Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

«Кого надо, того и убили»

24 ноября, 2014

 

 

80 лет назад, 1 декабря 1934 года, произошло одно
из наиболее загадочных, таинственных, зловещих
преступлений в мировой и отечественной истории.
Его жертвой стал ближайший соратник Иосифа Сталина,
первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б)
Сергей Киров

Убийство Кирова по своей мотивации и организации было «сложносочиненным», масштабы и решительность «заметания следов» — впечатляющими, а последствия, без преувеличения, — грандиозными, если не сказать чудовищными. Возможно, это событие заслуживает особого внимания в учебниках и на спецкурсах не только для историков, но и для будущих сотрудников госбезопасности. Хотя «кировская тема» была и осталась для власти крайне неудобной, «щекотливой». К тому же степень уничтожения нежелательных улик действительно столь велика, что целостную картину создать очень сложно. На каждый аргумент в расследовании дела об убийстве Кирова есть свой контраргумент, и они примерно уравновешивают друг друга.

 


Декабрь 1934 года. Сталин открывает заседание Политбюро:
— Товарищи, у нас большое несчастье. Враги рабочего класса убили пламенного революционера, настоящего большевика, горячо любимого товарища Кирова!
Глуховатый Калинин переспрашивает:
— Кого убили?
Сталин раздраженно:
— Горячо любимого товарища Кирова!
Калинин опять:
— Кого убили?
Сталин, окончательно выйдя из себя:
— «Кого-кого»… Кого надо, того и убили.
(Из устного народного творчества)
 

 

Что там, за поворотом?

С одной стороны, длинная череда случайностей и совпадений. Так, еще за час до гибели Киров не собирался приезжать 1 декабря в здание Ленсовета и обкома (бывший Смольный институт) и вдруг приехал (почему?). Охранник Михаил Борисов отстал от Кирова в коридорах Смольного. Не выяснено местоположение в момент убийства другого сотрудника НКВД, Николая Дурейко, ответственного за порядок на третьем этаже Смольного, — именно он, скорее всего, задержал Борисова неким разговором. Женщина, которую многие считают любовницей Кирова, оказалась близко (или даже совсем близко?) от места убийства. Допрос этой женщины, Мильды Драуле (супруги Леонида Николаева — убийцы Кирова), до 1933 года работавшей в обкоме партии, проходит первым, намного раньше, чем допросы всех остальных, включая мужа, продолжается два с половиной часа и запротоколирован на… одной странице, содержащей крайне мало информации. Место и обстоятельства убийства не задокументированы как следует (нет даже акта с места происшествия). Вещдоки, да и вообще всякая конкретика быстро исчезли из поля зрения, а их заменила идеологическая трескотня о «троцкистско-зиновьевских выродках». Тот же охранник Михаил Борисов погибает утром следующего дня при не менее загадочных обстоятельствах, незадолго до его допроса первыми лицами государства. ДТП, в котором (или под прикрытием которого) погиб Борисов, произошло в 10.45 утра, в оживленном месте, рядом с трамвайной остановкой, и — ни одного протокольно зафиксированного свидетеля. Любой следователь и оперативник, да и непрофессионал скажет, что такого числа случайностей быть не может…

Впрочем, тот же разговор Дурейко с Борисовым мог означать иное — оба были в курсе, скажем так, неофициального характера визита Кирова в собственный кабинет, а потому и не сопровождали его до дверей. То есть никто не отставал (хотя, согласно должностным обязанностям, произошло именно так), охранники просто, как уже было заведено, остались «за поворотом», то есть знали свое место.

Похоже, убийство Кирова сопровождалось той или иной порцией скандальных подробностей. Например, в 2004 году специалисты Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны РФ, изучив параметры выстрела, а также одежду Кирова, сделали вывод, что «в момент покушения Киров не находился в вертикальном положении». Или, добавим от себя, в Кирова стрелял не малорослый Николаев, а кто-то другой, сантиметров аж на 30—35 выше (то есть ростом за метр восемьдесят пять).

Согласно выводам экспертов-криминалистов Министерства обороны, пулевое отверстие на фуражке Кирова не соответствует  пулевому отверстию в его черепе, у них совершенно разная траектория. Головной убор был прострелен из нагана, который не принадлежал Николаеву, а пуля, в отличие от «николаевской», имела мельхиоровую оболочку. Видимо, в фуражку стреляли позже, чтобы придать убийству вертикальное (то есть пристойное) направление.

 


Заслуживает пристального внимания расстановка электриков (или «электриков») 1 декабря около 16.30 в коридорах третьего этажа Смольного. У них оказался на удивление полный, профессионально выстроенный обзор за всем происходящим — как до, так и после поворота к кабинету Кирова. В поле зрения одновременно находились и центральная лестница на третий этаж, и служебный подъезд, и приемные Кирова и Чудова (второго секретаря обкома), и все остальные кабинеты, включая архив и секретную часть. Кстати, вывести из кабинета Кирова кого-либо из предположительно находившихся там людей через служебный (секретарский) подъезд Смольного было при такой расстановке делом буквально нескольких секунд. А дать, как это и было сделано, убедительные, непротиворечивые, взаимно совпадающие, многочисленные показания о «нужной» картине убийства — вообще раз плюнуть.
 

 

На всякий случай

С другой стороны, подозрения и нестыковки практически невозможно превратить в доказательства. Сказалось  массированное, тотальное уничтожение всех, кто имел или даже предположительно мог иметь хоть отдаленное, малейшее отношение даже не к самому убийству и его расследованию, а даже… к знакомству с теми, кто мог иметь такое отношение, кто обвинялся в причастности. Например, были расстреляны все взрослые жильцы не только подъезда, но и всего многоквартирного дома, где жили Николаев и Драуле. На всякий случай…

Некоторые участники и свидетели драмы в Смольном словно растворились, безвестно канули в Лету без какой-либо информации на этот счет. Выселение же из Северной столицы «неблагонадежных» и «бывших» после убийства Кирова, то есть в рамках, по существу, «первого ленинградского дела» (второе будет после войны), сразу пошло на сотни, вскоре на тысячи, затем на десятки тысяч. Руководил операцией новый начальник Ленинградского управления НКВД, один из наиболее ретивых организаторов Большого террора Леонид Заковский.

Вообще, особенно после 4 декабря 1934 года, когда убийство в Смольном стали целенаправленно вести по «троцкистско-зиновьевскому следу», доверие к протоколам НКВД стремительно приближается к нулю, так как началась работа по уничтожению улик, мешающих выполнению сталинского указания. Да и в целом доверие к документам в таких обстоятельствах не может быть безусловным, а их отсутствие, напротив, порой ни о чем не говорит. Тем более что в случае, если это было заказное политическое убийство, то документов о его организации не было изначально — все распоряжения отдавались с глазу на глаз и в устной форме.

…А рядом был директор цирка

Отдельно отмечу явное противоречие в показаниях Николаева, утверждавшего, что основной и боковой коридоры третьего этажа были совершенно пусты, с большим объемом данных о наличии вблизи Кирова и Николаева — позади, рядом и впереди — большого числа (примерно десятка) людей. Одни в момент убийства обгоняли, другие шли навстречу, третьи закрывали-открывали двери… Без преувеличения, суетливое многолюдье вокруг жертвы, одним из участников которого был Николаев… Наиболее примечательна расстановка четверых — директора Ленинградского цирка и группы из трех работников хозяйственной части обкома (два электрика и кладовщик). Если бы не их заявленные, вполне мирные профессии, то перед нами опытные профессионалы, контролирующие из своих точек («в нужное время в нужном месте») по пересекающимся секторам, в пределах видимости друг друга, все направления, оба коридора, двери во все кабинеты, включая кабинет Кирова, второго секретаря обкома Чудова, а также секретной части. Кроме того, «группа электриков» находится буквально в шаге от служебного подъезда в Смольный, через который можно неприметно и быстро, буквально за несколько секунд, войти или выйти (или кого-то ввести-вывести). Можно и мгновенно вынести тело, скажем, из кабинета Кирова, изобразив, что убийство произошло в коридоре.

В момент выстрела директор цирка оказывается в нескольких метрах позади Кирова и Николаева, в пределах прямой видимости. Он же обозревает и второй, основной коридор на большом протяжении, каждую секунду видит, где находится Борисов. Электрики и кладовщик наблюдают сцену убийства тоже в упор, но спереди. А потом все четверо дают одни и те же, подтверждающие друг друга показания, ставшие основой официальной версии. Директор цирка, электрики и кладовщик… Или «Директор цирка», «Электрик-1», «Электрик-2» и «Кладовщик»? Подобных совпадений и случайностей, в таком количестве и концентрации, как уже сказано, не бывает — бывает тотальное заметание следов, после которого уже ничего не доказать, но и выводам следствия невозможно поверить.

 


Супругу Леонида Николаева, бывшую работницу обкома ВКП(б), начали допрашивать уже через десять минут (!) после убийства Кирова, причем недалеко от Смольного, в Ленинградском управлении НКВД, хотя, скажем, новое место ее работы (Ленинградское управление Наркомата тяжелой промышленности) было намного дальше. Где находилась Мильда Драуле в момент убийства? Где ее задержали? Почему допросили первой, намного раньше, чем всех остальных, включая Николаева? Почему допрос продолжался два с половиной часа (!), а его результатом стала одна (!) страничка протокола, к тому же не содержащая сколько-нибудь важных сведений? Да и не в самом ли Смольном был допрос, место которого потом изменили в протоколе?
 

 

«Киров запутался в связях»

Особого, пристального внимания по теме убийства Кирова заслуживают воспоминания одного из корифеев советской госбезопасности в эпоху Сталина генерал-лейтенанта Павла Судоплатова (1907—1996), под руководством и при участии которого был проведен ряд важнейших спецопераций, в том числе в годы Великой Отечественной войны. Обильное цитирование фрагментов из воспоминаний Судоплатова обусловлено тем, что лучше и точнее сказать о некоторых сторонах убийства Кирова едва ли возможно.

Генерал, в частности, сообщает: «От своей жены, которая в 1933—1935 годах работала в НКВД в секретном политическом отделе, занимавшемся вопросами идеологии и культуры (ее группа, в частности, курировала Большой театр и Ленинградский театр оперы и балета, впоследствии театр им. С.М.Кирова), я узнал, что Сергей Миронович очень любил женщин и у него было много любовниц как в Большом театре, так и в Ленинградском. (После убийства Кирова отдел НКВД подробно выяснял интимные отношения Сергея Мироновича с артистками.)»

И далее: «Сталин, а за ним Хрущев и Горбачев, исходя из своих собственных интересов и желая отвлечь внимание от очевидных провалов руководства страной, пытались сохранить репутацию Кирова как рыцаря без страха и упрека. Коммунистическая партия, требовавшая от своих членов безупречного поведения в личной жизни, не могла объявить во всеуслышание, что один из ее столпов, руководитель ленинградской партийной организации, в действительности запутался в связях с замужними женщинами… Я убежден: убийство Кирова было актом личной мести. Но обнародовать этот факт — означало нанести вред партии, являвшейся инструментом власти и примером высокой морали для советских людей. До сегодняшнего дня истину продолжают скрывать, и Киров остается символом святости для приверженцев старого режима… Высшие чины НКВД, особенно те, кто был осведомлен о личной жизни Кирова, знали: причина его убийства — ревность обманутого мужа. Но никто из них не осмеливался даже заговорить об этом, так как версию о заговоре против партии  выдвинул сам Сталин, и оспаривать ее было крайне опасно».

Однако Судоплатов, уверенно указывая на «амурный след» в убийстве Кирова, вполне мог не знать о роли НКВД, направлявшей руку убийцы. В 1934 году Павел Анатольевич был еще в невысокой должности и звании, да и, кроме того, работал на другом направлении — в зарубежной разведке. К тому же, по многочисленным свидетельствам, максимум, на что в те годы молодым сотрудникам удавалось разговорить старших товарищей по службе в «органах», был настоятельный совет не задавать впредь вопросов о «деле Кирова» и вообще держаться от этой темы подальше.

 


Николаев был психически неустойчивым, а потому имелся риск, что он выйдет из-под контроля. Но с другой стороны, риск оправданный: неуравновешенный человек, одержимый идеей – страшная сила, по существу маньяк. Он не ведает сомнений и преград. И потом: в случае провала кто же поверит «психу», что его направляли сотрудники НКВД…
 

 

Кто-то может посчитать утверждения Судоплатова очередными гроздьями «клюквы», которые давно и обильно развешаны вокруг убийства в Смольном. Однако уравновешенный, обстоятельный, с глубоким знанием профессии стиль изложения, отсутствие серьезных ляпов» в других главах мемуаров заставляют думать иначе. Более того, содержание воспоминаний аса советской разведки вызвали раздражение у ряда высокопоставленных представителей ФСБ и СВР, так как Судоплатов раскрыл некоторые из приемов работы наших спецслужб за рубежом, которые не потеряли актуальность и сегодня.

Примечательно и то, что ветеран госбезопасности, входивший в число организаторов убийства Троцкого, кураторов советских разведчиков в нацистском тылу, охотников за атомными секретами США в годы «холодной войны», несмотря на преклонный возраст, адекватно и самокритично оценивает свои настроения 1930-х годов, вовсе не пытаясь огульно славить НКВД: «Имя Кирова и память о нем были священны. В глазах народа Киров был идеалом твердого большевика, верного сталинца, и, конечно же, только враги могли убить такого человека. Я тогда ни на минуту не сомневался в необходимости охранять престиж правящей партии и не открывать подлинных фактов, касавшихся убийства Кирова. Мы, чекисты, официально назывались людьми, взявшими на себя роль чернорабочих революции, но все же при этом испытывали самые противоречивые чувства. В те дни я искренне верил – продолжаю верить и сейчас, — что Зиновьев, Каменев, Троцкий и Бухарин были подлинными врагами Сталина. В рамках той тоталитарной системы, частью которой они являлись. Борьба со Сталиным означала противостояние партийно-государственной системе советского государства. Рассматривая их как наших врагов, я не мог испытывать к ним никакого сочувствия. Вот почему мне казалось, что даже если обвинения, выдвинутые против них, и преувеличены, это, в сущности, мелочи. Будучи коммунистом-идеалистом, я слишком поздно осознал всю важность такого рода «мелочей» и с сожалением вижу, что был не прав».

Вычистить «под ноль»

Итак, налицо крайне подозрительные обстоятельства, причем в такой концентрации, что о полноценном убийце-одиночке (без, как минимум, помощи со стороны) говорить не приходится. Личный мотив (прежде всего, ревность, но не только она) у Николаева был, но если бы ему не открыли «зеленую улицу», не расчистили дорогу, сняв препятствия и снабдив необходимой информацией, да еще и не распалили бы воображение, то мотив так и не превратился бы в реальное действие — убийство.

Концы зачищены на несколько рядов. Поэтому превратить «подозрительные обстоятельства» в доказательства не удалось и, скорее всего, никогда не удастся. С другой стороны, как и всегда при зачистке, все же осталась  масса несоответствий, этих самых «подозрительных обстоятельств». То есть можно бесконечно спорить, отстаивая различные, порой противоположные версии, что, собственно, и происходит.

В конце 1934 года Сталин еще не контролировал органы госбезопасности на сто процентов. Но одновременно уже была сформирована группа (или, точнее, анклав) чекистов, готовых выполнить любые поручения. Убийство Кирова — важный эпизод укрепления этого анклава, перехода его на доминирующие, а затем на абсолютно господствующие позиции в НКВД.

В то же время, так как еще шел процесс замещения не вполне лояльных чекистов абсолютно лояльными, в деле Кирова столь много противоречий в действиях НКВД. Массовая переписка протоколов, смена акцентов и т. п. — как раз проявления этой борьбы. В конце концов, посвященные одолели непосвященных, ибо выполняли генеральную линию, а точнее — политический заказ.

 


Мильда получала относительно скромную зарплату, ее муж вообще подолгу оставался без работы. Тем не менее семья, в которой было двое детей, не бедствовала: хорошо, разнообразно питались и одевались, даже снимали частную дачу в Сестрорецке, что в те годы могли себе позволить очень немногие. А в 1932 году, когда большинство ленинградцев ютились в коммуналках, получили большую квартиру в новом доме. И это при том, что богатых родственников у супругов не было. Чья-то невидимая рука вела Мильду по жизни…
 

 

В ходе сокрытия следов преступления работа велась по двум основным направлениям — ликвидация «амурного следа» и ликвидация «сталинского участия». Тем не менее особенно учитывая молву, о которой знали в Кремле, наряду с репрессиями против неблагонадежных элементов в Северной столице, «сталинский след» активно реанимировали в 1937 году, придав ему, однако, форму заговора внутри НКВД во главе с Ягодой против Сталина и Кирова.

Версия Сталина была по-своему изящной. К тому же она претерпела определенную и неслучайную трансформацию, Сначала, в 1934—1935 годах — «зиновьевцы по заданию Троцкого и при содействии иностранных разведок». Затем, в 1936—1938-м — те же самые, но руками «врагов народа, пробравшихся в органы НКВД». Так «повар, готовящий острые блюда» преподнес коктейль из правды и лжи, отведя, прежде всего, подозрения от себя. Эта версия отвечала глухой «кухонной» молве о причастности НКВД к убийству Кирова, но дополнительно отделяла Сталина от преступления в Смольном: «Смотрите, я раскручиваю дело, а не замалчиваю его. Какие ко мне могут быть вопросы?». Кроме того, сталинская версия помогла организовать чистку НКВД от засевших там «врагов», а на самом деле — от не вполне благонадежных кадров. Им на смену приходят стопроцентно преданные «ежовцы», готовые выполнить любой не только приказ, но и намек Вождя. Их, в свою очередь, уберут, когда ретивость 1937—1938 годов станет дальше не нужна…

А вот «амурный след» был вычищен безоговорочно, «под ноль», так как бросал тень на моральный облик одного из лидеров партии («пал смертью храбрых на любовном фронте») и не давал дивидендов никому. В будущем не давал и Хрущеву, который пытался противопоставить «хорошего» Кирова «плохому» Сталину. Тем мне менее Киров на фоне развенчания Сталина, а затем и Ленина сохранил, подобно Дзержинскому, позитивный облик «рыцаря без страха и упрека». Критика в его адрес никогда, включая горбачевскую перестройку и 1990-е годы, не приветствовалась и тем более, не поощрялась государственным руководством.

Убийство Кирова было использовано для разворачивания массового террора. В этом смысле выстрел в Смольном стал спусковым крючком для куда более масштабной стрельбы. Но вот уж оппозиционеры к заговору против Кирова точно не причастны. Полностью деморализованные, ассоциируемые с крайне безвольными, пугливыми, мягкотелыми людьми — Львом Каменевым и особенно Григорием Зиновьевым, он были абсолютно не способны на решительные, тем более насильственные действия. Мало того, в отношении Сталина они и близко не смогли придерживаться мужественной, но единственно верной линии: «Не верь, не бойся, не проси».

 


Налицо крайне подозрительные обстоятельства преступления, причем в такой концентрации, что о полноценном убийце-одиночке (без, как минимум, помощи со стороны) говорить не приходится. Личный мотив (прежде всего, ревность, но не только она) у Николаева был, но если бы ему не открыли «зеленую улицу», не расчистили дорогу, сняв препятствия и снабдив необходимой информацией, да еще и не распалили бы воображение, то мотив так и не превратился бы в реальное действие — убийство.
 

 

Не числом, а умением

С большой долей вероятности можно утверждать, что Сергей Киров был убит в результате сложного заговора, инициированного Сталиным. Орудием сотрудников НКВД стал Леонид Николаев — невзрачный, обозленный неудачник и к тому же муж кировской любовницы Мильды Драуле.

Скорее всего, «по Кирову» работала сравнительно небольшая группа чекистов — как приехавших из Москвы в первой половине и в середине 1934 года, так и давно работавших в Ленинграде. Действовали они осторожно, чтобы не допустить провала, то есть не раскрыться перед «непосвященной» частью Ленинградского управления НКВД. Постепенно, шаг за шагом, они моделировали, а затем воплощали в реальность ситуацию убийства. Конечно, подопечный, ставший орудием для исполнения преступного замысла, попался не вполне управляемый, поэтому случались накладки — такие как задержание Николаева 15 октября недалеко от места жительства Кирова на улице Красных Зорь. Тогда у будущего убийцы нашли револьвер, однако своевременное вмешательство представителей «группы» привело к тому, что инцидент замяли.

Едва ли сотрудники НКВД работали с будущим убийцей напрямую. Но с определенного времени ему стала «как бы случайно» поступать обильная информация об отношениях его супруги с Кировым.  Делалось это в формах, способных вызвать у Николаева максимально негативные эмоции. В итоге к 1 декабря условия для решающей фазы операции, включая необходимые перемещения внутри Смольного, блокирование «непосвященных» сотрудников охраны, расстановку своих людей на ключевых местах в здании, были созданы. Иными словами, Кирова и Николаева умело вели навстречу другу к другу. Сделать это было непросто, если учесть, что такой техники, как, например, сотовая связь, тогда не было, да и обычные телефоны были далеко не на каждом шагу. И все-таки организаторы справились…

Почему был избран обходной путь? Во-первых, опять же Сталин в 1934 году еще не контролировал органы госбезопасности настолько, чтобы они выполнили любой его приказ. Отсюда опора только на отдельных сотрудников, причем лишь в том, чтобы они косвенными, завуалированными  действиями превратили любовный треугольник в смертельный. Тем более что, во-вторых, речь шла о ликвидации верного соратника Сталина, «нашего Мироныча», а не лидера или представителя оппозиции. Быть может, Зиновьева или Каменева сотрудники НКВД скрепя сердце убили бы напрямую, без суда и следствия, уже в 1934 году. Иное дело — Киров. Зато его убийство стало заветным ключиком к решению практически всех проблем во внутренней политике, как их понимал Сталин. Но об этом — в следующем номере газеты.

Юрий Пронин, «Байкальские вести»

На фото: Памятник Сергею Кирову в Санкт-Петербурге;

Сквер имени С.М.Кирова в Иркутске

Окончание следует.

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии