Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Дорогой длинною…

31 марта, 2011

 

 

 

Александр Вертинский, его судьба, его песни


Скептик во фраке

Двоечник и шалопай. Александр Николаевич Вертинский родился в Киеве 9 марта (21-го по новому стилю) 1889 года. Его отец, Николай Петрович Вертинский, адвокат и журналист, был выходцем из семьи железнодорожного служащего, а мать, Евгения Степановна Сколацкая, — из дворян. Александр и его сестра Надежда родились вне брака, и только через несколько лет родственные отношения были узаконены их родным отцом.

В 1892 году умерла мать, а через два года — отец. Александра взяла на воспитание сестра матери, Мария Степановна.

В девять лет Саша поступил в престижную Первую киевскую Александровскую императорскую гимназию. Однако через два года его исключили и перевели в обычную, Четвертую киевскую классическую гимназию. Учился он плохо и не отличался хорошим  поведением. Сашу Вертинского, «двоечника и шалопая», не любили в семье, не уважали в гимназии. Он никому не был нужен. По распоряжению тети строптивого подростка «воспитывали» дома  нагайкой.

По словам А.Макарова, биографа Вертинского, в киевской гимназии Александр так и «не доучился».

Скиталец-аристократ. Вертинский не знал, кем он будет и что его ждет в этой жизни. Однажды он купил на толкучке подержанный фрак и постоянно ходил в нем, с «лицом молодого гения». В компании таких же неприкаянных и ничем не занятых молодых людей, в которую входили Казимир Малевич, Марк Шагал и другие, он проводил время в дешевом кабачке в бесконечных разговорах, в поисках смысла жизни и своего пути. Вертинский работал грузчиком, корректором, бухгалтером, писал театральные рецензии, рассказы, печатался в газетах.

Репутация неприкаянного поэта, скитальца, бродяги, никак не связанного с пошлым мещанским бытом хотя бы уже потому, что этого быта у Вертинского просто не было, сопутствовала ему, а потом стала его судьбой. В то же время он был, или даже точнее — стал, аристократом, выковал в себе этот стиль и пронес его через всю жизнь. Вертинский умел сохранить лицо в любой ситуации — и в компании коронованных особ, и среди мошенников и воров. В будущем это умение ему не раз пригодилось.

В Киеве стало ясно только одно: жить так серо, скучно, бездарно дальше нельзя, надо что-то делать. И он отправился на поиски лучшей жизни.

 

 

 


 

25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года, в день Великой Октябрьской революции, в Петровском театре в Москве состоялся бенефис «любимца московской публики» Александра Вертинского. Изысканные гости осыпали артиста цветами и подарками. После концерта пили шампанское. Цветов было так много, что пришлось нанять трех извозчиков, чтобы отвезти их домой. По дороге на квартиру сделали остановку возле памятника А.С.Пушкину. Ехать дальше было опасно: впереди слышалась стрельба. Вертинский приказал сгрузить цветы к памятнику Александру Сергеевичу и отправился к себе пешком.

Он не принадлежал к числу тех служителей Мельпомены, которые радостно приветствовали большевиков. Но он не отличался и ненавистью к новой власти. Вертинский пел о людях, о любви... В те революционные годы политические ассоциации порой брали верх над остальными. Его песня, посвященная Вере Холодной, воспринималась как панихида по старой России…


 

Ваши пальцы пахнут ладаном

Ариэтки. В 1910 году Вертинский приехал в Москву. Поселился в номерах на улице Тверской. Позже снимал каморку неподалеку от Страстной (Пушкинской) площади. Он стал посещать литературные вечера, познакомился с Владимиром Маяковским, Александром Ханжонковым.

В 1912-м Вертинского, по его воспоминаниям, взяла на работу в Мамоновский театр миниатюр хозяйка театра М.Н.Арцыбушева. Она рассчитывалась с ним за работу «борщом и котлетами». В театре Вертинский был рассказчиком, чтецом, актером. Здесь он впервые выступил как певец, точнее, как автор-исполнитель: стихи и музыку он сочинял сам. Его песенки — ариэтки — понравились слушателям. Ему положили жалование 25 рублей в месяц. Музыкальной грамоте и вокалу Вертинский, как и многие барды уже советской эпохи, специально не учился.

В следующем году Вертинский попытался поступить в труппу МХАТа. Его не приняли. По одной из версий, отказал ему сам Константин Сергеевич Станиславский: Вертинский не выговаривал «р».

Понюшка пленительного снега. Песни маэстро были печальны, и не только в юности — они были печальны всегда. Некоторые причины этой «творческой» печали оставались постоянными, другие с годами менялись. У него еще не было своего «лица», своего жанра, но были надежды. Александр Николаевич только начинал путь «бродяги и артиста» и, конечно, не знал, что навсегда останется постояльцем гостиниц, что его домом станут кабаре и рестораны. В Москве в определенных слоях царили декаданс, мода на упадок, увядание, тлен — он вращался в этой среде. Настроение диктовали и обстоятельства собственной жизни.

Вертинский попал в круг нищих, но честолюбивых покорителей златоглавой, баловавшихся не только спиртным. В моде был кокаин. Его, как обычные папиросы, носили с собой литераторы и актеры. По словам А.Макарова, на «понюшку пленительного снега» попался и Вертинский. Это продолжалось больше года, а может быть, и несколько лет.

Однажды утром, выглянув в окно мансарды в своей съемной квартире, Вертинский увидел, что крыша под его окном «усыпана белыми бумажками» — пакетиками от порошка. Наверное, в этот момент он и принял решение поставить точку, навсегда вычеркнуть кокаин из своей жизни. Вертинский собрался и отправился к врачу на трамвае «А». Глядя в окно, Александр заметил, что бронзовый Пушкин вдруг спрыгнул с пьедестала и пошел вслед за трамваем. Врач, профессор Бажанов, этому рассказу не удивился. Он заметил, что если пациент не остановится, то увидит еще и не такое.

Вертинский нашел в себе силы отказаться от наркотика. Доказательство — его дальнейшая жизнь: десятилетия бесконечных гастролей, концертов, которые требовали недюжинного здоровья.

Я не знаю, зачем и кому это нужно. 19 июля (1 августа) 1914 года началась Первая мировая война.  Вертинский продолжал выступать. Он выходил на сцену театра в образе Пьеро — печального шута. Увидев однажды на Арбате, как переносят раненых в госпиталь, Александр бросился на помощь и остался работать в госпитале. А чуть позже добровольно отправился в санитарном составе — госпитале № 68, под именем «брата Пьеро», ухаживать за ранеными.

В январе 1915-го он вернулся в Москву — узнал, что умерла сестра. По слухам, от передозировки кокаина.

Он вновь стал выступать, теперь уже преимущественно в Петровском театре на Петровских линиях в образе белого и черного Пьеро. Темы его песен и его сценический образ совпали с историческим моментом в судьбе России — преддверием ее краха. В течение одного сезона Вертинский стал популярен. Он гастролировал по югу России, был в Петрограде. И позднее, в годы революции и Гражданской войны, Вертинский оставался верен своему миру, своему стилю жизни. Он дышал в унисон со своей публикой — остатками «света и полусвета», которые не хотели и не могли вписаться в «новую жизнь». Это были его герои. И сам он — на сцене меланхоличный Пьеро — был частью этого мира. Его не волновала политика, он переживал не за красных или белых, хотя по стилю жизни тяготел к белым, а за человека и его судьбу.

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть…

— пел Вертинский.

 

Чужие города

Черная роза. Незадолго до «великого исхода элиты» русского общества из России в Ялте, Севастополе, Алуште и Феодосии собралась «вся Россия». Здесь был и Вертинский.

В ноябре 1920 года он вместе с толпой людей разных сословий поднялся на борт парохода «Великий князь Александр Михайлович» и отправился из Севастополя в Константинополь.

По прибытии остановился в хорошем отеле европейской части города. Вскоре начал работать. Совместно с С.Сарматовым он открыл «Русский трактир», но компаньоны не поладили меж собой. Вертинскому помог знакомый ему еще по Петрограду Нуриддин-Бей,  слывший в Турции деловым человеком. Он открыл для Вертинского кабаре «Черная роза». Вертинский освоил репертуар, стилизованный под цыганский, который пользовался большой популярностью.

Весь цвет русского Константинополя бывал в «Черной розе». Посещал ее и генерал Слащов, еще вчера — воин, диктатор. Он послужил Михаилу Булгакову прообразом генерала Хлудова в пьесе «Бег». В кабаре заходил и английский адмирал Бристоль с супругой, а турецкий султан приглашал Вертинского к себе во дворец «Ильдиз-Киоск». Выступал он и в «Стелле» — загородном саду с рестораном на берегу Босфора.

На первый взгляд все было хорошо, а на самом деле — «все не так, как надо». Турция вскоре стала утомлять его: чужая страна, другая ментальность. Вертинский по греческому паспорту едет в Румынию.

В степи Молдаванской. Он гастролировал в Бессарабии — в Бендерах, Сороках, Аккермане и других преимущественно русскоязычных городках. В Кишиневе его вызвали в жандармское управление и отправили в Бухарест, а в Бухаресте — посадили в тюрьму. Причина — не понравились его песни: они якобы возбуждают прорусские настроения. А может быть, он просто не поладил с влиятельной дамой и поплатился за это. Сидел в камере с карманниками и аферистами. Подружился с вором в законе — Вацеком, о чем позже написал в мемуарах.

Из заключения Вертинский вышел без копейки денег. Он был вынужден выступать в низкопробных кабаках Бухареста, а затем перешел в ресторан рангом повыше — «Альказар». Однажды в «Альказар» зашел Вацек. Знакомый Вертинского обрадовался встрече, велел угостить всех артистов за свой счет, а Вертинскому, как старому другу, подарил тридцать тысяч. У артиста появилась возможность покинуть Румынию.

И Вертинский уехал в Польшу.

В парижских ресторанах. Варшава приняла его хорошо. Были интересные встречи, рождались новые песни, появились деньги. Из Польши он уезжал на гастроли, возвращался. По словам А.Макарова, Вертинский прожил здесь четыре года, даже впервые женился на красавице Рахили, но брак был недолгим. Все складывалось замечательно, вот только певец не хотел становиться польским артистом.

Покинув гостеприимную родину Шопена, вероятно, в 1927 году, Вертинский уехал в Берлин. Здесь с помощью «влиятельной русской дамы» открыл кабаре под названием, как и в Константинополе, «Черная роза», которое просуществовало до 1933 года.

Вероятно, в эти же годы Вертинский выступал и в Париже. Более того, в своих интервью, которые спустя некоторое время артист давал в США, он говорил о том, что постоянно живет в Париже.

Так вот, в Париже Вертинский выступал в русских ресторанах — в «Новом московском Эрмитаже» на улице Комартен с Надеждой Плевицкой и Юрием Морфесси, пел в ресторане «Казанова», который посещали нефтяные магнаты, царствующие особы и артистическая элита — Чарли Чаплин, Марлен Дитрих, Грета Гарбо и другие.

В Париже он встречался и поддерживал дружеские отношения с Анной Павловой, Тамарой Карсавиной, Федором Шаляпиным. Внешне все снова было хорошо. А в душе — печаль: мишура кабаков, одиночество, туманное будущее не радовали его.

Александр Маджаров, специально для «Байкальских вестей».
На фото: Александр Вертинский — рыцарь печального образа

Окончание следует.

 

 


Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии