeit» и статьями Розы Люксембург, особенно ее брошюрой «Социальная революция или социальные реформы», где она разбивала теорию Бернштейна» (Автобиография).

Большая политика и большая любовь

Вернувшись на родину, Коллонтай увидела: «Медовый месяц объединения легального и подпольного марксизма пришел к концу. Легальный марксизм отходил открыто в сторону защиты крупного промышленного капитала. «Левое» крыло уходило в подполье, все решительнее защищая революционную тактику пролетариата». Двадцатисемилетней революционерке запомнился ее первый диспут с теоретиком легального марксизма Петром Струве на квартире Стасовых: «Струве делал доклад о Бернштейне. Публика была избранная, доклад был воспринят сочувственно, с полным одобрением. Я взяла слово. Дали мне его неохотно, как лицу мало кому известному. Моя слишком горячая защита «левых» была встречена общим неодобрением и даже негодующим пожиманием плеч. Кто-то нашел, что выступать против Струве — неслыханная дерзость, другой считал, что подобное выступление на руку «реакции», третий — что мы уже переросли «фразы» и должны стать трезвыми политиками».

Спустя два года Коллонтай снова за границей. Она позднее вспоминала: «У меня здесь завязались личные связи с Каутским, Розой Люксембург, Лафаргами в Париже и Плехановым в Женеве. В журнале Каутского «NeueZeit» появилась моя статья о Финляндии, написанная в марксистском духе, она встречена была сочувственно подпольными работниками и неодобрительно со стороны многих легальных марксистов». А вскоре у нее, по ее словам, началась «большая любовь» с известным экономистом-аграрником Петром Масловым, о чем вновь поведал дневник: «Мне нравилось, что среди ласк и поцелуев мы разбираем вопросы земельной ренты, производительных сил  аграрного сектора, о разделе земельных наделов». Так были разработаны основы программы муниципализации, ставшие большевистским декретом о земле. Дальнейшую разработку революционных преобразований голубоглазая брюнетка продолжила с любимцем Ленина, потомственным пролетарием Александром Шляпниковым: «Саня для меня не просто Саня, а кусочек пролетариата, олицетворение его».

Весной 1917 года, вернувшись в Россию, Коллонтай стала  членом исполкома Петросовета, а в августе, на VI съезде большевиков,  была избрана в ЦК. Эмоциональная и привлекающая к себе публику, она была одним из сильнейших большевистских ораторов. Переход на большевистскую позицию полуанархистского  Центрального комитета Балтийского флота произошел  благодаря пламенной агитации Александры Коллонтай. Она сумела «сагитировать» и главу Центробалта: двадцативосьмилетний Павел Дыбенко стал ее мужем.

Острым вопросом для большевистской власти стал вопрос о сепаратном мире с Германией. На VII съезде РКП(б) Коллонтай выступала против Брестского мира: «Этот мир едва ли будет представлять нечто большее, чем бумажку, которую подпишут обе стороны, с тем чтобы ее не соблюдать. Мы чувствуем, что империалистическая война окончена, сейчас начинается новая война, война красных и белых. И мы должны использовать этот момент, создавая интернациональную революционную армию. И если погибнет наша Советская Республика, наше знамя поднимут другие. Да здравствует революционная война!».

Звезда «пролетарского эроса»

19 марта 1918 года Коллонтай была освобождена от должности наркома. Она, будучи членом комиссии при ЦК РКП(б) по работе и агитации среди женщин, вела активную пропаганду новых коммунистических отношений. Коллонтай была уверена, что вслед за социальной грядет сексуальная революция. Главным ее направлением было «революционизирование» семьи, «разрушение старой буржуазной морали».

В сентябре 1918 года был принят кодекс о семье и браке, одним из его авторов была Александра Коллонтай. Четыре главных положения делали кодекс по-своему революционным: признавался только гражданский брак (церковный отменялся); расторжение брака становится свободным, если его требует одна сторона — разводит суд, если две — ЗАГС; дети, оставшиеся после развода, становятся «достоянием республики»; ликвидируется понятие «незаконнорожденных детей». Семейный кодекс «уничтожил» закабаление женщин, уравняв ее в правах с мужчиной.

Одновременно велась активная пропаганда новых взглядов на половую жизнь, которые должны были привести к внутренней эмансипации женщины. Широкую известность приобретают идеи «свободной любви» Александры Коллонтай, что вызвало даже озабоченность Ленина. В беседе с Кларой Цеткин он с тревогой отметил: «Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что в коммунистическом обществе удовлетворять половые стремления и любовные потребности так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой «теории стакана воды» наша молодежь взбесилась. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем».

Столкновение взглядов Ленина и Коллонтай носили тактический характер: Ленин считал, что революционные преобразования требуют от масс напряжения сил, Коллонтай же полагала, что революция уже победила и надо использовать «пролетарский эрос» для разрушения буржуазной морали. «Надо научить людей, вернее новое трудовое человечество, понять, что в любви не должно и не может быть «права» на другого. Буржуазная психология воспитала в нас привычку смешивать чувство любви с чувством права на того, кто любит тебя и какого сам любишь. Первое ласкательное, которым обмениваешься при первом поцелуе, — это «мой» и «моя»! Если отпадет, атрофируется это представление, это смешение понятий, на три четверти уменьшится горечь ревности. В будущем любовь будет разлита ко всем. К половой особи — чистый Эрос, без примеси привычки «преклонения», жалости и др. превходящих эмоций, искажающих Эрос» (Дневник, 3.06.1923).

А ему измены не простила…

В июле 1919 года Коллонтай приехала в Крым к мужу, где тот выполнял обязанности народного комиссара по военным и морским делам Республики Крым. Узнав о его неверности, она немедленно покинула Крым, оставив Дыбенко короткую записку: «Павел! Забудь меня. Воюй за наше светлое коммунистическое будущее, за счастье пролетариев всех стран». После разрыва с Дыбенко Коллонтай напишет серию рассказов под общим названием «Революция чувств и революция нравов». Последний рассказ заканчивается призывом: «Жить и любить. Как пчелки в сирени! Как птицы в гуще сада! Как кузнечики в траве».

После окончания Гражданской войны Александра Коллонтай многие годы посвятила дипломатической работе, став первой советской женщиной-дипломатом, точнее, полпредом в Норвегии, Мексике, а затем, с 1930-го,  в Швеции. В 1944 году, после установления в СССР дипломатических рангов, стала чрезвычайным и полномочным послом в Швеции. С 1945 года Коллонтай — советник МИД. Умерла 9 марта 1952 года, за год до смерти Сталина.

Владимир Томилов, кандидат исторических наук,
специально для «Байкальских вестей»