Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Чарующая радость жизни

17 октября, 2016

В Галерее Виктора Бронштейна открылась персональная выставка известного художника-живописца Владимира Максимова «Пространствие»

В большом, наполненном воздухом пространстве галереи выставка завораживает, а картины Владимира Максимова, музыкальные по своей сути, очаровывают. Одни звучат как мощный орган, другие — как импровизация в стиле джаз, третьи — очень тонко, будто на одной струне, а иные — многоголосо, как симфония оркестра.

4.jpg

На открытии меня познакомили с Владимиром Максимовым — очень моложавым, стройным, даже изящным человеком с приятной улыбкой. Его взрослый сын, стоявший рядом, выглядел почти ровесником отца. Всех, кто подходил к художнику с поздравлениями, он радушно приветствовал, вел себя просто, скромно, правда немного устав от суеты, шума, от трудоемкой подготовки к открытию выставки, и когда получил в руки микрофон от ведущего, не сразу понял, что с ним делать. Понятно, что «этот инструмент» — инородное тело в его руках, он совсем не оратор, и ему привычней держать кисти и краски.

— Человек рождается на свет, у него есть папа и мама, которые заботятся, воспитывают, растят, — начал Владимир Максимов. — Потом в его жизни встречаются учителя, что очень важно, и тому, кому на пути выпадает встреча с хорошим педагогом, это огромное везение и счастье. Я родился на Урале, и у меня в художественном училище был такой педагог, это Николай Павлович Устюжанин — замечательный живописец, «певец родного края», как его называют земляки, сравнивая с писателем Бажовым, тоже уральцем, воспевшим наши края в литературе.

Вообще изначально я профессиональный специалист по фарфору. Во время учебы в институте, помимо обычной художественной работы, много творческих сил было направлено на обдумывание образа: почему такая форма у сервиза, о чем она говорит? И эта методология, когда ты изначально думаешь не только о цвете и форме, но и о содержании, заложена именно учебой. Отсюда и некая декоративность, которая есть в моей живописи.

Когда я слушала Владимира Максимова, то подумала, что в жизни порой очень важен совет профессионала, просто неравнодушного к тебе, чуткого человека, какой-то импульс от него. Он может пробудить таящиеся до поры, невостребованные силы, резервы, вскрыть глубину. И когда эти силы пробуждаются к жизни, они несут иное качество, энергию, мощь, раскрывают талант человека во всем его многообразии и красоте, и тогда «случайная» встреча становится судьбоносной.

Проходя от картины к картине, вглядываясь в его работы, погружаюсь в творимый им мир, может, тот, который приходит в снах или сочиняется из того, что он видит вокруг, преобразуя в своем мироощущении, воображении, дополняя фантазией. И этот мир оживает, наполняется светом, энергией мастера, пронизывается космическими лучами, обретает осязаемые черты.

— В своих работах ты обнажаешься, раскрываешься и показываешь, что у тебя внутри, из чего ты состоишь, — говорит художник, — поэтому каждая выставка — это ответственный момент и очень личный, интимный.

5.jpg

Собственно говоря, кроме своих полотен, художнику нет надобности объяснять что-то дополнительно своим зрителям, все сказано и показано в его работах: его внутренний мир, чувства, ощущения, любовь, отношение к людям, к жизни, к миру. А уж зритель, погружаясь в атмосферу творчества, сам выходит на одну волну с художником или не выходит, ведь у каждого свои созвучия.

Вот его «Нити космических дождей» — вполне инопланетный пейзаж. Его верхняя часть усеяна мягкими округлыми комочками, по форме похожими на страусиные яйца, на фоне «космического» неба, переходящего из сизовато-голубого в зеленое. И из этих комочков вытягиваются тонкие пушистые нити, наматываясь на три веретена. От них исходит невидимый космический свет и тепло, которые, попадая в рыжую марсианскую почву, выращивают огромные одуванчики. Эти одуванчики вырастут, разлетятся по всей вселенной, неся в себе зародыш божественной тайны жизни, ее зарождения. Не от них ли возникла и наша планета?

Пока я фантазировала по этому поводу, слово для приветствия и открытия экспозиции взял Виктор Бронштейн, которому выставка Владимира Максимова показалась созвучной театральному действу:

— Радостно видеть знакомые лица. Приятно, что вы все снова с нами на замечательной выставке прекрасного художника, который создает свой мир, не похожий ни мир других живописцев Иркутска, да и не только Иркутска. Им создана своя вселенная. Она вызывает определенные ассоциации; например, у меня — ассоциацию театра одного актера, где абсолютно все исполняет он один — художник.

…И если Виктору Владимировичу выставка напомнила театр, то кого-то она вернула в детство, в прошлое, кого-то — в прежний, уходящий Иркутск, кто-то увидел на иных картинах симфонию звуков, а я фантазировала на тему космоса, неба. И каждый нашел здесь то, что было созвучно ему.

Подхожу к полотну «Рождество», которое организаторы разместили в небольшой нише, создав атмосферу полузамкнутого камерного пространства. На голубом фоне холста прозрачное хрустальное дерево с кроной-куполом слегка потрескивает на морозе, издавая тонкий звон. От голубого, сине-холодного, перламутрового цвета не веет льдом, но любовью и нежностью. Отрывистые мазки создают впечатление эффекта легкого движения и дыхания. Люди высыпали из маленьких домиков на улицу, выстроившись хороводом в правом углу полотна приветствовать чудо явления в мир Спасителя. Они жестикулируют, протягивают руки к небесам, откуда льется тихая музыка, и небесное смешивается с земным.

А вот танцующие «Груши» в живописной манере импрессионистов. Плоды не просто лежат на блюде или висят на ветках, для Максимова это было бы слишком банально. Они кружат в танце, как большие мотыльки, двигаясь где-то размеренно и плавно, где-то ритмично и импульсивно, ускоряя темп, и оттого полотно будто качается и плывет.

Можно много говорить о родственных темах и лейтмотивах в работах Максимова, о разносторонности художника, о неординарности его взгляда на обыденное, но вновь и вновь мы возвращаемся к его непрерывной цепи: было – есть — будет.

7.jpg

Полотно «Ольхон», на котором центральную его часть занимает маленький нерпенок с удивленными глазами-блюдцами, лежащий брюхом на каменистом дне, а спину подставив тонконогим чайкам-охотницам, высматривающим в воде рыбу. Каждый занят своим делом, и никто никому не мешает жить. Или вот «Симфония весны», наполненная лирическим, поэтическим чувством. Мазок художника словно вибрирует, оттого создается впечатление легкого марева, дымки, иллюзия свечения воздуха. Или «текучее» полотно «Аршан», заполненное желтизной летнего горячего солнца на контрасте с белыми холодными камешками, которые веками шлифуют стремительные воды Кынгарги.

Любая работа мастера — это восторг перед рождением чуда. Он словно говорит нам всем: «посмотрите на эту землю, как добр и лучезарен мир, пронизанный звенящим, серебристым светом».

Вот его «Пробуждение». В золотом сиянии дева-птица на тонких птичьих ножках-паутинках с жемчужинками на коготках. Поворот ее головы развернут горизонтально, будто уложен на подушку, а тело птицы — вертикально. Кроток и одновременно лукав ее взгляд, а оперение головы, переходящее в нежные, как пух, крылья, воздушное, чешуйчатое, светящееся нимбом над челом неведомой девы-птицы. Приходит на ум древнеславянская мифология: Сирин, Алконост, Гамаюн… Всех не вспомнишь. Какая из птиц на полотне художника?

«Лик у них женский, тело птичье, а голос сладок, как сама любовь», — говорится в древних легендах. Услышавший пение этой райской птицы от восторга может забыть все на свете. Эти вещие птицы поют людям божественные песни и предвещают будущее тем, кто умеет слышать тайное и смотреть в завтрашний день. Счастлив человек, увидевший эту птицу.

И совсем не важно, навеяна ли мифологией эта птица или что-то иное послужило прообразом, импульсом мастеру. Главное, что его воображением создан мир, который затягивает, очаровывает, завораживает. И ты становишься невольным свидетелем чего-то сокровенного, внятно слышишь голос художника, проникаешь в его тайны, в его душевный опыт, в музыку его полотен.

Все работы Владимира Максимова светоносны, несут ощущение радости, любви, нежности и красоты в наш безумный, безумный, безумный мир.


Владимир Максимов родился в Курганской области. После окончания в 1988 году декоративно-прикладного отделения Красноярского художественного института работал в сфере художественной керамики, затем обратился к станковой живописи.

Но к живописи Владимир пришел не сразу. Вот как сам художник объясняет переход от специалиста по керамике и фарфору к живописцу и кто был тому причиной:

— Однажды случайно по телевизору я увидел сюжет об открытии графической выставки Даши Намдакова в Иркутске. Это было в 2000 году. К тому времени я тоже жил в Иркутске. На другой день я пошел на эту выставку, потому что она меня чрезвычайно заинтересовала, такие легкие и необычные рисунки, что-то совершенно новое было в них, что-то необычное. На выставке был Даши. Я подошел и познакомился с ним. Ничего подобного – чтобы вот так знакомиться — ни до, ни после я не делал. И пока шла в течение какого-то времени эта выставка, я ходил туда через день и все смотрел, смотрел… Она меня завораживала. Самое интересное, что там постоянно были одни и те же люди…

Это знакомство стало импульсом к переменам в моем творчестве, новой точкой отсчета. Три года мы проработали, можно даже сказать, прожили вместе… У Даши была мастерская на улице Уткина, у меня рядом, на улице Энгельса. И как-то Даши предложил переехать к нему, объяснив это тем, что мастерская большая и ему не надо столько места. А я как раз только отремонтировал мастерскую на Энгельса, сделал полы, предварительно завез туда три машины гравия… Мастерская была в полуподвальном этаже, и чего там только не было: вода стояла, крысы бегали… И вот, вложив столько труда и средств в то, чтобы привести помещение в порядок, создать там рабочую обстановку для себя, я бросил все и переехал к Даши. Так мы стали работать вместе.

Первое время я просто смотрел, что и как он делает. И то, как из эскиза-почеркушки рождалась скульптура, этот язык образа и пластики, это была просто поэзия. И все это он делал как-то очень спокойно, размеренно, не спеша. И при этом работа рождалась за день.

Именно Даши мне сказал: «Володя, у тебя такая классная живопись, тебе надо картины писать, а ты тратишь время на свои эскизы керамики, никому сегодня не нужные, и складываешь их в стол. Бросай ты это, ты же живописец». И я послушал совета Даши. У меня был такой энтузиазм, потому что, глядя на него, тоже работалось очень легко.


Лора Тирон, «Байкальские вести».

Фото пресс-службы Галереи Виктора Бронштейна

 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии